Андрей Посняков - Король
– Как же мы это докажем? – глядя на своего собеседника, Магнус изумленно приподнял левую бровь. – Предоставим грамоту от митрополита? Так ее у нас нет.
Хозяин замка поднялся с кресла и, подойдя к пленнику, пристально заглянул ему в глаза:
– Вас слишком мало для паломников, понимаешь? Обычно они идут большой толпой, с хоругвями, со своим старшим…
– Были, были хоругви, – не моргнув глазом, соврал Леонид. – И большая толпа была, не буду врать. Просто мы по пути отстали, задержались, и вот… вынуждены догонять.
– Я слышал о большом паломничьем братстве, о благочестивых странниках, – обернувшись, пан Гресь быстро перекрестился на висевшую в дальнем углу икону Михаила Архангела. – По слухам, эти странники уже три дня как отправились в Оршу.
– Вот бы нам их догнать!
– Догоните, – снова усаживаясь в кресло, ясновельможный махнул рукой. – Не вы одни отстали… Кстати, вы, может, даже знакомы. Или, уж по крайней мере, имеете общих знакомых… Эй, стража! Приведите того послушника.
Арцыбашев похолодел. Судя по всему, хитроумный пан задумал что-то типа очной ставки. И тут нужно было держать ухо востро!
Получив хозяйский приказ, слуги ввели в залу добродушного с виду толстяка в темной длиннополой рясе и накинутом на широкие плечи армяке. Поглаживая окладистую сивую бороду, толстяк непонимающе моргнул.
– Вот тоже, как и ты, отстал, – ехидно улыбнулся пан Гресь. – Может, знаете друг друга, встречались раньше?
«Дети лейтенанта Шмидта», – сразу же осенило Леонида. Ну да, ситуация складывалась очень даже похожая. Так, может, так же и нужно было действовать – чем проще да глупей, тем надежнее!
– Х-хо!!! – закрыв рукою глаза, Арцыбашев отпрянул, словно бы не верил в столь неожиданно радостную встречу. – Кого я вижу! Помнишь отца Филофея, мил человек? Как он варил похлебку, а потом всем раздавал, а тем двум недоумкам, Федохе и Грине, не осталось. Я вот тебя запомнил, ты, друже, еще хоругвь со Святым Николаем нес… Ну, не молчи, говори же хоть что-нибудь, – заключив толстяка в объятия, зашептал молодой человек.
Надо отдать должное, бородач сообразил сразу. Ухмыльнулся да со всей дури хлопнул Арцыбашева по спине… едва дух не выбил!
– Нес! Святого Николая нес! И этих двух недоумков – помню. Как им варева не досталось, хы… А у тебя, друже, плащ зеленый был… что-то не вижу.
– Так старцу одному отдал. Старику Крупскому, помнишь его?
– Кто ж не знает старика Крупского! А помнишь, как кулачный бой устроили?
– А, те трое молодцов? Под Вязьмой еще… И девы юные, помнится, были…
– Дева со мной. Одна, уж по крайней мере… А парней помнишь? Отроцев? С дерева-то еще один упал.
– Да-да, было, было. Вижу, как сейчас – падал. Темненький такой отрок. Ногу еще сломал, верещал потом зело.
– Не сломал, нет. Подвернул только.
– А отец Филофей, ох… ну, это… истинно святой человек!
– Истину глаголешь, друже. Таких бы побольше.
Как ни странно, сии, напоминающие бородатый анекдот, диалоги несколько успокоили ясновельможного пана. Он даже не дослушал, махнул рукой да поднялся на ноги:
– В людскую оба идите. Ну, где все ваши. Стеречь вас боле не будут, будут приглядывать. Хоть вы и паломники, а все ж… Ночь переночуете, а завтра, как обещал, сопровождающих дам.
Выпроводив новоявленных «знакомцев», пан Гресь подошел к человеку в рясе и произнес лишь одно слово:
– Ну?
– Врут оба, – откинув капюшон, с усмешкой заявил худощавый мужчина лет сорока со смуглым, с резко очерченными скулами, лицом, тонким породистым носом и темными, глубоко запавшими глазами. По виду, это было лицо мыслителя или монаха… Монахом сей славный муж и был.
– Что-что, падре Валентино? Говорите, врут?
– Без зазрения совести, синьор Грецо!
– Знаете, падре, я тоже так и подумал. Слушком уж наигранно все, грубо… как в плохой пьесе.
– Правда, не думаю, что они все – шпионы, – между тем продолжал монах. – Скорее, беглые. Хотя проверить следует, и жестко. Раз уж они сразу же начали лгать.
Пан Гресь неожиданно улыбнулся:
– А с чего вы вообще решили, что они лгут, брат Валентино?
– Хм… – падре задумался, погладив рукой тщательно выбритую тонзуру. – Видите ли, второй – толстяк – явно из беглых холопов, я видел у него на запястье следы от цепей. В такие в Московии обычно заковывают провинившихся рабов. Как в Риме, при императорах. Дикость! Мерзкая отсталая дикость!
– Ваша наблюдательность делает вам честь, брат Валентино. А что скажете о втором… вернее, о первом? Он показался мне, как бы это сказать… человеком из общества.
– И первый явно не тот, за кого себя выдает, – хмыкнул падре. – Он пару раз говорил так, как говорят в Германии мерзкие еретики лютеране. Поверьте мне, эти люди готовы на многое. Как человек православной конфессии, вы, мой дорогой синьор Грецо, конечно, не доверяете ордену братства Иисуса. А зря! Дела-то у нас сейчас – общие. Если московиты заберут себе часть Ливонии, это еще полбеды, но вот если еретики-лютеране распространят свою власть и влияние далеко к югу – всем нам мало не покажется. Ни вам, православным, ни нам, смиренным детям папы. Поганые шведы терзают берега Балтики, аки псы!
Беседа шла по-русски, вернее, на том его варианте, который с давних пор использовался в Великом княжестве Литовском в качестве официального государственного языка. Брат Валентино говорил очень хорошо, практически без акцента… и точно так же он говорил по-польски, по-немецки, по-гречески… И один только Бог ведал, каков его родной язык.
Вернувшись, Леонид радостно сообщил всем благую весть: их больше не будут терзать подозрениями и даже дадут сопровождающего до Орши.
– А вот это нам бы совсем не надобно, – оглядываясь на дверь, понизил голос король. – Ну, да ничего, что-нибудь придумаем. Главное, убраться поскорей из этого чертова замка, что-то мне здесь совсем не нравится.
– Мне тоже не нравится, – пригладив волосы, согласно кивнула Маша. – Может, прямо сейчас уйдем?
Все такой же хмурый, как и с утра, Михутря скептически хмыкнул:
– На ночь-то глядя? Ага, уехали… Это уж сильно подозрительно будет. Скажут – бежали без задних ног.
– Если уж «без задних ног», то не бежали, а дрыхли, – занудливо поправила княжна. – А бежали – «со всех ног».
Бравый капитан скривился:
– Дрыхли? Что за новое словцо, моя госпожа?
– Ну, в смысле спали.
– Миша прав, вечером уходить нельзя, – поддержал приятеля Арцыбашев. – И впрямь, слишком уж подозрительно…
Договорить им не дали, в распахнувшуюся дверь заглянул стражник в кирасе и, узрев Леонида, поманил его пальцем, обращаясь, впрочем, вполне вежливо:
– Милостивый господин, с вами хочет встретиться молодой пан Борис.
– Пан Борис? – удивленно переспросил Магнус. – А это еще кто?
– Племянник пана Греся.
– Ах вот как… племянник. И что же он хочет?
– Там все узнаете.
Игнорировать настойчивое приглашение близкого родственника всемогущего хозяина замка было бы верхом неучтивости, глупости и разгильдяйства. Арцыбашев поднялся с лавки, глянул на стража и, взяв Машу за руку, спросил:
– А могу я вот ее с собой взять? Чтоб веселей было. Чай, пытать-то нас там не будут?
– Да уж не будут, – усмехнулся стражник. – Черт с тобой, бери. А если уж панич с ней беседовать не захочет – так обратно придет. Всего и делов-то!
Действительно, всего и дел…
На этот раз страж привел короля и его юную супругу к самой дальней угловой башне замка, весьма массивной и высокой. Скрипнув, отворилась маленькая, обитая железом дверь, узкая винтовая лестница уходила куда-то ввысь, в темноту.
– Прошу, за мной, – встретивший гостей слуга с горящим факелом в руке перехватил эстафету у стражника.
– Ничего, что нас двое? – поднимаясь, на всякий случай напомнил король.
– Двое – не четверо, и не семеро, – тотчас же отозвался слуга. – Пан Борис любит тишину и терпеть не может шумных компаний… Здесь пригнитесь… ага… Прошу!
Толкнув приоткрытую дверь, слуга галантно пропустил беглецов в гулкую залу, сам же остался снаружи. Круглое, несколько простоватое лицо его носило отпечаток важности и приобщенности к какой-то тайне.
Магнус взял жену за руку, пригнулся и перешагнул порог, оказавшись в круглой полутемной зале, освещенной лишь неярко горящей свечкою, торчавшей в серебряном канделябре. Обстановка вокруг могла бы служить неплохой декорацией к какому-нибудь готическому роману или даже к фильму ужасов. Меж висевшими на стенах геральдическими щитами и деталями рыцарских лат тут и там корявились какие-то сушеные змеи, чучела летучих мышей с распростертыми крыльями парили под потолком, словно высматривая добычу. На круглом столе, уставленном какими-то колбами и ретортами, как раз возле свечки, недобро скалился белый человеческий череп.
Хозяин всего этого великолепия стоял спиной к гостям и, сгорбившись, всматривался… в окуляр самого настоящего телескопа!
