Олег Таругин - Товарищи офицеры. Смерть Гудериану!
Внезапно унтерштурмфюрер резко остановился, опустившись на одно колено, и поднял вверх руку с раскрытой ладонью. Разведчики слаженно выполнили молчаливый приказ, приняв стойку для стрельбы с колена, и ощетинились стволами, контролируя заросли по обе стороны едва заметной полоски притоптанной травы. Гауптшарфюрер мысленно ухмыльнулся: Кёхлер, конечно, редкостный зануда, требующий исполнения устава от сих до сих, но и отличный профессионал. На противника у него, что называется, нюх. Шульц уже почти год воюет под его началом и имел возможность убедиться. Если командир подал команду замереть, значит, противник от них как максимум в нескольких десятках метров. Что ж, прекрасно, вот и они. Сейчас повеселимся! В конце концов, приказа брать пленных у них не было, кроме, разумеется, сына усатого кремлевского вождя. С остальными допускалось поступить именно так, как и советовал рейхсфюрер СС.
Хищно изогнув в неком подобии улыбки кончики рта, Отто бесшумно вывел затворную рукоятку из фигурного выреза ствольной коробки, снимая верное оружие с предохранителя. Пусть он не любил лес, но обожал огневой контакт. Да, он уже давно признался самому себе, что ему нравится убивать. Нет, не мучить пленных или добивать раненых – хотя среди его камрадов и встречались любители подобных развлечений, – а именно убивать в бою. Он любил это сладко сосущее под ложечкой ощущение полной свободы и абсолютного единения с оружием, когда подстегнутое адреналиновой волной сознание фиксирует малейшие детали скоротечного боя. Когда видишь, как твоя – именно твоя! – пуля пробивает противнику голову, выплескивая из затылка небольшой алый фонтанчик; когда твой штык входит ему в живот и ты проворачиваешь неподатливое лезвие, ощущая, как внутри что-то лопается; когда ты швыряешь в блиндаж гранату и, дождавшись разрыва, врываешься вершителем судеб в затянутую дымом, пахнущую сгоревшей взрывчаткой и свежей кровью полутьму, длинной очередью зачищая помещение; когда…
Нет, с точки зрения психиатрии гауптшарфюрер Отто Шульц пока еще не был классическим маньяком, получающим удовольствие от убийств, но определенные наклонности к этому у него имелись. И после войны он вполне мог не суметь сдержать то, что таилось внутри, и превратиться в очередное серийное чудовище, о котором писали бы в разделе криминальной хроники все городские газеты.
Но ему повезло. Вошедшая точно в середину лба, чуть пониже среза затянутой камуфляжным чехлом каски, русская винтовочная пуля навсегда избавила его от подобного мрачного и бесславного будущего. И последний в его жизни алый фонтанчик с частицами размозженной ударом пули мозговой ткани вспух как раз позади его собственного затылка…
…К исходу третьего часа поручик все же разрешил десятиминутный привал, предоставив ослабевшим раненым возможность хоть немного передохнуть и перевести дыхание. Яков держался молодцом, впрочем, даже не подозревая, что это не только и не столько его заслуга. Вот именно: с брошкой я таки придумал, причем так, что и объяснять ничего не пришлось. Все оказалось достаточно просто: поручик – с моей подачи, разумеется, – на правах командира отряда вежливо, но настойчиво предложил ему поменяться гимнастерками с одним из рядовых. Типа из соображений безопасности, ведь в первую очередь немцы будут охотиться именно за командирами.
Спорить все еще подавленный событиями последних дней старший лейтенант не стал. Как и проверять, что находится в нагрудном кармане помимо солдатской книжки и парочки затертых по углам писем. Одним словом, потопал Яков Иосифович наравне со всеми, даже не догадываясь, что при этом проходит курс лечения. Между прочим, довольно-таки интенсивный – гематома на лице побледнела уже через полчаса, а вскоре и вовсе исчезла. Хорошо хоть чесаться лицо не стало, как раненый бок у поручика. Первое время я старался держаться поближе, оценивая результат, и в итоге пришел к выводу, что зеркала ему лучше пока не давать, дабы избежать лишних вопросов. Через час старлей уже пер вперед в числе первой пятерки бойцов, даже помогал ослабевшим тащить оружие или боеприпасы.
Вот тебе и брошка – выходит, не только под одного Гурского она «заточена»… Гм, так это что же получается: если артефакт не только раны лечить способен, но и усиливать общую выносливость организма, значит… ха, так вот отчего Николай Павлович у нас такой бодрый да удачливый! Всего один раз мне брошку отдал – и сразу пулю в бок получил. А я ведь в прошлый наш разговор насчет удачливости поручика просто пошутил… Кстати, я еще тогда, помнится, подумал, не исполняет ли она некую заданную программу, исподволь подталкивая нас к тем или иным действиям. В тот раз мне это показалось научно-фантастическим бредом, а сейчас? Сейчас – нет. Уж больно нам везет, словно кто-то и взаправду делает все, чтобы мы оказались в нужном месте в нужное время.
Последняя мысль мне не особенно понравилась: неприятно ощущать себя марионеткой, управляемой неведомым кукловодом. С другой стороны, все, что мы делали, мы делали исключительно по собственной инициативе, а вовсе не по команде неких звучащих в голове голосов. Разве кто-то заставлял нас нападать на немецкую батарею и освобождать пленных? Разумеется, нет, мы вполне могли бы и мимо пройти. Но как бросить в беде своих? Или освобождение Якова, столь печально закончившееся для «быстроногого Хайнца», – нас опять же никто ни к чему не принуждал. Так что нам, скорее, радоваться нужно наличию столь могущественного покровителя.
Короче говоря – если искать подходящие аналогии, – все происходит словно в любимом романе моего детства, «Таинственном острове» Жюль Верна. Капитан Немо тайно покровительствовал колонистам, приходя на помощь лишь тогда, когда их собственных сил и возможностей не хватало для решения проблемы. Вот и в нашем случае все в некотором роде происходит приблизительно так: сначала нас «десантировали» в нужное время и в необходимой точке пространства, а затем ненавязчиво «подталкивали» в нужном направлении, оставляя тем не менее полную свободу выбора и действий. Дневник погибшего оберста рассказал о готовящемся пленении Якова, старшина Феклистов – о местоположении его батареи и о том, что ее, скорее всего, уже захватили, наш с поручиком ночной разведрейд – о маршруте передвижения некой «большой шишки». Остальное – дело техники и немного удачи. Брошка, каким бы мощным артефактом ни была, пули отклонять не умеет и влиять на сознание двух десятков человек – тоже. Так что остальное мы сделали сами…
Несколько успокоенный подобными мыслями, я поддернул на плече автоматный ремень и двинулся в голову колонны, намереваясь поделиться с поручиком своими мыслями…
…Пользуясь короткой остановкой, Гурский сосредоточенно изучал карту, присев на замшелый ствол поваленного бурей гнилого дерева. Опустившись рядом, я вытянул гудящие ноги – а ведь прошли-то всего ничего, от силы километров десять! Правда, перли через самые непроходимые и глухие места, стремясь выйти к фронту в том районе, где он – согласно трофейной карте – наиболее близко подходил к лесному массиву. Брошку, что ли, на часок одолжить? В качестве подзарядки, блин? Буду, как тот кролик из рекламы батареек. Мысленно усмехнувшись, я осведомился:
– И что пишут, товарищ самый старший лейтенант? Надеюсь, новости хорошие?
– Не слишком, Виталик, – не поддержал шутку тот. – Вот смотри. Вариант выходить через более-менее обитаемые места, где много дорог, полагаю, отбросим? Возможно, противник и не ждет от нас подобного, но транспорт нам все одно не захватить.
– Даже не смешно. Ну, в смысле, конечно, отбросим. Давай сразу план «Б».
– Снова неологизм? – поморщился Гурский. – Впрочем, какая разница. Тогда нам вот сюда, на юго-восток. – Он ткнул пальцем в район, сплошь покрытый лесом. – Крюк, конечно, приличный выходит, в сумме идти километров тридцать, да еще и реку форсировать, зато выйти мы должны в расположение одной из частей отступающего 7-го мехкорпуса. Если, конечно, диспозиция к этому времени не изменится, что тоже более чем вероятно. Проблема в том, что часть пути придется идти через болота. Судя по условным знакам, вполне проходимые, но это по карте, сам понимаешь. Если зима была снежной, а весна дождливой, можем и не пройти. Вот я и сижу думаю…
– Ладно, думай, а я пойду проверю, как там наш Яша. Кстати, заметил, что у него синяк сошел?
– Заметил, – кивнул поручик, оторвавшись от карты. – Значит, брошь?
– Угу, она самая. Так что артефакт твой самого, так сказать, широкого профиля. Иными словами, действует по принципу: кто раньше встал, того и тапки.
– Витали-и-й! – простонал Гурский, убедившись, впрочем, что нас никто не слышит. – Говори нормальным русским языком, душевно прошу!
– Извини. Я в том смысле, что брошка помогает любому, с кем находится в контакте. И чем ближе она к телу, тем лучше. Полагаю, пора ее обратно забрать, он и так вроде вполне бодрый.
