Ревизор: возвращение в СССР 16 (СИ) - Винтеркей Серж
Вскоре мы были у отца. Кира хлопотала на кухне. Все после работы. Отец только детей из садика привёл. Прошка носился по квартире нарядный, в чёрных шортах, белой рубашке с чёрной бабочкой вместо галстука и белых гольфах.
Поздравили его, и жена сразу скрылась на кухне. А мы с отцом принесли и разложили в большой комнате стол-книгу и застелили его заранее приготовленной скатертью.
Расселись вокруг и тут же дети оказались у нас на коленях. Мне тоже очень нравилось в детстве слушать взрослые разговоры.
— Фирдаус защитился сегодня на отлично, — сообщил я.
— А я почему-то так и думал, — улыбнулся отец. — Он способный парень.
Не стал говорить, что диплом вместе с ним писал, к чему? Улыбнулся и всё.
— Я тоже способный! — заявил Прошка, повернувшись к отцу лицом. — Мне Елена Владимировна сказала.
— Это воспитательница наша, — пояснил отец и чмокнул сына в макушку. — Вы у меня все способные, — с гордостью добавил он.
— Я в школу пойду осенью, — опять заявил малый.
— Тебе же только шесть лет, — возразил я, решив, что сейчас самое время поговорить серьёзно с братишкой.
Москва. Камвольная фабрика на Яузе.
Второй день Костя пытался общаться с Женей как ни в чём ни бывало, чтобы выбрать момент и вытянуть её на откровенный разговор, как посоветовал Павел. Прогресс был. Она уже начала отвечать «да» или «нет» и говорить «спасибо», когда он помогал ей слезть или забраться на леса.
В конце дня он предложил ей проводить её, надеясь, что все же получится поговорить. Это обязательно надо сделать, — думал он. — До свадьбы осталось два дня. Однокурсники так ждали этой свадьбы, готовились, а сейчас косятся на них с недоумёнными взглядами. И Косте эти взгляды были неприятны. В некоторых он отчетливо улавливал, что сокурсники его жалеют… Как-то не так он хотел бы, чтобы они относились к нему и его невесте, но и злиться на них оснований не было — Женька вела себя откровенно странно…
Женя сама кое-как переоделась в чистое по окончании рабочего дня, в перчатках застёгивать мелкие пуговички на блузке было очень неудобно и ладони опять горели. Когда она вышла из раздевалки, Костя растерянно уставился на неё, она проследила за его взглядом и простонала. Петли и пуговицы на блузке не совпадали и сдвинулись на одну.
Видя, как она с несчастным видом начала ковыряться в перчатках, расстёгивая их, он начал помогать и быстро исправил ситуацию. Его охватило незнакомое до этого чувство, ему захотелось защитить её, укрыть, спрятать, оградить. Моё! — вдруг почувствовал он и уверенно одной рукой взял её за плечи, а второй забрал у неё сумку с рабочими вещами.
Женя не стала возражать. Он смотрел вокруг на всех таким уверенным взглядом, что она почувствовала, он её в обиду не даст.
Он попрощался со всеми, она, глядя на него, тоже всем кивнула, и они первыми ушли с фабрики. Шли до трамвая вдоль реки. Надо обязательно поговорить, понимал Костя. Не факт, что до свадьбы выпадет такой же удачный шанс.
— Жень, что случилось? — наконец решился и спросил он.
— Ничего, — буркнула она.
— Но я же вижу, — остановился он. — Ты обиделась на меня за что-то?
— Нет, — впервые взглянула она ему в глаза.
— Тогда, в чём дело?
— Я не знаю, — на лице её отразилось страдание. После чего совершенно непоследовательно заявила. — Я не хочу замуж!
— Здрасте, — растерянно смотрел на неё Костя. — Но почему?
— Потому!
— Зря ты так, — расстроенно проговорил Костя. — Семья — это хорошо. Посмотри на нашего свидетеля и его жену. Я смотрю на них и мне так завидно…
— Кому ты завидуешь⁈ — потрясённо уставилась на него Женя. — Этому мерзавцу⁈ — она резко отвернулась. — Правильно я не хочу замуж. Вы все такие!
— Да какие? Жень! Ты чего?
— Того! — начала плакать она. — У него жена беременная, а он с другими встречается.
— Как? — теперь уже Костя потрясённо уставился на невесту. — Не может быть.
— Может!
— Так, — растерянно проговорил Костя. — Так, так, так… Ну и дела…
Он испытал настоящее потрясение. Павел был его идеалом, образцом для подражания. А что теперь? Он машинально обнял Женьку и прижал к себе. Она не вырывалась. Он начал поглаживать её по плечу больше, чтоб самому успокоиться. Вспомнилась рассудительность Паши, взгляд, которым он смотрел на жену.
— Нет, ерунда какая-то, — наконец проговорил он. — С чего ты это взяла?
И тут Женю, наконец, прорвало, и она рассказала ему всё, как есть, испытав при этом невероятное облегчение. До этого она только с матерью могла поговорить об этом. Разговаривать ни с Ритой, ни, тем более, с женой свидетеля она не могла найти в себе сил.
— Так. Понятно, — заулыбался вдруг Костя и повернулся в сторону фабрики, из проходной которой выходила толпа усталых, но довольных студентов.
— Что тебе понятно? — потрясенная его улыбкой по такому поводу, Женька обиделась и попыталась вырываться, но он ее удержал.
— Погоди, дай мне пару минут, и я тебе все объясню. Это недоразумение. Да куда ты рвешься! Или тебе не интересно?
— Да что тут можно объяснить? — возмутилась Женька, но все же решила шанс Косте дать. Надоело ей злиться. Появилась надежда на то, что Костя все же может что-то ей объяснить…
Дождавшись, когда толпа поравняется с ними, счастливо улыбающийся Костя, всё ещё прижимающий к себе Женю, сделал, вдруг, строгое лицо.
— Ираклий! — позвал он. — Ты нашу свидетельницу, Риту, охмурил?
— Я не охмурял! — тут же серьёзно ответил Ираклий, выходя вперёд. — Я, может, любовь свою встретил!
Женя всё поняла и спрятала лицо на груди Кости от стыда.
— А что ж ты не сказал-то, что ты не свидетель? — улыбаясь, спросил Костян. — Тут такой шухер из-за тебя.
— Да не спрашивали меня. Спросили, я от невесты пришел, я подтвердил, — растерянно пояснил Ираклий. — А что случилось?
— Да ничего, — улыбаясь, ответил Костя. — Просто, кое-кто решил, что наша свидетельница с женатым человеком стала встречаться. С моим лучшим другом.
— С кем? — всё ещё не понимал Ираклий ситуацию.
— Ну, с кем, как сам думаешь? С Пашей Ивлевым.
Народ загалдел, стали смеяться и подначивать Ираклия. Ситуация прояснилась и стала всем понятна. На Женьку, смущающуюся и прижимающуюся к жениху, все смотрели с иронией и сочувствием.
— Ну, я не знаю, как так получилось, — виновато проговорил Ираклий, подходя к ним. — Ерунда какая-то.
— Не ерунда, а недоразумение, — провозгласил Булатов. — Главное, что всё прояснилось. Всё. Концерт окончен. По домам! Завтра чтоб все были вовремя!
Братишка выслушал меня с серьёзным видом, периодически поглядывая на отца. Батя же, заметив это, с серьёзным видом сказал:
— Я согласен с Пашей. Быть самым маленьким в классе так себе удовольствие. Хорошо подумай, Прохор, надо ли тебе это.
Галия расставила перед нами тарелки, разложила приборы, расставила бокалы, принесла нарезки и салатик. Дома бы я ей помог, но тут отец не дал мне подорваться с места и прийти ей на помощь. Нажал на плечи со словами:
— Да сиди ты спокойно! Ничего тяжелого она таскать не будет! А двигаться ей полезно!
— Сегодня у нас праздничный ужин, — внесла Кира вслед за Галией большое блюдо с запеченной курицей и отварной картошкой. — Сынок, это всё в честь твоего дня рождения.
Батя принёс бутылочку вина и бутылку лимонада детям. Мы расселись вокруг стола и по-взрослому поздравляли Прошку, говорили тосты-пожелания. Он с серьёзным видом слушал нас, как будто резко повзрослев.
Но вскоре ему надоело быть взрослым, и они с братом вылезли из-за стола и принялись шалить, как и положено детям в их возрасте.
Тут мне пришла в голову мысль, как окончательно убедить брата подождать со школой ещё год.
— Вам как-нибудь в выходные надо поиграть в школу, — предложил я. — Прямо, как по-настоящему: четыре урока по сорок пять минут. Первая перемена десять минут, вторая пятнадцать и ещё одна десять, — подмигнул я Кире и бате. — И на следующий день повторить. Да, Прош? Как в настоящей школе дети учатся всю неделю, каждый день.