Цикл романов "Целитель". Компиляция. Книги 1-17 (СИ) - Большаков Валерий Петрович
Коротко и ясно. Перелистываем… Вводится величина хода времени: це-два равно дельта-икс, деленное на дельта-тэ. Пространство на время…
А цэ-один, по Козыреву, скорость света.
Самое интересное начинается, когда в нехоженных дебрях причинной механики рассчитывается значение хода времени, и выводится миленькая формула: цэ-два равно альфа, помноженная на цэ-один, где альфа – та самая постоянная тонкой структуры, которую Фейнман называл «величайшей проклятой тайной физики». А это, по Козыреву, всего лишь отношение двух фундаментальных скоростей!
Или вот такое понятие – плотность времени. Предполагается, что она неравномерна в пространстве и меняется в окрестности происходящих процессов, уменьшая или увеличивая энтропию.
Я быстро перелистнул страницы до закладки.
«…Опыты прямо доказывают возможность воздействия одной материальной системы на другую с помощью времени. Поскольку время не передает импульса, такие воздействия не могут распространяться, и их существование означает возможность мгновенной связи».
И вот, вот! «Как результат действия причинных сил, не только возможна, но и должна существовать биологическая связь через время». Здорово же?!
Правда, ассиметричная механика отрицает саму возможность путешествий во времени – они, дескать, нарушают причинность. Но окольная тропка найдется…
Двигаться быстрее света в обычном пространстве нельзя. А в гиперпространстве – пожалуйста! Остается открыть какое-нибудь псевдовремя…
Я решительно захлопнул томик. Не со всем я соглашался с товарищем Козыревым, но уж больно хорошо его идеи совпадали с моим мировосприятием. Да и к чему тупо продолжать, свято храня?..
«Перелопачу! – подумал я с удовольствием. – Где-нибудь в Физтехе буду от сих и до сих, с перерывом на обед, мудрить с графеном, а по вечерам – баловаться с «двигателем времени». Что выйдет – бог весть, да хоть не впустую отбуду срок жизни!»
Тот же день, позже
Прага, Хлоубетин
Старо Место, Карлов мост через Влтаву, ратуша, храмы, кафешки и просто тесные улочки, помнящие века тутошней жизни – Рита обежала, оглядела всё, впитывая ощущения, как сухая земля – воду. Набегалась, насмотрелась – и засела в кофейне «Славия», как они и договаривались с Мишиным папой.
«Добри дэн. Млувите чески?»
«Богужел, немвлумим. Просим, дэйтэ ми едну каву».
Девушка блаженствовала за столиком, экономно тратя кроны и рубли – попивала «каву» со штруделем, и бесплатно любовалась Пражским Градом, что красовался в окне. Конечно, с Мишкой было бы куда интересней – и приятней, но и то, что дарует жизнь, стоит ценить.
Белая «Волга» Петра Семеновича вежливо побибикала полчаса спустя, и Рита живо покинула столетнее кафе, скользнув на заднее сиденье.
– Нагулялась? – обернулся свекор.
– На сегодня – да!
Рассмеявшись, Гарин-старший тронул с места, и аккуратно покатил по пражским улицам. От города веяло чем-то утраченно-провинциальным, старомодным, смешным даже. Этот флёр начала века порой окутывал девушку в Пскове, в Ленинграде, даже в старой Москве, где-нибудь на Сретенке.
– Иржи – это наш инженер, предлагает на выходные махнуть в горы Шумавы, – заговорил Петр Семенович, поглядывая по сторонам. – Можно будет на лыжах покататься, посидеть в деревенских кафешках… Ты как?
– Я – «за»! – подняла руку Рита. – Только у меня лыж нету.
– Не вопрос! – хохотнул водитель. – А прокат на что? И долго ехать не надо, всё рядом! Я еще и сам толком не привык… Чехословакия – маленькая страна. Два часа езды – и граница! Тесно тут, а мы – люди простора!
– Это – да!
«Волга» миновала высокое здание «Тесла», и свернула к жилым корпусам. Директор ПО «Совинтель» занимал обычную пятикомнатную квартиру на четвертом этаже, куда долго добирался лифт, дребезжащий, как старый трамвай.
Жиличка обнаружилась в единственном числе – Настя чинно готовила «домашку», оккупировав большой овальный стол в гостиной.
– Привет, привет!
– А мама где?
– А в «Тузик» ушла!
– В «Тузекс», – перевел, смеясь, Петр Семенович. – Тутошние госмагазины, вроде наших «Березок». Там крон не принимают, всё за боны. Зато – качество!
– Мне там джинсы купили! – громко похвасталась Настя. – «Райфл»! Итальянские!
Гирин-старший замер вдруг, подняв палец.
– Чую! – вымолвил он. – Наша мама пришла, молочка принесла…
Едва слышно, но очень уж жалобно завизжал лифт, и скрипнула, отворяясь, дверь.
– Уже приехали? – оживленно спросила Лидия Васильевна, стряхивая с себя пальто. – Молодцы какие… Сейчас будем кушать! Я шпикачек взяла!
– А у меня совершенно случайно завалялась бутылочка «Пльзеньского», – промурлыкал Мишин папа.
– Алкого-олик…
Рита заулыбалась. Она помнила, как ей пришлось жить у Гариных, еще когда в школу ходила – и до чего будущая свекровь старалась скрасить жизнь «сиротинушке», несчастненькой жертве родительского раздора. Тогдашнее впечатление уюта и лада осталось с ней навсегда. И вот, будто ожили воспоминания…
…Шпикачки ничем особым не отличались от московских. Чешского пива Рита даже пробовать не стала, и им с Настей щедро плеснули «Кофолы», местного ответа на всякие «Пепси».
Ничего так, в нос шибает запахом яблока и смородины…
– Старос торопит, – делился новостями Петр Семенович. – Они запустили в серию «восемь-восемь» [215]. Да ничего особенного, просто модернизировали «восемьдесят шестой». Аллес гут, конечно, но… Я Филу и говорю: «Ты давай, не отлынивай! Нашим процам нужно много микросхем поддержки. Вот ты их и впихай все на однокристаллку!» А он орет, факает через слово… Техпроцесс тот же, три тыщи нанометров, и надо как-то умудриться запихать в проц пятьдесят пять тысяч транзиков! Аллес капут…
– Ой, Риточка устала уже, – спохватилась Лидия Васильевна. – Настя, покажи!
– Пошли! – вскочила Гарина-младшая.
– Достопримечательностей объелась… – зевнула Рита, и смутилась.
По деревянной лестнице девушки поднялись наверх, в Настину спальню.
– Да рано нам спать! Восьми еще нет…
– Это только так кажется, – тоном умудренной женщины заявила Гарина-младшая. – Пока помоешься, пока… А поговорить?!
– Ладно! – заулыбалась Рита. – Давай тогда стелиться…
Собрав всю волю, она попыталась «серфить», но ее слабый зов не «добил» до Москвы.
Зато, где-то через час, когда девичьи разговоры пошли на спад, в голове знакомо загудела пустота, и ласковый Мишин голос пожелал: «Спокойной ночи, маленькая!»
И сразу стало хорошо и тепло. Рита зевнула дивным ротиком, и закрыла глаза. Ей снилась ромашковая поляна в обрамлении грубых колючих елок и березок-недотрог. Она шла босиком, уминая мягкие соцветия, навстречу Мише, и солнце приятно грело голые плечи.
Пятница, 27 января. День
Московская область, Орехово-Зуево
Тсеван Римпоче, тантрический лама и йог высшего посвящения, совершенно не обращал внимания на тленную материальную оболочку, вроде жилплощади со всеми удобствами. К чему призрачные прелести бытия ему, вырвавшемуся из вечного круговорота страданий?
Он поселился на заброшенной текстильной фабрике, выстроенной сто лет назад, и протопил круглую голландскую печь – слегка, лишь бы ушла ледяная сырость.
Тут не скудные тибетские долины, где приходится растить иву на дрова, и бережно сжигать хилые веточки, создавая видимость тепла. По всем этажам бывшей фабричной конторы хватало ломаной мебели – жги не хочу.
Но Римпоче, равнодушный к холоду, не злоупотреблял. От щелястого окна сквозило, градусник на стене с облезшими обоями показывал плюс четырнадцать. Ну, и хватит…
Бросив на пол пыльную кошму, прожженную угольями давнего пожара, Тсеван сложил ноги в «лотосном сидении». Его бесстрастный дух, вымороженный льдами Гималаев, отстоявшийся, как вода в пещерном озере, отвергал губительные соблазны бренного мира. Стряхивал грехи и добродетели, как пыль с подошв после долгой дороги. Но что дальше, за порогом нездешних пространств и небывших времен?
