Кеннет Макси - Вторжение, которого не было
14 июля, Черчилль выступил с обращением к народу. Речь его вызвала новый подъем национального духа.
Премьер использовал самые возвышенные выражения и обороты. Звучали такие слова, как национальный долг, дело свободы, славные традиции прошлого. “Армия и флот, — говорил Черчилль, — ведут героическую борьбу с захватчиками. Страшные беды и страдания обрушились на ни в чем не повинных мирных жителей”.
Потомок герцога Мальборо превозносил до небес жертвенный героизм летчиков Королевских военно-воздушных сил. “Они изгоняют вражеские бомбардировщики с английского неба, — говорил он, — они ведут беззаветную самоотверженную борьбу за выживание нации”.
“Скоро мы услышим жестокие новости, — снова и снова повторял премьер-министр, — многих ждут тяжелые удары, горе и страдания, навлеченные на нашу прекрасную и любимую страну. Но мы выстоим. Мы выстоим, как бы тяжело нам ни пришлось. Мы победим и вышвырнем незваных гостей назад, в море, откуда они пришли. Теперь же пусть каждый мужчина и каждая женщина внесет свою лепту в борьбу. Вооружайтесь для отпора врагу и забудьте об отдыхе. Радости жизни подождут, пока наша земля не будет очищена от гнусных захватчиков. Да благословит вас Бог в вашем священном деле”.[339]
Но этот тонкий и хитрый политик прекрасно понимал, что его ораторское искусство, скорее всего, уже не имеет смысла. Флоту не удалось блокировать Проливы. Дувр и Фолкстоун у немцев. Бомбардировщики RAF явно не могли переломить ход сражения. Истребители проигрывали схватку с противником.
14 июля в 19 часов Даудинг встретился с Черчиллем и Невиллом. Он поставил их в известность, что последние истребители из резерва уже отправлены в эскадрильи. Но они восстановят боеспособность авиагрупп максимум до 65 процентов от нормы.
Испорченный телефонДаудинг предавался теоретическим рассуждениям, а дамоклов меч уже висел над Англией. В полдень 14 июля первая группа офицеров немецких ВВС высадилась в Хоукинге. Их целью было подготовить аэродром для приема “мессершмиттов”. Внутри одноэтажного здания, где находился центр управления полетами, их ожидал приятный сюрприз — диаграммы и документы, которые в спешке забыли уничтожить. Одного взгляда на эти замечательные трофеи было достаточно, чтобы составить четкое представление об английской системе наземного управления истребителями. Эти ценнейшие сведения были немедленно направлены Кессельрингу, руководившему сражением со своей “Священной Горы” с видом на Кале. Иными словами, в два часа дня на столе Кессельринга лежал ключ к обороне Южной Англии[340].
Командующий бегло просмотрел схему. “Эти аэродромы, — приказал он, — завтра бомбить в первую очередь. Они должны быть немедленно уничтожены. Флот может обойтись минимальным прикрытием, то же самое касается армии. Если мы уничтожим ключевые позиции английской противовоздушной обороны, исход сражения предрешен”.
Весь день 14 июля ставка Гитлера получала плохие вести с фронта. Фюреру и наиболее пессимистически настроенным лицам из его окружения стало казаться, что положение хуже некуда. Сведения об опасности, нависшей над левофланговыми соединениями 7-й дивизии, сводили на нет сообщения с весьма[341] благополучного правого фланга. Тут еще поступила информация, что орудия в скалах и в Лангдоне выведены из строя, затем последовало сообщение о катастрофе в Айклиффе и о затянувшемся наступлении на подступах к Сандгейту и Хайту. Никто уже не прислушивался к оценке Буша, который считал, что удачная высадка авиадесанта компенсировала неудачи на побережье. Более всего Гитлер и Редер опасались английского флота в Ла-Манше. Действия RAF также были непредсказуемы.
В полдень Гитлер устроил сцену Герингу. Командующий “Люфтваффе”, конечно, возразил, что появление в воздухе отдельных самолетов противника не помешало боевым действиям армии и флота и, как бы там ни было, англичане все-таки сдавали позиции. Ни Гитлера, ни Редера его заявление не удовлетворило. Оба придавали решающее значение абсолютному превосходству в воздухе, считая его гарантией успеха в целом. А тут еще Лютьенс сообщил, что судоходное сообщение между Англией и Францией приостановлено и многие суда уничтожены. Он, конечно же, сгущал краски, но воображение фюрера и его окружения разыгралось. Они вообразили, что приближается катастрофа невиданных масштабов.
Геринг отнесся к заявлениям Лютьенса критически, а Браухич вместе с Йодлем лезли из кожи вон, пытаясь отговорить Гитлера от принятия скоропалительных решений. Оба они очень опасались за исход вторжения. Кейтель от дискуссии уклонился. Впоследствии Йодль писал:
“Командование вермахта сохранило замечательное самоообладание, когда Гитлер разразился громогласной проповедью, а Геринг ударился в демагогию. Стоит вспомнить, каким тоном фюрер разговаривал с Браухичем раньше. Конечно, последнему потребовалось мужество, чтобы представить Гитлеру свои холодные взвешенные аргументы, не забыв при этом осветить и политическую сторону проблемы. По мнению Браухича, остановка военных действий могла привести к катастрофическим последствиям. “Моральный дух вермахта будет подорван, — сказал он, — и это может вызвать самые невероятные, невиданные по своим отдаленным последствиям результаты”. Мне кажется, Гитлер сразу уяснил внутриполитическую сторону дела: он все еще панически боялся мятежа в армии. Без особого энтузиазма фюрер согласился отложить принятие решения, пока не поступит более полная информация.[342]
Я попросил тридцать шесть часов, чтобы проанализировать целесообразность прекращения операции и вероятные последствия отступления. Фюрер согласился на отсрочку лишь до полудня 15 июля. Он надеялся, что к этому времени снизится активность RAF и военно-морского флота противника. Это было все, чего мы добились”.
В течение дня поступали новые и новые сообщения. На море противник отступал — это воодушевляло. Однако напряжение в воздухе сохранялось. Попавшие к Кессельрингу сведения об организации английских ВВС еще не превратились в оперативные решения.
Гитлер и командование вермахта внимательно следили за развитием событий в ночь с 14 на 15 июля. Вновь активно и весьма бурно обсуждалась проблема эвакуации войск, уже находящихся в Англии. Генералы опасались, что фюрер окончательно впадет в истерику.
Редер не сомневался, что Королевский флот быстро восстановит свои силы, и всем говорил об этом. Геринг не преминул выразить сомнение относительно дееспособности Кессельринга. Он без конца связывался по телефону с командующим Вторым воздушным флотом и надоедал ему разговорами. Он то льстил Кессельрингу, то угрожал ему. Браухич же проводил непрерывные консультации с вечно озабоченным командующим группой армий “А” фон Рунштедтом и в разговоре остерегался делать какие-либо прогнозы насчет исхода предполагаемой контратаки сухопутных войск противника.
Итак, на исходе “дня S” командующие операцией “Морской лев” видели перед собой исключительно мрачную картину[343].
XI. Удар и контрудар
Ранним утром разношерстная группа из танков, бронемашин и грузовиков 20-й бронетанковой бригады подошла к Кентербери и Эшфорду. Соединение изготовилось к наступлению, когда пришел неожиданный приказ сначала соединиться с авангардом 1-й лондонской дивизии и только после этого двигаться дальше. Выполнить это распоряжение было затруднительно хотя бы потому, что командиры рот и батальонов находились впереди главных колонн и к семи утра достигли линии обороны Вименсуолд — Стоутинг. Офицеры проводили рекогносцировку и пытались по ходу дела как-то решить организационные задачи предстоящей операции.[345]
Часом раньше пехота уничтожила немецкие патрули. Орудия 1-й лондонской дивизии вели несистематический обстрел попадающихся на глаза групп немцев. Судя по всему, захватчики, временами появляющиеся на возвышенностях, пытались проникнуть в[346] расположенные ниже долины, прежде чем англичане организуют свой контрудар.
Поскольку через три-пять часов бригада как раз и должна была сосредоточиться и выйти на рубеж атаки, английским офицерам пришлось срочно заняться тактическими вопросами. Сразу же обнаружилось, что штаб 1-й лондонской дивизии имеет весьма туманное представление о текущей ситуации. Пехотные подразделения, совместно с которыми предстояло сражаться танкистам, отступили после ночных столкновений с немцами, потеряли контакт с противником и не знали его расположения. Разумеется, солдаты не имели ни малейшего понятия, как нужно организовывать взаимодействие с танками.
Экипажи танков были несколько удивлены, что их не обстреливают с воздуха, хотя над их головами разворачивались впечатляющие воздушные сражения. Танкисты оказались свидетелями решающей атаки “Люфтваффе” на ключевые аэродромы. Лишь очень немногие немецкие самолеты отвлекались от основной цели и обстреливали наземные военные объекты, не связанные с противовоздушной обороной Южной Англии. Все внимание немецких летчиков было в тот момент сосредоточено на уничтожении системы наведения истребителей.
