Виктор Юнак - СМЕРШ идет по следу. Спасти Сталина!
Таврин кивнул, налегая на баварские колбаски.
– Меня должны были выбросить из Минска, но вот, перевели сюда, – сказал он.
Между тем Краус продолжал:
– Если сейчас не хватает транспортных самолетов, то, видимо, скоро не хватит людей для выброски.
Тут уже все сидящие за столом переглянулись и затем дружно посмотрели на майора.
– Это почему же? – спросил Филистинский.
– Скажу вам по секрету, – произнес Краус, – что германская разведка намерена изменить свою тактику. Если до последнего времени выбрасывались мелкие группы по 3–4 человека, которые в лучшем случае могли повредить рельсы и на некоторое время вывести из строя какой-нибудь железнодорожный перегон. Такая тактика, как мы убедились, не оправдывает себя. Мы теперь намечаем выброску крупных групп для диверсионных целей. Такая многочисленная группа в областном или районном центре сумеет перебить местное руководство и совершить крупную диверсию.
Филистинский, Таврин и еще несколько агентов даже жевать перестали от такого откровения Крауса.
– И что, скоро такие группы будут созданы? – поинтересовался Таврин.
– А они уже созданы. И командиры трех таких групп находятся среди вас, господа.
Все вновь устремили удивленные взгляды на майора, а тот как ни в чем не бывало продолжал:
– Вот, господа, познакомьтесь. Прошу любить и жаловать. Георгий Кравец, – Краус жестом указал на сидевшего почти рядом с Тавриным человека, тот в ответ чуть приподнялся со своего места. – Господин Кравец – сын генерала царской армии, бывший летчик гражданского воздушного флота СССР. В 1933 году перелетел на самолете в Латвию. После этого длительное время проживал в Германии. С начала войны активно используется нами в разведывательных органах на Восточном фронте. Его группа, численностью более ста человек, подготавливается к выброске с задачей совершения крупных диверсионных актов в оборонной промышленности города Молотова на Урале.
Имя Молотова с 1940 по 1957 год носил город Пермь.
– Рядом с господином Кравецом сидит лихой казак Кин, руководитель второй группы, а напротив него – бывший преподаватель истории ленинградского института Рудченко, который перешел к нам из ленинградского ополчения. Эти три группы будут переброшены в районы Волги и Камы с целью проведения диверсий, взрыва мостов через эти реки с тем, чтобы парализовать хотя бы на некоторое время связь Европейской России с азиатской частью, где сейчас сосредоточена вся промышленность большевиков. Наконец, командир самой крупной группы в составе более двухсот человек, бывший капитан Красной Армии Мартыновский. Его группа будет заброшена в район Астрахани. Господа, обратите внимание – господин Мартынович награжден тремя Железными крестами за активную борьбу с русскими партизанами. Действия диверсионных групп должны осуществляться под видом вооруженных формирований Красной Армии. Общее же руководство этими группами будет осуществлять бывший полковник Красной Армии Леман, из фольксдойче, живший до войны в Поволжье и отлично знающий эти места.
Лемана лично знал и Таврин – в Зандбергском лагере, когда там находился Таврин, он возглавлял «особую команду» германских разведчиков.
– Но, в таком случае, господин Краус, я выбиваюсь из вашей новой тактики, – заговорил Таврин. – Не поэтому ли и моя переброска задерживается?
– О, нет, господин Таврин! – успокоил его Краус. – С вами совсем другая история и задание совсем другого рода. Если все сложится, то, возможно, именно вы, а не все остальные, здесь присутствующие, сыграете самую значительную и замечательную роль в этой войне.
– Ну что же, тогда я предлагаю тост за общий успех нашего дела! – Таврин поднял бокал, наполненный шампанским.
– Отличный тост! – кивнул Краус.
– Хайль Гитлер! – выкрикнуло все застолье.
Домой Таврин вернулся после этого ужина в весьма скверном настроении. Его расстроили слова Крауса, и он стал уже подумывать о том, что по отношению к нему изменилась политика «Цеппелина». Шилова сразу же заметила состояние мужа и, помогая ему снять туфли, поинтересовалась:
– Что с тобой, Петя?
– От этих немцев не знаешь, чего дождешься раньше – самолета или пули, – со злостью выпалил он.
2
Июнь 1944 года. Окраина Берлина, кабаре-кафе фрау Зайферт.
Звучит веселая музыка. На сцене танцует кордебалет. Небольшой, но уютный зал забит до отказа. Фрау Зайферт сидит за столом перед сценой. Рядом с ней тот самый подполковник люфтваффе Гельмут Эмиль Фирус в изрядном подпитии. Он смотрит на хозяйку кабаре сквозь богемское стекло бокала.
– Знали бы вы, милая фрау Зайферт, как я сейчас завидую вам и всем этим веселящимся воякам, заполонившим ваше кафе.
– Полноте, подполковник! Кому вы завидуете? Майорам, капитанам да юным лейтенантикам, которые как следует даже пороха еще не понюхали? Они и каблука вашего сапога не достойны. Кто вы – получивший лично из рук Германа Геринга Рыцарский крест с дубовыми листьями! И кто они – видевшие подобную награду разве что на вашей груди во время торжественных маршей.
– Ах, фрау Зайферт! И где же, в таком случае, высшая справедливость на свете? Я, кавалер Рыцарского креста, должен лететь с особо важным заданием на Восточный фронт, рискуя собственной жизнью, а они, как вы их метко назвали, не нюхавшие пороху лейтенантики, остаются в Берлине и отводят душу в вашем великолепном заведеньице.
Подполковник поднял наполненный до краев бокал и, махнув от отчаяния рукой, залпом выпил до дна, только крякнув в конце.
– Ну, не расстраивайтесь, подполковник. Зато наверняка после возвращения с такого важного задания вы станете полковником, а рейхсмаршал с удовольствием прицепит на вашу грудь еще одну награду.
Подполковник светлеет лицом и улыбается, берет руку хозяйки кафе, сначала целует ее, затем прижимает к своей груди и начинает говорить заплетающимся языком:
– Как приятно иметь рядом с собой такую очаровательную поклонницу, – снова целует руку фрау Зайферт. – Я хочу выпить с вами за вас, моя дорогая фрау Зайферт.
Фрау щелкает пальцем. Тотчас же к ее столику скорым шагом подошел официант и начал наполнять оба бокала вином, затем унес пустые тарелки и удалился. Фрау Зайферт подняла свой бокал.
– А я хочу выпить за ваше счастливое возвращение с Восточного фронта, Гельмут. Кстати, задание действительно очень опасное?
– Да пустое! Нужно наших диверсантов закинуть в тыл к русским. Прозит!
– Ваше здоровье!
Они чокаются, и подполковник снова залпом выпивает вино, а фрау Зайферт едва пригубила свой бокал. В этот момент кордебалет закончил свой танец, но остался на сцене. Тут же вышли на сцену две певички и конферансье, в руках у которого микрофон. Конферансье постоял немного, дожидаясь конца аплодисментов, после чего подошел к краю сцены.
– Дамы и господа, минуточку внимания!
Зал тут же затих в тревожном ожидании. Подполковник люфтваффе, заклевавший было носом, тут же встрепенулся и повернулся лицом к сцене.
– У меня есть для вас очень важное сообщение, – конферансье был настоящим профессионалом и умел, где надо, держать паузу.
Тишина в зале стала еще более тревожной.
– Сегодня у нашей очаровательной хозяйки большой праздник – день рождения. Фрау Зайферт, я прошу вас выйти на сцену. Артисты нашего кабаре приготовили для вас небольшой сюрприз.
Зал тут же облегченно вздохнул и разразился бурными аплодисментами и здравицами в адрес фрау Зайферт. Не ожидавшая этого фрау Зайферт поднялась, прижав руки к груди, и стала кланяться во все стороны. Затем, учащенно дыша от возбуждения, она поднялась на сцену в сопровождении державшего ее под руку спустившегося в зал конферансье. Но не успел конферансье произнести ни одного слова, как из зала на сцену выскочил губастый и круглолицый лейтенант СС Вилли, держа в руках красивую коробку, перевязанную алой лентой. Он вырвал из рук конферансье микрофон.
– Дамы и господа! Я чувствовал, что сегодня у фрау Зайферт необычный день, и прихватил с собой по такому поводу вот этот роскошный набор французских духов, – Вилли поднял над головой коробку, – который и хочу вручить хозяйке кабаре от имени всех ее гостей и посетителей этого уютного заведения.
Из зала и со сцены послышались аплодисменты и крики «Браво!». Под этот шум Вилли вручил фрау Зайферт подарок и тут же жарко облобызал ее. Фрау Зайферт была тронута до слез. Началось веселье, не свойственное такому суровому времени.
* * *Только глубокой ночью разошлись последние посетители. Хозяйка уже начала нервничать. Даже отправила по домам барменов и уборщиц, не дав тем завершить все свои дела.
– Завтра, завтра приберете! Я хочу остаться одна.
