Спасти кавказского пленника (СИ) - "Greko"

Старик Розен не выдержал прилюдного унижения. Всем было ясно, что награда сыну — всего лишь подачка. Наместник уткнулся в плечо подошедшему к нему императору и зарыдал.

— Арестовать полковника Дадиани! — громко приказал император, не обращая внимания на орошавшего слезами его мундир барона.

Тут же два жандарма увели князя к заранее подготовленному закрытому возку.

— Как я умею карать, так умею и миловать… — вдруг обратился Государь к офицерам. — Прапорщик Варваци! Ко мне!

Я вышел из шеренги. Приблизился.

— За усердие твое жалую перстень с бриллиантом!

Я не знал, что мне следовало делать. Застыл истуканом. Ко мне подскочил Орлов. Сунул в руку перстень. В толпе офицеров раздались шепотки.

Сцена, и вправду, выглядела странно. Можно было подумать, что меня наградили за низвержение командира Эриванского полка. Лишь Тамара и Розен ведали об истинной причине высокой награды.

[1] Хан-Гирей действительно не явился к Государю в Тифлис, хотя его ждали. Мы предлагаем ничем не подкрепленную версию его странного поведения. Кстати, делегатов горцев он все же собрал. Не триста человек, как было поручено. В три раза меньше. И большую их часть составляли горцы на русской службе. Толку от встречи с ними царя было меньше, чем чуть-чуть.

[2] Все мемуаристы обвиняли баронессу в этом деле. И не беспочвенно. По прошествии многих лет случилась странная история. Баронессу обворовал собственный управляющий. Речь шла о ста тысячах рублей — огромной по тем временам сумме. Но в суд баронесса не подала. Почему? Боялась огласки? И закономерного вопроса, откуда такие деньги у вдовы, живущей на пенсию мужа⁈

[3] По свидетельству многих очевидцев император Николай Первый внушал людям неподдельный и малообъяснимый ужас.

Глава 14

Время отдавать долги

Трагедия на площади опрокинула семейство Розенов. Жилая часть Дворца погрузилась в скорбную тишину. Ее прерывало лишь рыдание женской половины семьи барона. Плакали все — Лидия, ее сестры, даже Тамара, — но не старая баронесса. Елизавета Дмитриевна шипела на дочь, требуя «держать лицо».

— Государю мало нашего унижения! Он приказал, чтобы сегодня я непременно прибыла на бал. Вместе с тобой, моя дорогая. Ты вытрешь слезы и отправишься со мной. И будешь танцевать, улыбаться и всем своим видом показывать, что нас так просто не сломить. Следует дистанцироваться от князя. Пусть все видят, что барон еще на коне!

На коне⁈ Тифлисское общество, как чуткий флюгер, избегало отныне семейство Розенов. Еще вчера все искали баронской милости. Сегодня же сторонились Дворца, как чумного барака. Ни одного просителя! Ни одного визита!

— Но маман!… Как же я справлюсь со своим горем?

— Светский такт, дорогая. Только так и никак иначе. Простым смертным этого не понять! — баронесса окинула меня презрительным взглядом.

— Что с моим мужем? Куда его увезли?

— В Бобруйск, — ответил дрожащим голосом вошедший в комнату барон. — Его будут держать в крепости под арестом, пока будут длиться следствие и суд.

— Суд? Это невозможно! Моя жизнь разбита! Что будет со мной и моими детьми, если князя отдадут в солдаты⁈

— Сотни офицеров через это прошли, дорогая! Начать все сначала — это не конец. Можно вернуть себе и ордена, и дворянское достоинство.

— Я должна быть с мужем, — решительно заявила Лидия. — Чем я хуже Волконской, Нарышкиной или милой Анечки Розен?

— Молчи, несчастная! Не смей вспоминать декабристов! Хватит нам твоего мужа! — зашипела на дочь баронесса.

Старая карга! Будто это не она виновата в том, что случилось!

— Я еду в Бобруйск! — твердо ответила Лидия.

Я встал и подошел к ее стулу.

— Лидия Григорьевна! Для меня будет честью сопровождать вас до Кубанской Линии!

— А я останусь с баронессой! — Тамар встала рядом со мной, смело глядя в глаза Елизавете Дмитриевне. — За всю вашу доброту, за ваше участие мы не можем поступить иначе. Думаю, вам, Ваша Светлость, не помешает дружеское плечо даже такой дикарки, как я!

Баронесса вдруг разрыдалась. Розен бросился к ней. Стал поглаживать по плечу. Шептать что-то ласково-успокоительное. Потом подошел ко мне и протянул руку. Я крепко пожал ладонь старого солдата, получившего свою первую награду за храбрость на поле боя под Аустерлицем.

— Я еще наместник и мое слово на Кавказе — закон! Что бы ни думали эти прохвосты, вчерашние льстецы! Не волнуйся, дочка, я все устрою. А вам прапорщик — мой низкий поклон.

Он попытался мне поклониться, но вдруг зашатался. Я подхватил его. Позвали камердинера и лакеев. Старика отнесли на руках в его спальню. У него временно отнялись ноги.

Я отправился в нашу комнату, чтобы начать сборы. Поездка с Лидией не нарушала моих планов. Напротив, мы так и договорились с Карамурзиным встретиться в станице Барсуковской во второй половине октября. Княжна Дадиани и я отправимся в путь, как только император покинет Тифлис. То есть через три дня. Задержек быть не должно. Если промедлить, на перевалах пойдут снегопады. Тогда можно прилично застрять. Еще одна зима в горах может доконать Торнау.

Провозился до вечера и загонял Бахадура с Тамарой поручениями. Из города мне приносили все новые и новые нужные вещи. Одежду, боеприпасы, традиционный набор выживальщика-горца. Требовалось основательно все продумать, вплоть до замены тонкого белья на то, что принято носить как исподнее в горах.

В дверь постучали. Вошел напудренный лакей в ливрее с гербами.

— Государь распорядился, чтоб вы тотчас прибыли на бал.

Я растерянно на него взглянул. Лакей смотрел сквозь меня, будто не замечая.

— Идемте! — сказал я, застегивая мундир. Немного мят, но что поделать? Хорошо хоть сапоги не были пахучими!

— На бал принято являться в чулках и башмаках!

— Как же мне быть⁈

— Не могу знать-с! Государь император могут быть недовольны.

— Еще больше, боюсь, он разгневается, если я не приду, — вздохнул я.

Лакей проводил меня сложными, запутанными коридорами в бальный зал. Его уже заполнила разряженная публика. К моему облегчению, не я один был в сапогах. И отдельные офицеры, и грузинские дворяне пренебрегли требованиями этикета.

Государя еще не было. Толпа гостей разбилась на кучки и что-то горячо обсуждала. Одиноким айсбергом средь шумного общества белели платья баронессы и ее дочери. Никто к ним не подходил.

За моей спиной два господина увлеченно перебрасывались фразами, с легкостью переходя с русского на французский и обратно.

— Неужели вы готовы рискнуть попасться на глаза Государю?

— Он будет недолго в зале. Я буду прятаться в толпе. А вот когда он нас покинет… — неизвестный господин постучал каблуками по полу, как застоявшаяся лошадь — копытами. — Боже, более десяти лет я был лишен удовольствия танцевать…

— С вашими сединами вы ведете себя как пылкий юноша! — усмехнулся его собеседник. — Mon cher, vous dérogez a voire dignitéde pendu[1].

Появление в зале императора вызвало легкую турбулентность. Все старались оказаться или поближе, или, наоборот, как неизвестный мне господин, — подальше от государя.

Зазвучала музыка. Император открыл бал полонезом, создав с баронессой первую пару. Променад, колонна, фонтан — одна фигура сменяла другую. Это было, бесспорно, красиво. Статные кавалеры, заложившие одну руку за прямую спину. Дамы в длинных роскошных платьях, порхающие вокруг своих спутников…

Полонез сменила мазурка. Все веселились, будто и не было сегодня ужасной сцены на площади. У меня же вместе с музыкой в ушах продолжал звучать треск мундира князя Дадиани…

— Государь император ожидает Вас в малой гостиной! — тронул за руку незнакомый мне флигель-адъютант.

Царь был один. Смотрел на меня, как обычно, пристально-бесстрастно.

— Разочарован? — спросил в лоб. Оказалось, он имел в виду мою награду. — Ты пойми: нельзя по наградам скакать как по горочкам. Недавно получил и первый чин, и заслуженный орден. Но не хочу показаться неблагодарным. Жизнь царю спас! Но об этом молчок. Жалую тебе пенсию пожизненную в полторы тысячи рублей ассигнациями!