August Flieger - Чужой 1917 год
В ожидании ужина, поразмышлял на тему 'Что день грядущий нам готовит…', без особого, впрочем, успеха.
Ничего хорошего, и уж тем более позитивного, в голову не пришло.
Депрессия, однако…
Стресс…
11Ближе к ночи в наши траншеи пришла команда разведчиков — пошарить по нейтральной полосе, пока саперы будут восстанавливать проволочное заграждение.
Послушать, пощупать понюхать…
По такому случаю Казимирский отправил меня на наблюдательный пункт — бдеть, а сам завалился спать.
Благодетель…
Приведший разведчиков Лиходеев о чем-то шушукался с их фельдфебелем, настороженно кося на меня глаза.
Задумал что-то Кузьма Акимыч…
Как пить дать…
О, сюда идет! И выражение на физиономии хитровато-просительное…
— Вашбродь, тут такое дело…
— Ну? — Я вопросительно приподнял бровь.
— Тут, стало быть, разведка к немецким траншеям идет…
— Идет…
— Значит, нам бы, того-самого… Этого… Тоже бы не худо было б… — Темнит что-то Кузьма Акимыч. Аж дар связной речи потерял…
— И нам не худо было бы пойти? — Мысленно сложив два и два, я вычислил мотив столь пространно-нерешительных речей. — Хочешь послать солдатиков у мертвяков по карманам пошарить?
— Выходит так, вашбродь!
Ну что ж… С одной стороны это — 'ай-яй-яй'! С другой стороны, меня вежливо известили о скромном намерении помародерничать, а это не может не радовать в плане дисциплины!
— Ладно! Шут с вами! Сколько думаешь народу пустить?
— Восьмерых! — Выпалил Лиходеев обрадованный моей сговорчивостью.
— Не-е… Четверых! И один из них — мой вестовой.
— Так точно, вашбродь! — гаркнул фельдфебель. Если он и был недоволен, то виду не показал.
— Жигун! — Кликнул я своего самого шустрого вестового. — Пойдешь на ничейную землю с остальными… Глянешь там, что да как! Уяснил?
— Будет исполнено, вашбродь!
— Все! Сгиньте с глаз моих!
* * *
Сначала, аккуратно и бесшумно, по одному, на нейтралку ушли разведчики, следом приготовились и мои ушлые подчиненные.
Лиходеев лично проинструктировал каждого, уделив особое внимание Жигуну. Пальцем левой руки, подцепив вестового за ремешок каски, подтянул его ухо к своему рту и что-то вполголоса внушил, наставительно помахивая указательным пальцем правой перед носом гренадера.
— Уяснил, босота казанская? — закончив поучения взрыкнул Кузьма Акимыч.
— Так точно, господин фельдфебель!
— Ну, тогда, идите! С Богом!
Гренадеры по очереди перемахнули через бруствер и исчезли в ночи.
Отправив солдат на задание, фельдфебель подошел поинтересоваться 'Какие будут приказания'?
— Вот что, Лиходеев! Раз уж я сегодня такой добрый, то сиди-ка ты тут заместо меня наблюдай. А я вздремну, пожалуй! Устал, как собака, а вы тут со своими инициативами лезете!
Бросив охапку принесенного Савкой свежего сена в подбрустверную нишу, я расстегнул амуницию, пристроил в изголовье автомат и улегся спать, завернувшись в шинель. Лето хоть и теплое, а земля-то — холодная!
Уснул быстро, даже не смотря на то, что в наших окопах уже вовсю шумели разворачивая свою ремонтно-хозяйственную деятельность бравые саперы.
12Выспаться, как следует, мне так и не удалось…
Часа через два после ухода 'охотников' со стороны нейтралки прозвучало несколько выстрелов…
А потом началось такое!
Переполошившиеся посты палили с обеих сторон, взлетали ракеты, стрекотали пулеметы. Забухали полковые орудия и минометы.
Вся эта катавасия продолжалась почти сорок минут и постепенно сошла на 'нет'.
— Сходили! Мля… Поглядели! — бурчал я себе под нос вжимая голову в плечи…
Когда стрельба только началась, на наблюдательный пункт посыпались звонки сначала от командира роты, потом из батальона и, наконец, из штаба полка.
Прикрывая мембрану телефонной трубки рукой, чтобы было лучше слышно, я раз за разом докладывал, что движения противника не наблюдаю, никаких сведений о разведывательной команде не имею, но как только — так сразу!
Упаси нас Господи от огня противника и излишнего внимания начальства! К тому моменту, как вернулись наши охотники, я был доведен до белого каления и, то и дело, взрыкивал на окружающих.
А окружающие предпочитали держаться от недовольного меня как можно дальше.
Так вот, сначала в траншею через бруствер ссыпались четверо моих нерадивых подчиненных, а уже следом поочередно спустились гренадеры из разведкоманды.
Причем, что характерно, не одни!
Добычей и, собственно, прибавлением, в этой теплой компании оказались два связанных немца с кляпами во рту.
— Савка, фонарь давай! — распорядился я и сходу застроил я фельдфебеля разведчиков. — Докладывайте! Что у вас там приключилось? Что за стрельба?
— На германскую разведку наткнулись, вашбродь. На артиллеристов… Приглядывали мы за ихней траншеей. Слышим — ползет кто-то… Ну мы их подпустили поближе и кинулись. Двоих в ножи взяли, еще двоих скрутили… Хто ж знал, что там еще один лезет… Он, ирод, палить начал… Мы его, конешна, кокнули, да поздно — нашумели… Германцы так палили — страсть! Как живы-то остались — непонятно… Одной помощью Господней и спаслися! — разведчик размашисто перекрестился.
— Раненые есть?
— Никак нет, вашбродь! Царапины токмо, хучь и до крови!
— Ну, молодец, показывай пленных!
— Сергунька! — Окликнул фельдфебель кого-то из своих. — Давай немаков сюды!
Вид пленные имели довольно жалкий: в грязной изорванной форме, с разбитыми физиономиями и какими-то тряпками во рту, в качестве кляпов.
Судя по расцветке галуна и погон — действительно артиллеристы: офицер и унтер.
— Ну-ка, выньте у офицера кляп! Поговорить с ним хочу!
Кляп вытащили и пленный предстал передо мной, щурясь от света потайного фонаря уцелевшим глазом — другой был подбит и заплыл огромным синяком.
— Name? Dienstgrad? Truppenteil? /Фамилия? Звание? Воинская часть?/
— Leutnant Lamm! Die erste Schwerebatterie des zwanzigsten Armeekorps! /Лейтенант Ламм. Первая тяжелая батарея 20-го армейского корпуса/
— Funfzehnzentimeterkaliber? /Пятнадцатисантиметровая? Т. е. 150-миллиметровая/
— Ja…/Да…/
Поболтав еще немного с очумелым немецким лейтенантом, я выяснил, что на нейтралку они вылезли с целью оборудования поста скрытого наблюдения, дабы корректировать артиллерийский огонь во время завтрашней атаки.
* * *
Когда немцев увели в штаб полка, я взялся за телефон — пора было доложить о событиях веселой сегодняшней ночки.
К тому моменту, когда я вдоволь наобщался с вышестоящими начальниками всех уровней, у меня над душой уже стоял довольный Лиходеев.
— Разрешите доложить, вашбродь?
— Докладывай!
— Хорошо охотники сходили. С прибытком вернулися… Спасибо вам, вашбродь! Вот, стало быть, благодарствуем. — Лиходеев положил на снарядный ящик, используемый в качестве телефонного столика, нечто завернутое в тряпицу.
— Разрешите идти?
— Иди… — Кузьма Акимыч исчез как утренний туман — тихо и незаметно, а я осторожно развернул оказавшийся тяжелым сверток.
Ого! Массивная кобура из коричневой кожи и небольшой никелированный пистолет с рифленой деревянной рукояткой.
Последний я взялся внимательно рассматривать.
Надпись с левой стороны гласила: SELBSTLADE PISTOLE BEHOLLA CAL 7,65 — значит 'Бехолла' калибром 7,65. Над спусковым крючком — серийный номер: 9019. С правой стороны название расшифровывалось: BECKER U HOLLANDER WAFFENBAU SUHL.
О! У отца есть охотничий карабин 'Маузер' — и тоже 'Беккер и Холландер'.
А пистолетик-то — хорош! Маленький, ухватистый и выглядит весьма и весьма стильно. Выщелкнул обойму — семь патронов. Для скрытого ношения и как оружие последнего шанса — самое оно!
Отложив понравившуюся мне обновку, я взялся за кобуру.
Тут никаких неожиданностей не было — банальный и брутальный 'Парабеллум' с запасной обоймой и инструментом.
Неплохо.
Достойное пополнение моей коллекции, начавшейся с подаренного казаками-уральцами 'Маузера'.
Завернув подарки обратно в кулек, я отправился в наш с Казимирским блиндаж.
Надо бы, наконец, выспаться…
Что-то мне подсказывает, что день завтра будет дли-и-и-нным…
Глава VI
Скукота…
Нет! Не так…
С-К-У-У-У-К-О-Т-А!!!
Причем не просто так, а по ряду объективных причин.
Например, качество окраски стены и лепнину на потолке я изучил до мелочей, а вместе с тем и прочие архитектурные изыски, вроде пилястр и капителей палаты номер четыре Варшавского военного Александровского госпиталя…
Развлечения, как таковые отсутствуют, да и настроения развлекаться нет. Читать при свечах — некомфортно. Гулять — здоровье не позволяет.
Формулировка безупречна — именно что 'скукота'… Большими буквами…
