Михаил Гуткин - Попадать, так с музыкой
— Но ведь для этого нужно иметь очень чистые полупроводники, а как обеспечить нужную чистоту? Это ведь далеко не просто.
Я чуть было не брякнула, что для получения высокочистых полупроводников используется метод зонной плавки[29], но вовремя сообразила, что этот метод был придуман только в начале пятидесятых годов. Хотя имеющиеся в данный момент технологии позволяют реализовать этот метод уже сейчас.
— А вы воспользуйтесь тем, что у полупроводников примеси по-разному растворяются в жидкой и твердой фазах. Возьмите, например, стержень германия и начинайте нагревать один конец с помощью индукционной катушки до расплава. А потом очень медленно смещайте нагрев вдоль по стержню. Тогда из твердеющего германия примеси будут перемещаться в расплавленную часть. Пройдите так несколько раз вдоль стержня, после чего «грязный конец» отрежьте. А можете окружить стержень, скажем, несколькими индукционными катушками. Тогда хватит и одного прохода. Еще я слышала о методе Чохральского, но тут, кроме названия, ничего сказать не могу.
— Я знаю этот метод, — сказал Зимов. — Он был разработан еще в 1916 году и используется для выращивания кристаллов. Но про применение его для выращивания чистых полупроводников не слышал.
— Значит, сами попробуете. А лучше даже сочетание обоих методов.
— Подождите, подождите, — заговорил Зимов.
Он на пару минут выключился из реальности. Потом уставился на меня. Я уже поняла, какой вопрос он хочет задать, и заранее ответила:
— А вот не скажу, где я добыла эту информацию. Мы не просто так беседуем с вами именно в этой комнате. Но зато скажу кое-что другое. Все, что я здесь нарисовала и написала, как было сказано в самом начале, является совсекретной информацией. И выносу из этого помещения не подлежит. Но никто не запрещает вам «самому додуматься» до этих вещей и выступить с предложениями по их реализации. Тут будут действовать обычные меры секретности. Ну, может быть, не совсем обычные, а несколько повышенные, поскольку направление очень перспективное. Если возникнут трудности с реализацией, то органы в определенной степени смогут поспособствовать. Но в первую очередь вы должны экспериментально подтвердить эффект управления напряжением через полупроводниковую прослойку. Толщину полупроводника (напоминаю, что он должен быть тонким), скорость перемещения индукционных катушек (в пределах от нескольких миллиметров до нескольких сантиметров в час) и прочее определите экспериментально. Добейтесь устойчивого эффекта.
— Тогда, если позволите, другой вопрос. А почему вы обратились в наш институт, а не, скажем, к академику Йоффе? Ведь он давно занимается полупроводниками.
— Были причины. Академик Абрам Федорович Йоффе слишком большая величина, и совсем не факт, что он воспримет информацию со стороны, поступившую неизвестно от кого. А если он не воспримет, то своим авторитетом и связями станет зажимать подобные исследования. У вас таких возможностей нет. Потом мы учли, что Йоффе — теоретик, а специалисты МЭИ в очень большой степени ориентированы на конкретные практические применения. Вы ведь наверняка уже подумали о компактных приемниках и передатчиках с минимальным потреблением энергии.
Зимов кивнул.
— И еще. В начале беседы вы упомянули о кристадине. А помните, кто его изобрел?
— Да, конечно. Нижегородский инженер Лосев.
— То, что нижегородский — это верно, а вот то, что инженер, — неправильно. Он сейчас как раз работает у Йоффе в должности лаборанта. И ничего о нем не слышно. Между прочим, если надумаете и появится возможность, то попробуйте переманить его в Москву. Хотя заранее предупреждаю, что характер у товарища Лосева не сахар. Но он прирожденный экспериментатор. И очень талантлив.
— Так, все, что вы мне рассказали, я, кажется, понял. Но ведь если все у меня получится, то это станет очень крупным открытием.
— Правильно. И я одна из первых вас с этим открытием поздравлю.
— Извините, Елена Сергеевна. А вы не хотели бы перейти из вашего ведомства к нам на работу? Для вас место ассистента на кафедре точно найдется. В конце концов, может быть, вы просто станете нас курировать от органов. Всегда приятно иметь дело с человеком, который хорошо разбирается в проблеме.
— Спасибо за предложение. Оно очень заманчиво, но сейчас у меня много срочных дел. Вот завершу их, и если вы не раздумаете, то в конце сентября сможем вернуться к вашему предложению.
Говоря так, я на самом деле прекрасно знала, что начиная с июля подавляющее большинство студентов и преподавателей МЭИ уйдут в народное ополчение. Кто-то почти сразу попадет в бой и не вернется, кто-то, как один будущий академик[30] и директор крупного НИИ, будет воевать в осназе НКВД, то есть станет моим коллегой, и вернется в институт уже после войны. А многие преподаватели именно радиотехнического факультета уцелеют, потому что к сентябрю руководству страны станет ясно, что без качественной радиосвязи сопротивляться врагу практически невозможно. Поэтому любой знаток радио будет цениться на вес золота. Доценты и аспиранты станут ремонтировать рации на самолетах и танках. А несколько человек получат бронь, и благодаря их исследованиям к началу следующего года в армию станут поступать новые, очень качественные радиостанции. И еще я знала, что после Сталинградской битвы, когда исход войны станет всем очевиден, уже новый ректор МЭИ, Валерия Голубцова, получит возможность отзывать из действующей армии преподавателей и ученых для возобновления учебного процесса и прерванных исследований.[31]
— На прощание хочу сказать следующее. Недели через две либо я, либо кто-то от моего имени позвонит вам и спросит о вашем здоровье. Если к этому времени вы сумеете экспериментально подтвердить все, о чем здесь говорили, то поблагодарите за заботу и скажите, что все в порядке. Больше ничего не говорите.
— Большое спасибо. Надеюсь, что две недели мне хватит. А как вас найти, если что?
— Не уверена, что это получится, но искать только через начальника вашего первого отдела. Счастливо оставаться.
Выходя из института, я подумала, что теперь честь открытия транзистора будет принадлежать не «Белл Лабораториз», США, а МЭИ. Должна же я была сделать хоть что-то хорошее для своей альма матер.
Глава 27
Усаживаясь в машину, я заметила, что капитан Трофимов как-то по-другому стал смотреть на меня.
— Что, товарищ капитан, теперь не обижаетесь, что вас, по армейским понятиям подполковника, назначили нянькой к какой-то девчонке?
— Что вы, товарищ Северова. Я ни в коей мере так не считал.
Да, так я тебе и поверила. Что я, слепая и не видела, как ты на меня с утра кисло смотрел? А теперь вон ушки на макушке. Ухватил, что я не так уж проста и, значит, подход ко мне нужен соответствующий.
— Так как, Анна Петровна? Сейчас обеденное время, а в НИИ Наркомата боеприпасов нас ждут к 15 часам. Едем обедать?
Своевременное предложение, я и сама чувствовала, что проголодалась, поэтому мы поехали в ресторан. Наверное, сотрудникам НКГБ хорошо платят, или для моего сопровождения капитану выдали солидную сумму, потому что обедали мы в «Национале» и, как я заметила краем глаза, цены там были не маленькие. Впрочем, о ценах этого времени я имела смутное представление, потому что в нашем городке финансовое обеспечение и доставку продуктов я полностью доверила мужу. Должен же он что-то делать по дому.
После обеда поехали в институт Наркомата боеприпасов. Тут беседа была намного труднее, хотя и короче по времени. Рекомендованный нам специалист, по-моему, с самого начала решил, что ничего умного от меня не услышит. Поэтому он вежливо меня выслушал, ни о чем не спросил, сказал, что обязательно все проверит и сообщит в установленном порядке. Когда мы вышли из института, я решила обсудить результат этой встречи с Трофимовым. Оказалось, что наши мнения совпали — либо нам подсунули дурака, либо мужику просто было не до нас. В сухой остаток выпало то, что встреча не удалась. Но я девушка упертая. Как там у Высоцкого: «Если я чего решил, то выпью обязательно».
— Товарищ капитан, а может быть, вы порекомендуете еще какой-нибудь институт, который занимается взрывчатыми веществами?
Трофимов подумал и сказал:
— Едемте. Есть у меня знакомый в одном учебном институте. Он занимается подобными вещами и может вам помочь.
Мы поехали какими-то закоулками старой Москвы и остановились у здания явно дореволюционной постройки.
— Здесь у них лекционные аудитории и несколько лабораторий. Идемте, в это время он обычно у себя в каморке.
Зашли в институт, прошли по коридорам, то поднимаясь, то опускаясь, и, наконец, зашли действительно в каморку. Комнатка в полуподвальном помещении метров шесть, заставленная столами, шкафами и разным химическим оборудованием.
