Андрей Мартьянов - Большая охота
В такие моменты он ощущал себя эдаким пауком в центре кружева из разноцветных тончайших нитей, связывавших отпрысков Бешеного Семейства. Дрожащий, готовый вот-вот оборваться волосок цвета крови и режущих глаз отблесков рубина – Рамон. Движется куда-то, поспешно удаляясь от Ренна. Истончающаяся паутинка цвета аквамарина тянется далеко-далеко, сливаясь с голубизной морского окоема – Хайме в своем безнадежном странствии за чужой невестой, Беренгарией Наваррской. Еще одна нить, выдернутая из неоконченного гобелена, перепутанная с черной шерстью золотая канитель – Бланка.
– Она скачет верхом… не одна, большой отряд, не меньше дюжины людей… едут вдоль морского берега, по старой дороге… – Тьерри предпочел умолчать о том, что кое-кто из спутников Бланки кажется ему удивительно знакомым и только удивленно хмыкнул про себя. Так вот как решила поступить его взбалмошная сестрица… Любопытно бы узнать, эта авантюра – плод долгих замыслов или итог внезапного каприза? – Она далеко. Возвращаться не намерена.
Паутина лопнула и растаяла, рассыпавшись множеством цветных огоньков. Тьерри помассировал пальцами виски: всякий дар свыше должен быть оплачен и у него опять начинала болеть голова.
– У моря, – повторил Транкавель-старший, что-то прикидывая. – Римский тракт, не иначе. Отправить вдогонку два десятка, если выедут сейчас – догонят через два-три дня…
– Если вода утекла, есть ли смысл городить запруду? – перебил рассуждения его светлости ехидный тенорок. Мессир Бертран и Тьерри одновременно оглянулись, наткнувшись взглядами на отдувающегося толстяка, только что вскарабкавшегося по крутой лестнице. Незваный гость незамедлительно сдернул с лысоватой макушки бархатную шапочку с криво пришпиленным пером и преувеличенно низко раскланялся. – Оставьте вы бедную девочку в покое!
– Чем обязаны, мэтр? – тон, коим были произнесены эти слова, мог бы заморозить горную реку и обратить вспять лавину. Мэтр Калькодис состроил физиономию верного слуги, оскорбленного в лучших чувствах:
– Обязаны? Подумать только, столь важные господа чем-то обязаны столь маленькому человеку! – ерничество мгновенно сменилось резкостью: – Думать вы обязаны, вот что! Стоило на месяц предоставить вас самим себе, и вместо серьезного дела вышел сущий масленичный балаган с гуляниями!
Он заметался из угла в угол площадки, надрывно причитая:
– Все поразбежались как тараканы! А как было слажено – ниточка к ниточке, камешек к камешку, человек к человеку! Кто в своей самонадеянности все порушил, я вас спрашиваю? Как прикажете латать сделанные вами прорехи? Или мне лично сбегать за вашей взбалмошной дочуркой и на веревке притащить ее домой, вдобавок нацепив на нее пояс верности?
– При чем здесь… – заикнулся было Тьерри, но мэтр Калькодис пресек любые расспросы взмахом короткопалой ладони:
– Позже, позже, дружок. Твоя сестрица и свихнувшийся братец – это еще полбеды, а подлинное бедствие – вы сами! Как же так можно, ваша милость? Пальцем лишний раз шевелить не надо – само все в руки пришло! Ну зачем вам понадобилось учинять игрища с огнем? Почему бы сразу не схватить эту теплую компанию и не отправить прямиком в подвалы? Неужели, пока они шныряли по вашему дому и совали любопытные носы во все щели, не сыскалось подходящего момента и ловкого человечка, дабы пошарить в их пожитках? Вашими стараниями все повисло на волоске, а мой господин… мой господин весьма и весьма недоволен.
Последнюю фразу мэтр произнес не с завывающими скорбными интонациями разорившегося еврейского ростовщика, но отчеканил холодно и сурово.
Пожалуй, первый раз в жизни Тьерри узрел своего грозного отца настолько обескураженным. Мессира Бертрана отчитывали, как нашкодившего служку, в его собственном владении, на глазах десятков верных подданных… Насчет последнего обстоятельства Тьерри испытывал сильные сомнения, мысленно напомнив себе: позже расспросить гвардейцев и прислугу, что они видели. Можно побиться на свою долю наследства, ответ будет один и тот же: «Вас, мессир Тьерри, и вашего почтенного отца. Вы стояли на площадке да беседовали о чем-то, вот и все…»
– В конце концов, и вы, мэтр, и ваш… э-э… господин не раз повторяли: сила – последний довод королей, – рассудительно промолвил старший Транкавель. – Посудите сами, куда бы им было деваться из замка? Шумный захват в плен, обыск – с этим всегда успеется. Куда занятнее устроить поединок сообразительности и выдержки…
– В котором они одержали над вами верх, – раздраженно огрызнулся мэтр Калькодис. – И надо бы еще выяснить, как незнакомые с Ренном люди умудрились проникнуть в подвалы и убедили ваше переменчивое в своих мнениях жилище отпустить их на свободу… Ладно, теперь их судьба, как и участь Бланки с Рамоном – не ваша забота.
– Это почему, позвольте узнать? – вскинулся мессир Бертран, получив от толстячка исчерпывающий хамоватый ответ:
– Потому что я так сказал. Не умеете творить несколько дел сразу – не беритесь. Только людей смешите. Зарубите на своем распрекрасному носу: отныне и навсегда ваша и моя головная боль – он, – мэтр Калькодис кивнул в сторону помалкивавшего, но слушавшего во все уши Тьерри. Хозяин Ренна последовал примеру гостя, оглядев среднего отпрыска с ног до головы так, будто видел его впервые в жизни и пытался составить мнение.
– Может, все-таки Рамон … – осторожно начал мессир Бертран.
Почтенный мэтр скривился, точно надкусил кислый сарацинский фрукт лимон:
– К дьяволу Рамона! Ему давали шанс – он его благополучно упустил, а неудачники нам без надобности! Младшенький ваш, уж простите великодушно, тоже никуда не годился – кроме юбок, ничего на свете не видел, а вот мессир Тьерри… – узенькие глазки господина Калькодиса превратились в две хитрые щелочки. – Поправьте меня, если я ошибаюсь – в своем молчании мессир Тьерри сумел выяснить многое, очень многое…
– Да, но как отнесется к столь неожиданной перемене… Покровитель?
– Сами у него узнайте при встрече, – невесело хихикнул мэтр. – Только вы не хуже меня знаете: он недолюбливает людей, не могущих определиться, на чьей они стороне. Мессир Тьерри, при всех его познаниях, а также скрытых и явных достоинствах – именно такой человек. Он, да простится мне такое сравнение, в точности как египетский зверь кот. Живет в доме, берет пищу из рук хозяина, но уходит и приходит, когда ему вздумается.
– Если твоему господину нужен определенный ответ, он его знает – клясться ему в верности я не стану. С нас достаточно того, во что превратился Рамон, – медленно, тщательно подбирая слова, произнес Тьерри, в глубине души ожидая быстрого возмездия за дерзость. Однако толстяк лишь выразительно развел руками:
– Не станете, так не станете – дело ваше, выбор тоже за вами. Что касается мессира Рамона… Он всего лишь получил то, о чем просил. Не наша вина, что он не справился с тяжестью возложенной ноши. Или вам нужны мои извинения, на пергаменте, со своеручной подписью и заверенные сами-знаете-чьей печатью?
– Хорошо, хорошо, обойдемся без долгих расшаркиваний, – несколько поспешно, на взгляд Транкавеля-среднего, вмешался хозяин Ренн-ле-Шато. – Верно ли я понимаю, что заключенные нами соглашения и планы остаются в силе, за единственным исключением… Тьерри отныне занимает место Рамона?
– Совершенно верно, – лучась благожелательностью, заверил мэтр Калькодис. – Позже, в более удобное для вас время, я наведаюсь еще разок – со всеми этими расписками и договорами, дабы внести необходимые исправления и дополнения. Крючкотворство, господа, страшная сила… Задуманное должно продолжаться – ветер дует в благоприятную сторону, мельница вращается, мука мелется… К вам тут несколько недель назад заглядывал гость от мадам Элеоноры, верно?
Гостя Тьерри мельком видел. В отличие от мэтра Калькодиса и его господина, этот прибыл вполне обычным путем, по дороге, называемой Арлесией. Однако в нем ощущалось нечто, свойственное этим двум загадочным господам. В Ренне гость пробыл всего пару дней, общаясь в основном с мессиром Бертраном и его наследником, но Тьерри без труда разузнал имя приезжего – Ангерран де Фуа. Имя, как полагал Тьерри, было фальшивым, а преклонный возраст сего шевалье отнюдь не соответствовал ни его бодрому внешнему виду, ни живости характера. Исполнив свое загадочное поручение, мессир Ангерран столь же спешно и потихоньку отбыл к побережью.
Транкавель-старший ограничился коротким кивком, подтверждая.
– Он наверняка доставил весточки от госпожи Пуату, – продолжил развивать свою мысль толстяк, – в которых эта мудрая дама неоднократно подчеркивала и настаивала: срок пришел. Те, чье присутствие вам мешало, отправились в свой безумный поход. Руки у вас развязаны. Честно говоря, я в толк не возьму: какова причина вашего замешательства?
– Не так-то просто заставить подняться целую провинцию…
