Олег Шушаков - Зимняя война
Капитан первого ранга Трайнин сидел в своей каюте, швыряемой Ладожским морем из стороны в сторону с амплитудой не менее десяти метров и частотой до десяти раз в минуту. Сидел, стиснув голову руками. И думал. Как быть. В смысле быть или не быть. Потому что того, что произошло за эти дни, вполне хватало для приговора. Хотя его вины в случившемся не было. То есть, она была. Но была не только его.
К вечеру второго декабря, так и не нанеся противнику никакого вреда, Ладожская военная флотилия потеряла шесть боевых кораблей - канонерскую лодку, сторожевик, два тральщика и два катера. Еще два тральщика и два морских охотника получили повреждения и для дальнейших боевых действий были непригодны, как минимум, в течение недели. Итого: половина корабельного состава флотилии. За три дня. Без всякой пользы. За просто так.
Почему он потерпел такое сокрушительное поражение, командующий Ладожской военной флотилией капитан первого ранга Трайнин себя даже не спрашивал.
Потому что доцент Трайнин прекрасно это знал…
Изношенные, наспех вооруженные корабли. Не сплаванные, более того, вообще, не обученные плавать в открытом море, экипажи. Капитаны, не умеющие командовать своими кораблями в бою. Штурманы, не умеющие водить свои корабли по счислению. Артиллеристы, не умеющие стрелять из своих орудий.
И командующий, умеющий все это, но не способный все это сделать один за всех.
Зато способный один за всех за это рассчитаться.
Война и смерть - близнецы-сестры. Но, если простой красноармеец или командир взвода гибнут на поле боя, то командиру флотилии или дивизии такое счастье улыбается реже. В смысле, смерть в бою. В отличие от расстрела перед строем…
Командир пятьдесят шестой Московской Краснознаменной стрелковой дивизии комбриг Евстигнеев вышел из бронеавтомобиля и огляделся. Колонна дивизии тянулась на юг и на север от горизонта до горизонта. Девятнадцать тысяч бойцов и командиров! Полторы сотни орудий, сто тридцать минометов, восемьсот пулеметов, семьдесят танков и бронемашин! Свыше шести тысяч лошадей, более семисот автомобилей и тракторов! Полнокровное кадровое соединение, отмобилизованное и укомплектованное до штатов военного времени! Огромная сила! Готовая немедленно вступить в бой с врагом!
Пятьдесят шестая стрелковая дивизия входила в состав первого стрелкового корпуса (пятьдесят шестая, семьдесят пятая и сто пятьдесят пятая стрелковые дивизии, пятьдесят первый корпусный и сто восьмой крупнокалиберный гаубичный артиллерийские полки) Восьмой армии Карельского фронта и имела задачу, наступая с юга вдоль берега Ладожского озера при поддержке Ладожской военной флотилии к исходу пятого дня наступления взять город Питкяранта. А затем, взаимодействуя со сто пятьдесят пятой стрелковой дивизией, наступающей с востока в направлении Уомаа и далее на Койриноя, и семьдесят пятой стрелковой дивизией, наступающей при поддержке тридцать четвертой легкотанковой бригады вдоль железной дороги в направлении Суоярви и далее на Лоймола и Янисъярви, овладеть важным укрепленным пунктом и узлом сопротивления противника городом Сортавала. На девятый день с начала операции. После чего, не снижая темпов наступления, взять Лахденпохья и не позднее двенадцатого декабря, сметая все на своем пути, выйти в тыл линии Маннергейма. Замкнув тем самым кольцо вокруг белофинской армии, засевшей на Карельском перешейке…
По данным Разведуправления Генштаба РККА, Восьмой армии комкора Еременко противостоял четвертый армейский корпус под командованием генерал-лейтенанта Хегглунда (шесть пехотных полков, шесть отдельных егерских подвижных батальонов, одна отдельная пехотная рота, два полевых артиллерийских полка, одна артиллерийская батарея и одна авиаэскадрилья). Около шестидесяти тысяч человек, до ста орудий (вместе с береговыми батареями), а также двенадцать самолетов. И ни одного танка или бронеавтомобиля.
Тогда как в Восьмой армии насчитывалось около ста тысяч человек, свыше тысячи семисот орудий и минометов, более пятисот танков и ста бронемашин! А, кроме того, сто скоростных бомбардировщиков и шестьдесят истребителей.
А поскольку таких мощных укреплений, как под Виипури и Тайпале, в приладожской Карелии не было, ни командарм-восемь, ни его штаб в скорой победе не сомневались. И пока в своих предположениях и расчетах не ошиблись. Финны улепетывали без единого выстрела…
Питкяранту Евстигнеев взял без боя. Но с опозданием почти на сутки.
В мирное время, да по хорошей дороге его дивизия преодолела бы эти несчастные полста километров за два дневных перехода. И даже не вспотела. Однако время стояло военное, а дорога была сплошь минирована. Сообразив, что к чему, комбриг бросил на помощь разведбату отдельный саперный батальон. Приказав последнему разобраться поотделенно и распределить усилия по всей длине заминированного участка. А, кроме того, выделил каждому отделению по трактору для растаскивания завалов.
И лишь благодаря этому опоздал всего на сутки. Заняв город к полудню пятого числа. Хотя мог провозиться с минами до десятого декабря. И даже дольше…
В соответствии с планом Сортавальской наступательной операции пятьдесят шестую дивизию должна была поддерживать артиллерийским огнем Ладожская военная флотилия. Однако о моряках, то бишь, озерниках, до сих пор ничего не было слышно. Впрочем, до сих пор никакой нужды в поддержке Евстигнеев не испытывал.
А на следующее утро испытал самым непосредственным образом. Угодив под обстрел шюцкоровских катеров. Числом более десяти. Внезапно выскочивших из прибрежных шхер и нанесших удар из своих сорока семи миллиметровых орудий и крупнокалиберных пулеметов.
От Питкяранты до Койринои дорога идет прямо по берегу. Чем финны и не преминули воспользоваться. К счастью, они нарвались не на обычную транспортную колонну, а на штаб дивизии. Который сопровождала рота пушечных бронеавтомобилей БА-10. Немедленно открывших огонь по противнику из сорокапяток и спаренных с ними пулеметов ДТ. Десяти миллиметровая броня не могла защитить бронемашины от вражеских снарядов. Однако шюцкоровцы не имели даже такой защиты. И, получив организованный отпор, развернулись и ушли восвояси. Несолоно хлебавши…
Ничего удивительного в белофинском налете не было. Более того, его следовало ожидать. Потому что до Сортавалы, на которую базировались шюцкоровские катера, оставалось всего сорок километров. Три часа ходу по озеру. А то и меньше.
И это было чревато. Потому что дорога, по которой снабжалась пятьдесят шестая стрелковая дивизия, была единственной коммуникацией, связывающей ее с тылами армии. И от самого Олонца шла вдоль озера. Так что могла быть перерезана финнами в любом месте. В любой момент…
Вечером четвертого декабря капитан первого ранга Трайнин привел свой поредевший отряд в Шлиссельбург. Где и узнал все последние новости. В том числе, о гибели крейсера «Киров» и эсминца «Стремительный». А также об аресте начальника штаба КБФ Пантелеева и отстранении от должности командующего флотом Трибуца.
Загнав тяжелые предчувствия как можно глубже, Трайнин горячо взялся за восстановление боеспособности своей флотилии. Во-первых, добился немедленной отправки спасательной партии Экспедиции подводных работ особого назначения для снятия с камней канонерской лодки «Ораниенбаум», а также подъема затонувших тральщиков и катеров. Во-вторых, организовал ремонт всех поврежденных кораблей. И, в-третьих, приказал срочно вооружить крупнокалиберными пулеметами ДШК и сорока пяти миллиметровыми орудиями все оставшиеся мобилизованные речные суда, включив их в состав флотилии в качестве тральщиков и сторожевиков.
Вместе с докладом об успешном выполнении боевой задачи по поддержке фланга Седьмой армии в районе Тайпале, Трайнин подал рапорт на имя нового командующего флотом Левченко, в котором подробно осветил положение дел во флотилии и кратко, но честно, не скрывая вины прежнего командования флотом, проанализировал причины, приведшие к такому незавидному положению. А также изложил свои соображения по скорейшему изменению ситуации. Доложив об уже принятых мерах.
И сделал это оч-чень вовремя. Потому что, на следующий день, Левченко получил раздраженную телеграмму флагмана флота второго ранга Кузнецова, указывающую на «бездеятельность и безынициативность командования ЛВФ при безучастном отношении ВС КБФ», которые позволили неприятелю активизировать свои действия на левом фланге Восьмой армии. Нарком решительно потребовал «прекратить действия белофинской флотилии на Ладожском озере путём уничтожения с воздуха всякой посудины, обнаруженной как на озере, так и в базах противника».
Комфлота, ознакомившись с рапортом Трайнина, немедленно связался с наркомом и доложил о состоянии флотилии и принятых мерах по повышению ее боеспособности. В том числе, о перебазировании в Шлиссельбург канонерской лодки «Сестрорецк», сторожевого корабля «Пурга» и двух быстроходных тральщиков «Шкив» и «Гафель». А также четырех морских охотников.
