Андрей Валентинов - Око Силы. Третья трилогия. 1991–1992 годы
– Был грех! – хмыкнул барон, которому совершенно расхотелось играть в собственного правнука. – А нечего было, Славик, наушничать!
– Но ты же погиб, Миша… – еле слышно выговорил старик. – После войны Елена искала тебя, ездила в Харьков, потом в Таганрог. Ей сказали, что ты погиб еще в 19-м… Володя так гордился тобой! У него всегда висела твоя фотография – и в 20-х, и даже потом, когда началась эта мясорубка…
– Не надо… – слышать о сыне, которого он запомнил шестилетним, Корф был не в силах.
– Я не знаю, почему ты здесь, Миша. Кто прислал тебя… и за кем.
– Брось, Славик! – нашел в себе силы усмехнуться барон. – В наш век, как это вы называете… научно-технического прогресса принимать меня за тень отца Гамлета!..
– А хотя бы и так… Я очень рад тебя видеть, Миша.
Давние знакомые, постепенно оставив патетический тон, разговорились о делах давних и не очень. Говоруха все больше жаловался на маленькую пенсию, грубость нынешней молодежи и соседей по коммуналке. Корф, дабы не смущать старика невероятными событиями, приключившимися с ним самим, походя посетовал на казус с латинской рукописью. Барон был почти уверен, что после семи десятилетий комиссародержавия найти в Столице латиниста не представляется возможным.
– Мне бы твои проблемы, Миша, – покачал головой Говоруха. – Давай свою рукопись. Я ведь филолог…
На следующий день барон, Мик и Говоруха встретились в библиотеке. Накануне Корф вернул правнуку нож и долго обучал его искусству ношения холодного оружия. Теперь куртка юного Плотникова выглядела совершенно безупречно.
Рукопись Овернского Клирика изучали уже втроем. Говоруха, надев очки с сильными диоптриями, внимательно всмотрелся в изящные буквицы и поинтересовался, требуется ли полный перевод, общее изложение или отдельные фрагменты. В иное время барон, да и Мик, не возражали бы против редкой возможности прочитать целиком уникальную рукопись, но оба понимали, что это может занять не одну неделю. Поэтому Мик попросил Ростислава Вадимовича найти фрагмент, где говорится о заклинании, применявшемся святым Иринеем для воскрешения умерших. Говоруха, прикинув толщину рукописи, пообещал позвонить через несколько дней.
Тем же вечером в квартире Лунина собралась вся компания. Фрол привел Лиду, которая пришла с внушительного вида папкой, где оказались ее новые работы, а также рисунки самого Фрола. Картины рассматривали долго. От комментариев, однако, воздержались – кроме Мика, который заявил, что лучшего «сюра» видеть ему еще не приходилось, после чего посоветовал найти подходящего покупателя среди многочисленных «баксовых» гостей Столицы. Затем были продемонстрированы рисунки Фрола. Дхар смущенно смотрел в сторону, но рисунки, портреты и небольшие пейзажи, по общему мнению, были хороши.
– А вот еще, – Лида достала последний лист. – Это Фрол вчера…
– А вот это – сюр! – первым подал голос Плотников. – Ну, Фрол Афанасьевич, вы прямо Дали!
…С рисунка глядело жуткое чудище, отдаленно напоминающее первобытного человека, огромное, заросшее шерстью, с раскинутыми мохнатыми лапами. Глаза горели, страшная клыкастая пасть щерилась.
– Однако, – заметил барон. – Лихо вы это, Фрол!
Кора молча посмотрела на Келюса. Тот незаметно кивнул – только они поняли, что дхар попросту нарисовал автопортрет.
– Круто, воин Фроат, – резюмировал Келюс. – Это можно сразу на выставку.
– Я ему говорила, – загорячилась Лида, кивая на молчавшего дхара. – Можно договориться, хотя бы у нас, на Малой Грузинской. И вообще, Фролу нужно учиться.
– Вот, елы! – не выдержал тот, слышавший подобное явно не впервые. – Хватит уже, выучился. Один техникум, в карету его! Снится даже…
– Учиться вредно, – согласился Лунин. – А вот загнать бы твои шедевры, ежели не возражаешь, не мешало бы. Не при дамах будь сказано, наши депансы…
– Да я что? – пожал плечами Фрол. – Только кто их купит, елы? Сейчас таких картин в Столице хоть…
Он не договорил и смущенно покосился на Лиду.
– Я могу попытаться, – влез вездесущий Мик. – Есть на примете чувак… Вы не возражаете, Фрол Афанасьевич?
– Михаил! – возмутился Корф. – Помилуй, заниматься гешефтами? Да я лучше часы продам, все-таки серебряные, «Буре»…
– Дядя Майкл! – вытаращил глаза правнук. – От тебя ли слышу? Ты будто не из Канады, а из Тургенева!
Барон, сообразив, что зарапортовался, умолк.
Говоруха позвонил на следующий день. Мик был в институте, и барон направился в библиотеку сам.
Давний знакомый Корфа действительно вполне сносно помнил латынь. Особых трудов рукопись не доставила: переписчик оставил многословные заглавия каждого раздела, а заодно и глоссы – комментарии на полях. Нужное место Говоруха отыскал почти сразу, тем более, что оно было единственным, где упоминалось о воскрешении. Впрочем, Ростислав Вадимович сразу же разочаровал барона, пояснив, что собственно об оживлении мертвых речь там не шла.
– Понимаешь, Миша, – увлеченно частил Говоруха, сам весьма заинтересовавшийся далекой от его пенсионной жизни проблемой, – у католиков вопрос о воскрешении мертвых, как бы это точнее сказать… не особо муссируется. То есть, они, само собой, верят в конечное Воскресение, христиане все-таки. Но что касаемо воскресить в данном, так сказать, конкретном случае…
– Ага, – сообразил Корф, – что-то помню… Ведь даже Спаситель – и тот воскресил Лазаря да еще троих.
– Именно. В Житиях случаи воскрешения особо не акцентируются. А вот у святого Иринея этот вопрос вообще ставится иначе. Ты, наверное, помнишь, Миша, что Ириней Лионский был великим борцом с бесами…
– Конечно, помню, Славик, – хмыкнул полковник. – Регулярно перечитывал Иринея – особенно перед атакой.
– Актуально, – согласился старик. – В России Иринея не особо знали, все-таки чужак… Короче, боролся он с бесами, а они, в свою очередь, стремились его искусить. Вернее сказать, тщились – и не могли, само собой. Но пару раз они были близки к успеху, и этот случай как раз из таких.
Говоруха замолчал, неторопливо перелистывая тяжелые пожелтевшие страницы.
– Вот этот раздел, Миша. Тут Ириней еще сравнительно молод, хотя и достаточно известен. Итак, в одном городе жил некий всеми уважаемый муж. Нищих оделял, на церковь Божию жертвовал. Всем хорош был, но, увы, увлекся чернокнижием. И уловил его тот, кого поминать не станем, в свои сети. Когда сей муж умер, то не успокоился, а стал, как здесь сказано, не жив и не мертв, страх для ближних и укор для благочестивых. Упырем, одним словом…
Барон невольно вздрогнул.
– Вызвали Иринея. Тот, не имея еще должного опыта, а попросту, не зная, что подобные случаи лечатся только осиновым колом… Это я уже от себя, Миша.
Корф опять вздрогнул и даже как-то поежился.
– …Решил попытаться. Молился, изгонял беса – и без всякого результата. А тут Нечистый и явись. Не в собственном, натуральном, обличье, а под видом некоего ученика Иринеева. И предложил средство…
Корф стал слушать очень внимательно, хотя какой-то непонятный страх начал подкатывать к горлу.
– Это было заклинание. Ученик, то есть не ученик, а тот, кто себя за него выдавал, посулил, что, произнеся заклинание, Ириней сможет отпустить заклятую душу. То есть, как видишь, не воскресить, это вещь вообще невозможная, а именно спасти, разорвать цепи, так сказать. Попросту – подарить нормальную смерть, без осинового кола.
– Я понял, – прервал его Корф неожиданно хриплым голосом.
Старик, внимательно поглядев на него, покачал головой и вновь заглянул в книгу.
– Ириней усомнился. Всю ночь он молился, а под утро, как и следовало ожидать, было ему видение. Явился ангел и возвестил, что заклинание это – ловушка. Тот, кто его произнесет, действительно снимает заклятие с жертвы, но одновременно сам становится заклятым – то есть, берет проклятие на себя. Ну, Ириней шуганул этого лжеученика, а богача-чернокнижника, тут не сказано, но подразумевается, излечил осиной. Бесы в очередной раз осрамились, вот и сказке конец. Все…
– Значит, – неуверенно поинтересовался Корф, – прочитай Ириней это заклинание, то сам бы стал э-э-э… вампиром?
– Всенепременно. Во всяком случае, так пишет этот Гийом де Ту. Типичная католическая байка, так Мише Плотникову и передай. И мой ему совет: пусть поменьше таким чтивом балуется.
– Так и передам, – пообещал барон. – Слушай, Славик, а самого заклинания в тексте нет?
– Да что ты! – достаточно естественно возмутился Говоруха. – Это в католическом-то Житии?
– Покажи это место!
– Нет тут его! – решительно заявил старик, но тут же прибавил тихим, еле слышным голосом: – То есть, в основном тексте, конечно, нет, да и быть не может, но на полях… Там есть глосса, более поздняя, сделана совсем другим почерком. Смотри, Миша… Только, видит Бог, зачем тебе это?
Барон вгляделся в указанный абзац. На полях тонким мелким почерком, зелеными, чуть выцветшими от времени чернилами, было написано несколько строчек.
