Воин-Врач IV (СИ) - Дмитриев Олег

Гнат пробежался глазами по мелким убористым строчкам, не поведя бровью, сложил тряпочку вдвое и передал так великому князю через волхва и патриарха. Старцы не стали разворачивать послание, но на Рысь уставились с нескрываемым интересом, даже можно сказать — с очень явной выжидательной настойчивостью. Сиди они в «Ставке», наверняка уже орали бы наперебой: «Ну чего там? Да не томи ты, бесова душа!».

Рысь посмотрел на то, как сощурились глаза Чародея, медленно, вдумчиво, слово за словом вбирая текст послания. Увидел знакомый жест, когда друг, как всегда в минуты крепкого раздумья, чесал ногтем большого пальца правой руки старый шрам над чуть поднятой правой бровью. Посмотрел на отца Ивана с Буривоем, которые уже только что не дымились. Пожал плечами и ответил со свойственной ему лёгкостью и несвойственной лаконичностью:

— Папа — всё.

Глава 17

Радости встреч

Обратный путь занял девять дней. Сперва было вообще собирались до Горыни дойти, спуститься по ней до Припяти и добраться до Киева, как в спальном вагоне, но решили не шиковать. Денег и богатых подарков было с избытком, а вот времени как обычно не хватало. Но и те несколько дней неспешного, хотя точнее было бы сказать, не такого поспешного, возвращения мы со Всеславом проживали так, будто они были последними: успели и поохотиться, взяв тура — здоровенного, под тонну весом, бычару, чёрного, с белой полосой по хребту и рогами длиной в руку взрослого человека. И у костров посидели вдоволь, с песнями под гусли, с которыми, как выяснилось, не расставались аж трое Алесевых. Не обошлось и без курьёзов.

На еле заметной лесной дорожке скучали трое. Престарелого вида мерин с отвисшей губой и торчавшими костями, похожий чем-то на него старый дед с длинными белыми волосами и бородой и телега, похожая на них обоих, упёртая в ещё молодую, но уже жёсткую травку сломанной задней осью. Заднее правое колесо лежало отдельно с видом индифферентным, делая вид, что этих троих неудачников видит впервые в жизни.

— Бог в помощь, старче! — прикрикнул Гнат, дождавшись отмашки от четверых своих, что показались поочерёдно впереди и по бокам, в разных местах за деревьями. Кажется, четверых, но не факт. — Ждёшь кого, или так отдыхаешь?

— Ох ты! Откель вас столько взялось-то, сынки? — подскочил было дед, но тут же охнул и схватился за поясницу.

— Так оттель же, — максимально откровенно пояснил Рысь, ткнув большим пальцем себе за спину.

Мы подтянулись к месту ДТП, осматриваясь и осматривая встреченных. Мерин ни малейшего интереса к нам не проявил, как и телега. Колесо тоже старательно проигнорировало. Дед же моргал мутноватыми по возрасту глазами, не веря им, наблюдая за тем, как из-за ёлок выходили шагом всё новые и новые кони.

Всеслав спрыгнул легко с Бурана и подошёл к телеге. На ней лежала пара мешков, деревянная лопата, моток волосяной верёвки и худая копна старого, аж серого, сена. Рядом с дедом отдыхал на травке не замеченный ранее топор, а под осью — слега́, стволик видно недавно срубленной сосенки. То ли «поддомкратить» дед собирался свой транспорт, то ли ось новую подготовил. А может и то, и другое.

Чародей взялся двумя руками за край под бортом и чуть шевельнул. Внезапно вся конструкция поднялась, едва не оторвав от земли левое заднее колесо.

— Чего самому-то жилы рвать, княже? — прогудел рядом Гарасим, подошедший неслышно, по-лесовичьи.

— А ему сидеть надоело, прилечь вот решил. Сейчас бы спину прихватило, как вон тому — и всё, дальше только на холстине меж двух коней, — пояснил со свойственным и характерным ему человеколюбием Ставр. На этот раз он ехал не на груди, а за спиной, изводя всех, двигавшихся следом, подобными комментариями и пожеланиями.

— Да сплюнь ты! — тут же возмутился Рысь.

— А ты ближе подойди, чтоб мне слюней зря не тратить! Трудно было пустым местом путь проложить? А ну как засада? — вскинулся безногий.

— Тут во всей округе одна засада. У Гарасима вон за спиной в коробе едет, — буркнул недовольно Гнат, но тему развивать не стал. Вместо этого развил деятельность.

По его взмахам под осью тут же появился сам собой удачно подвернувшийся и подошедший по высоте кусок ствола дерева, на который и опустил бурый великан телегу. Хотя по нему не было заметно, чтоб вес его хоть немного тяготил.

Всеслав поднял дедов топор, пощупал пальцем лезвие. Отточен инструмент был как надо, и по стволу сосенки это тоже было понятно. За пару ударов обухом князь выбил старую сломанную ось. Отложив топор, взял слегу и подал к левой части телеги. Там чьи-то умелые руки подхватили и определили тот конец на место, установив одним махом и старое колесо. Чародей поднялся и принял второе, то самое, что лежало с независимым видом.

— Дёготь-то есть ли, старче? — спросил он у продолжавшего хлопать глазами деда.

— Ась? — приложил тот к уху коричневую аж до черноты ладонь с узловатыми пальцами.

— Крыльцо покрась, — пробурчал воевода, удивив нежданной тягой к изящной словесности, протягивая Всеславу ведёрко с лыковым помазком внутри, наверняка полученное от запасливого Алеся. Но проделал он это с такой гордостью, будто сам хранил его за пазухой аж от самого Киева, мучительно дожидаясь нужного момента. И искренне радуясь теперь тому, что тот, наконец, настал.

— Храни тебя Боги, мил человек, — склонив голову, обратился к великому князю владелец мерина и телеги. — Как звать-то тебя? Чтоб знать, кому благодарность через них слать.

— Всеславом, дедко, — помазок в руках Чародея споро покрывал ось и отверстие в ступице густым жирным вонючим дёгтем. Ну а как же — Алесевы мастер-классы пропускать в дружине было не принято, ни по ветеринарии, ни по устройству и эксплуатационным свойствам здешнего транспорта.

— Доброе имя батька дал тебе, доброе! Как у великого князя нашего! И душа у тебя, знать, добрая: остановил ватагу-то, не прошёл мимо, помогать старику взялся, — не унимался дед.

— Ага, — пряча улыбку в бороде, кивнул Всеслав, прилаживая на место колесо и проворачивая его вокруг оси несколько раз, прислушиваясь к звуку.

Гарасим приподнял задок телеги и пинком отправил пень-опору куда-то на ту сторону, откуда донеслись возмущённые крики. Но никого не зашиб. Кажется.

— А ты, борода, десятка два зим тому назад не гулял ли, часом, возле По́знаня-города, промеж озёр? Где Победзиска-сельцо? — прохрипел неожиданно Ставр, глядя на седого старца как-то странно.

— А ты кто таков, чтоб спрашивать? — неожиданно резко вскинул голову на громадную фигуру древлянина старик. И голос его звучал иначе, не так, как он вызнавал у случайного помощника имя, чтоб Богам за него поклониться при случае. Твёрже и злее.

— А ты засапожник из-под задницы убери да от косы-горбуши обломки из-под лапоточков вынь. Там, глядишь, и поговорим ладом. Не бойся за живот свой, старче. Эти хотели бы — давно б забрали. Янко, сними стрелу с тетивы. Признал я его. Как же тебя занесло-то сюда, дядька Горыня?

— Слабы глаза-то уж у меня. Не призна́ю тебя никак. Кто ты есть? — напряжение в голосе деда не пропадало, но теперь к нему добавилось удивление.

— Ставр я, Черниговский. Мы с тобой вместе за Мечеславом, чашником Мешко Второго, до самых прусских земель тенями шли тогда. А там, помнишь ли, помогли пруссам верное решение принять насчёт него. Очень они опечалились, когда узнали, сколь их родичей под той Победзиской в землю легло.

Гарасим, стоявший полубоком, в ходе этой речи поворачивался всё больше. И к концу её два старика смотрели друг на друга во все глаза. Повисла тишина.

— Ты гляди, что делается на миру? Слыхал я, в тот год, как половцы пришли второй раз, на шестую зиму с той, как их Болуш с нашим Всеволодом уговор сладили о мире, убили тебя, — голос седого подрагивал.