Владимир Коваленко - Против ветра! Русские против янки
Генерал оглянулся. Со стороны укреплений Балтимора доносились привычные звуки ружейной перестрелки, изредка басисто ухали пушки. Прежде им отвечал звон стекол… только в этом городе стекол больше нет. Ничего, вставят.
Над давешним балконом, как символ расколотого надвое сердца, свисают два знамени — звезды и полосы, и южный крест.
— Это вы, мисс!
— Это вы, генерал! Уходите?
— Ухожу. Янки снова угрожают железной дороге…
Это правда. Угрожают. Любимый прием молодого Наполеона, что на деле оказался молодым Кутузовым. Любимое занятие Макклеллана — занять угрожающую позицию, подставить собственную коммуникацию — и ждать действий старого Тома Джексона. Который, понятно, начинает атаки. Хорошо начинает и неплохо заканчивает — только вот осторожный Мак ни разу не бросил в сражение больше половины сил разом. Помнит Геттисберг! Зато закапываться в землю умеет не хуже Седого Лиса. Так что Север получил за полгода полдюжины славных трепок — но вовсе не скис духом.
Когда сводки не сообщают о тысячах убитых и покалеченных, пережить сообщение о том, что очередная схватка за железную дорогу Балтимор — Винчестер окончилась отступлением армии Севера, тамошней публике как-то проще. Увы, несмотря на рассыпной строй, потери в наступлении все еще велики, и то, что на каждого убитого северянина погибает всего один южанин — несомненное свидетельство того, что как тактик Каменная Стена стоит выше противников.
Увы, армия Северной Виргинии отдала один корпус — треть всех сил! — на Запад. Десять тысяч человек за полгода полегли в боях, не меньше — задерживается, не спеша возвращаться из отпусков. Помогают едва сводящим концы с концами семьям. Увы, есть и прямые дезертиры, и эти тоже исчисляются тысячами. Может, их пока и меньше, чем у северян… Но даже если бы их не было совсем — это ничего принципиально не изменило бы.
Разведка уверяет, что на сей раз Макклеллан выдвинул к Фредерику сто пятьдесят тысяч солдат при четырехстах орудиях. Еще одна армия, хотя и меньше раза примерно в три, осаждает гарнизон Балтимора. Что ж — одна бригада кавалеристов поводит их за нос достаточно, чтобы гарнизон успел на выручку основным силам. Мака ждет очередное неудовольствие, вот только за него придется заплатить городом.
Впрочем, за полгода висения на волоске из рельсов из города удалось вывезти все промышленное оборудование и всех людей, что согласились продолжить на нем работать, — в Шарлотте, Чарлстоне, Саванне, Сельме.
Балтимор придется оставить. Конфедерация как-то пережила падение Нового Орлеана и Виксберга… что ж, и этот удар выдержит.
Весело идут по брусчатке полки 1-й мэрилендской бригады. Его старой бригады. Думают, что в наступление. Так и есть, так и есть. Только город останется янки, и брать его снова — нецелесообразно.
— Вы опять победите. Не понимаю — если вы все время выигрываете, почему война еще не закончилась? Или это из-за англичан?
Может, и из-за них. Но в первую очередь из-за Макклеллана. Все победы падают, как камни в море — круги газетной шумихи… и никакого следа на противнике.
— Снимите наш флаг, мисс. Когда завтра в город войдут юнионисты, они могут и не понять вашей вежливости.
Фырканье.
— Я сама его сшила. Специально, чтобы почтить людей вроде вас — расходящихся со мной в убеждениях… но достойных уважения. И вы предлагаете…
Да. Если на что и повлияли победы — так это на степень ожесточения врага. А еще среди войск, осаждающих Балтимор, есть черные полки…
— Да. И хранить его вам тоже не стоит.
Неожиданно серьезно кивнула. Флаг, провисевший на балконе несколько месяцев, исчез. Осталось только звездно-полосатое полотнище, мимо которого и шагают к вокзалу последние защитники города.
Значит, осталось последнее дело. Сойти на газон. Конечно, не английский, сквозь дерн пробиться можно — но к чему разрывать траву, когда можно сделать еще шаг и разорить клумбу?
Городская земля… Он ведь не фермер, ему такая и положена — смесь песка с навозом и угольной золой. Мешочек для нее он загодя приготовил — как все его солдаты. Стоит носить мешочек у сердца, чтобы потом, вернувшись, положить обратно.
Только придется ли вернуться? Подкреплений не будет, напротив, промышленность выдергивает из солдатских рядов все больше людей. Это если не считать дезертирства. Так что… Сегодня Балтимор, завтра Фредерик, послезавтра — Чанселлорсвилль, а там и Ричмонд… Но это не означает, что янки не придется заключить мир до того, как все закончится. Вот только…
Рука корпусного генерала армии КША Стюарта Мэрилендского — не путать со знаменитым Джебом — разжалась, выронив влажные комья туда, откуда он их взял. Не стоит себя обманывать. Он не вернется в родной город… Никогда!
Глава 4
БЕРТА И СЛОН
О чем мечтают девушки в шестнадцать лет, особенно на Старом Юге? О женихах. То есть о нарядах, общем восхищении, о вкусной еде, от которой не раздавалась бы талия — и об убавлении дюймов, о мороженом летом, о лете зимой, о том, чтобы соседская дурочка, вокруг которой вьются кавалеры, дурой себя и выставила… То есть, в конце концов, о женихах.
Берте Вебер ла Уэрта полных девятнадцать, и «ла» при ее фамилии не отбрасывают, все чаще пишут с заглавной, а рабочие попросту считают прозвищем или уменьшительным именем. «Берта-Ла». «Мисс-Ла». Англоязычный Чарлстон знает толк в артиклях… Впрочем, это лишь отблеск славы отца. Что такое «Уэрта»? Сначала нарезное орудие, которое — единственное в мире — не разрывает! Потом, конечно, завод, коптящий небеса доменными печами и машинами, приводящими прокатные станы, прессы и сверла. Затем — чуточку печальный человек с подслеповатым прищуром… у него последнее время сильно сдали глаза. Слепота подкрадывалась понемногу, тратила месяцы и годы… янки оказались быстрей. Взрыв. Волна жара. Огонь, подступающий к сверлильным цехам. Усталое сердце, не выдержавшее жара.
Дочь не плакала. Было некогда. Отец поставил Берту поближе к прохладе реки, откуда она направляла в огонь людей и воду, глядя поверх голов на дым и пламя, чтобы не видеть тех, кого выносили из огня. Цеха удалось спасти.
Потом… Доклад мистеру Мэллори она переписывала четыре раза — но в Ричмонд отправилась бумага, которую не задело ни слезинки. Сухая, деловая… обычная. Все и продолжилось — обычно. Те же бумаги, которые она прежде готовила как секретарь, теперь пришлось подписывать. А в прочем…
Старший брат, Реймонд, написал, что не может оставить мостик корабля, закрывающего врагу дорогу на Ричмонд вдоль реки Джеймс, какому-нибудь обормоту. Младший, Дэниел, взял отпуск с броненосца, но засел за разработки. Берта сунулась было с текучкой, но тот лишь отмахнулся:
— Не мое.
Его — исчерченный ватман, грохот на полигоне.
— Разорвало?
— Да, но мы многое узнали… Теперь бы догадаться, что именно…
Ее — поставка орудий, все еще дульнозарядных, армии и флоту. Охота за сырьем. Попытка закрыть немногими людьми многие дыры. Да и то…
Вот чеканит шаг по улицам родного города батарея в новенькой серой, с иголочки, форме. Лошадей — нет. Тяжелые орудия сверкают сталью длинных стволов на железнодорожных платформах. Янки выбили усталую армию Ли из Мэриленда? Что ж, им будет интересно переходить Потомак под огнем дальнобойных пушек. Теперь не три стяжки, как в начале войны, — триста три, и в семь слоев. Зато пять дюймов дотягиваются на пять же миль. Да, проще увеличить калибр. Но у Юга не хватает металла, и приходится нехватку руды заменять смекалкой.
Как обходится завод без полутора сотен квалифицированных работников? Две бессонные недели — и наконец из Северной Виргинии приходит поезд. На котором приезжает смена. Те, кто уходил воевать полгода назад. Их мундиры — заплата на заплате, их башмаки… Подметки еще можно подвязать к верху, и это лишь потому, что артиллерия не пехота. А еще, прежде чем усталые люди встанут за станки и чертежные доски, им придется вывести «северных партизан». Иными словами, вшей. Факт есть факт — южная армия не водила знакомства с «серыми спинками» первые два года войны. Были южные паразиты — они куда как злей кусаются, но не переносят тиф. Что тех, что других исправно изничтожали позаимствованные у русских союзников жаровни. Которые уменьшили срок службы серых мундиров, но увеличили — солдат.
Север — у этих вошь завелась в первой же кампании — немедленно воспроизвел полезное в лагерной жизни приспособление. Только не с русской — или южной — широтой души, а с чисто новоанглийским расчетом. Научно обоснованная температура оставляла синие мундиры в целости. Вши при этом дохли… не все. Скоро вывелась порода, воспринимающая санитарную обработку как дурную погоду, при которой следует поджать лапки и спокойно ждать лучших времен.
Через месяц-другой начинали возвращаться те, кто ушел недавно. После госпиталей. В конторе можно видеть целую коллекцию костылей, ножных протезов Хангера, самого пиратского вида рук-крюков, каучуковых челюстей, серебряных черепов и платиновых носов. Берта печально шутит, что к концу войны на заводе на четыре головы будет приходиться три руки и лишь одна нога — на пятерых.
