Джонатан Филипс - Четвертый крестовый поход
Пытались ли венецианцы добиться выгод за чужой счет — или изобретательно нашли способ продолжения крестового похода? Ответом, вероятно, являются оба варианта — хотя, когда кампания уже началась, большинству крестоносцев с трудом удалось смириться с таким сочетанием.
Руководители крестового похода обсудили предложение и, по информации Робера де Клари, из страха перед негативной реакцией войска решили не открывать план похода на Зару рядовым крестоносцам. Они просто объявили о том, что выплата долга венецианцам откладывается и будет продолжена «из первой добычи, которую вы получите», так что экспедиция наконец готова к выступлению.[251] Все были обрадованы и, торжественно запалив факелы, обошли вокруг лагеря, неся их на концах копий, не скрывая радости.
Описывая решение отправиться в Зару, Виллардуэн сообщает о некоем изначальном расхождении во взглядах. Часть руководства потребовала роспуска армии, но этот: раскол был быстро преодолен, и соглашение о походе на Зару было достигнуто довольно легко.[252]Когда же план нападения на город стал известен, он вызвал серьезный разлад в среде крестоносцев и продемонстрировал открытое неповиновение папству.
Город Зара был богатым и независимым торговым центром, обреченным существовать в экономической тени Венеции. Автор «Деяний епископа Альберштадтского» описывал его так: «Зара, разумеется, чрезвычайно богатый город… он расположен у моря. Он надлежащим образом укреплен прекрасными стенами и удивительно высокими башнями».[253]
Много раз в течение XII века город пытался выйти из-под влияния могущественного северного соседа. Периодически находясь под владычеством Венеции, купцы Зары получали в ней те же привилегии, что и местные торговцы. Однако дозорные галеры гарантировали, что Зара направляет товары через Венецию, а не занимается свободной торговлей с другими портами, так что все налоги оказывались в казне дожей. Кроме того, Зара была важна как поставщик значительной доли древесины, столь необходимой при создании венецианского флота. Леса Далмации служили источником первоклассного дуба — по контрасту с крайней нехваткой к этому времени подобного материала в регионе Венето. Однако в 1181 году жители Зары освободились от власти Венеции, а шестью годами позже заключили соглашение с венгерским королем Белой III (1173–1196 годы правления), перейдя под его покровительство. Три венецианских нападения на город потерпели неудачу. И вот в 1202 году дожу представилась невероятно заманчивая возможность сокрушить мятежного соседа и подавить возможный источник беспорядков на время его отсутствия для участия в крестовом походе.
Примерно в то же время, когда было выдвинуто предложение, дож еще крепче связал себя с движением крестоносцев — по иронии судьбы, как раз в тот момент, когда собирался напасть на христианский город. Он созвал в собор святого Марка самых выдающихся горожан Венеции и руководство крестового похода. Там перед началом мессы он поднялся на ступени кафедры и, встав под огромным центральным куполом, обратился к собравшимся.
Вплоть до этого момента Дандоло был коммерческим подрядчиком, ответственным за транспортировку крестоносцев и действующим исключительно в качестве бизнесмена. Однако в плане общественного и религиозного положения он стремился к большему. Отец, дед и дядя Дандоло принимали участие в крестовом походе 1122–1124 годов, а теперь и он, вместе с французской знатью, потомственными крестоносцами, желал вступить в ряды воинов Христовых. Дож осознавал свои физические немощи, которые могли оказаться преградой для любого человека его возраста и состояния здоровья. «Я стар, слаб и нуждаюсь в отдыхе, и здоровье мое пошатнулось», — сказал он, но все же просил, чтобы ему было дозволено принять крест, чтобы «защищать и направлять» венецианцев.[254] Собравшиеся криками выказали свое одобрение: «Просим тебя ради Христова имени принять крест».
Здесь имелся и практический политический аспект: Энрико удостоверился в том, что горожане одобрили выбор его сына Ренье в качестве регента, что утверждало династию Дандоло у власти во втором поколении. Получив гарантии преемственности правления — и, разумеется, положения собственной семьи — старик дал свести себя с кафедры к высокому алтарю под восточным куполом собора. Там он опустился на колени и, прежде чем передать стоящему рядом священнослужителю свой полотняный головной убор, разразился слезами. Возможно, в знак признания его статуса было допущено отклонение от традиций, и крест был прикреплен к головному убору, а не к плечу.
Дандоло хотел, чтобы все видели в нем крестоносца — а это, в свою очередь, вдохновило многих горожан также присоединиться к движению. Такое духовное обязательство теснее сплотило итальянцев и французов и помогло укрепить общность целей, что в течение нескольких последующих лет придавало силы крестовому походу. Виллардуэн отмечал: «Глубоко тронутые, наши [люди] с радостью смотрели на то, как дож принимает крест, весьма проникшись уважением к отваге и мудрости этого достойного старца».[255] Тем крестоносцам, кто сомневался в искренности намерений венецианцев, был предъявлено убедительное доказательство его религиозных устремлений.
Между тем многие крестоносцы еще должны были примириться с перспективой кампании в Заре, и чем больше он думали о ней, тем меньше нравилось им подобное решений. Случай нападения крестового воинства на христианские земли не был чем-то новым. В 1107–1108 годах Боэмунд Антиохийский при поддержке папы римского Пасхалия II организовал экспедицию против греков[256]. Сравнительно недавно (в 1191 году) Ричард Львиное Сердце захватил Кипр у Исаака Дуки Комнина, отступника из византийской династии, что не вызвало на Западе особого беспокойства. Основным различием между этими событиями и венецианским планом было то, что Зара была городом католическим. Осада города, подчиненного крестоносцу (в данном случае — королю Эмико Венгерскому), означала нарушение папского обещания охранять собственность принявших крест. Следовательно, для нападающих возникала перспектива отлучения от церкви. Судя по всему, информация о намеченной цели просочилась в войска, что вызвало недовольный ропот.
Но на данном этапе неприязнь еще клокотала под поверхностью и не помешала окончательным приготовлениям к отплытию. Лошади крестоносцев были заведены в стойла под палубами, а двери законопачены. Виллардуэн отмечает, что на корабли было погружено более трехсот осадных машин, а также оснащение и материал для создания башен и лестниц. Это может служить дополнительным доказательством того, что венецианцы тщательно готовили флот для вторжения в Египет и штурма Александрии. Наконец в начале октября огромный венецианский флот вышел в море — крестовый поход действительно отправился в путь. После долгих обессиливающих месяцев на Лидо настоящая деятельность насытила священное воинство новой энергией.
Рассказы свидетелей убеждают, что представившееся зрелище отплывшего флота было великолепным и ярким — движущийся калейдоскоп узоров. Путь флоту прокладывала багряная галера Дандоло, на которой под парчовым навесом укрывался сам дож. Рядом с ним стояло четверо трубачей, а над галерой развевался стяг святого Марка с изображением крылатого льва. С остальных судов несся непрестанный барабанный бой. У каждого из знатных крестоносцев был собственный корабль, Балдуин, Людовик, Гуго, Жоффруа, Мартин де Пайри, Конрад Альберштадтский стояли на надстройках, окруженные своими людьми. Каждый нес знак креста: традиционно красного цвета у французов, зеленого — у фламандцев. Свои ярко украшенные фамильными цветами щиты рыцари развесили по бортам кораблей, а знамена привязали к верхушкам мачт. Слепящая глаза сумятица флагов и вымпелов трепетала под осенним бризом.
Робер де Клари сообщил, что при отправлении звучала сотня пар серебряных и медных труб, и он был поражен грохотом больших и маленьких барабанов и прочих инструментов. Их шум привел в возбуждение крестоносцев, множество ярких красок и военной атрибутики воодушевили всех, вселив твердую уверенность в победе и заставив предвкушать битву. Пилигримы (по описанию Робера) обратились к священникам с просьбой подняться на носовые башни, дружно подхватив гимн «Veni creator spiritus», который традиционно ассоциировался с крестовыми походами. Текст песни начинался словами «Прииди, Дух Святой, вдохнови наши души и зажги в нас божественное пламя».[257]Никто не мог сдержать слез, поняв, что великое событие уже происходит. Медленно скользили корабли от раскинувшегося на островах города, служившего им приютом несколько прошедших месяцев, направляясь в Адриатическое море. Священная война началась.
