Ревизор: возвращение в СССР 21 (СИ) - Винтеркей Серж
Москва.
Миша целый день, с самого утра, сопровождал свою Наташу и её мать тётю Лену по центральным магазинам.
Он предложил им посетить Третьяковку, но Елена Борисовна отмахнулась от его предложения. Ей гораздо интересней было посмотреть, что есть в московских магазинах.
Они с Наташкой росли вместе, матери их по-соседски дружили. Наташкина мать всегда была для него тётя Лена. Но сейчас у него язык не поворачивался так к ней обращаться. Но он так и не смог вспомнить её отчество, пришлось спрашивать у Наташки втихаря.
Наташка тоже сильно изменилась за те два года, что он уехал из Святославля, стала совсем взрослой, уверенной в себе, ироничной. Всё время подтрунивала над ним почему-то.
— Как в Москву попал, такой важный стал, — говорила она, — нос задрал!
А чего он задрал? Ничего он не задрал, он со всеми так себя ведёт и никто не жаловался.
Миша с удивлением отметил, что в её взгляде на него пропало то восхищение, которое он помнил с детства. Его не только он замечал, и мать, и Елена Борисовна, тоже видели и шутили по этому поводу, что готовая невеста Мишке растёт.
Он с недоумением бродил за ними по ГУМу, потом по «Детскому миру» на Лубянке и не мог понять, что он тут, собственно, делает?
Когда, ближе к концу дня, они собрались, наконец, к своим родственникам, он с облегчением проводил их до метро и поехал к себе в общежитие.
Вот уж не думал никогда, что так устану от их общества, — думал он по дороге. — Удивительно, как всё изменилось…
Он не чувствовал больше ничего ни к Наташке, ни к тёте Лене. Как будто и не дружили их семьи много-много лет.
И как будто он сам никогда не рассматривал Наташку, как будущую невесту…
Вскоре Никифоровна с Егорычем и Родькой засобирались домой. Женщины собрали им с собой угощение для Гриши. Проводили их, а там и Алироевы повезли Жариковых в Мытищи. За ними уехали Эль Хажжи.
Галия с Оксаной занимались в детской детьми, а мы с Маратом помогали бабушке прибираться после гостей. Трофим с Загитом хотели нам помочь, но я сказал, что кухня маленькая, только мешаться там друг другу будем.
— Сидите, отдыхайте, — сказал я им. — Мы уже почти всё убрали.
Вскоре вернулись из Мытищ Алироевы и увезли бабушку с Трофимом.
А я собрал весь мусор и пустые бутылки и пошёл на улицу выносить.
Москва. Дом на Котельнической набережной.
Галия покормила детей и уложила спать на балконе.
— Доча, — оставшись наедине с ней, заговорила Оксана, — ты бы присмотрелась к здешним мужчинам, которые в этом доме живут. Ты посмотри, какая здесь публика, какие здесь можно завести знакомства! Артисты, генералы, космонавты!
— Мам, они же все уже женатые, — решила, что мать так шутит, Галия. — Да и старые они.
— Так не обязательно за старого выходить, — возразила ей мать. — У генералов сыновья есть. Поверь мне деточка, это очень хорошая партия.
— Мам, ну ты о чём сейчас? Я, вообще-то, замужем, — уже серьёзно ответила Оксане дочь.
— Да что твой Пашка? Сопляк! А за серьёзным мужчиной ты будешь, как за каменной стеной здесь жить. Пашка случайно сюда попал и скоро вылетит отсюда с треском обратно на свою Щербаковскую.
Галия нахмурилась. Хорошего настроения от встречи с матерью как не бывало. Надо перевести разговор на другую тему, пока она ей лишнего не наговорила, вспылив…
— Кстати, мама, забыла тебе сказать. Паше, по случаю рождения наших близнецов, на Щербаковской еще одну квартиру дали.
— Да, я знаю, Пашка уже похвастался… Так получается, эта квартира рядом, раз объединяете?
— Ну да, в соседнем подъезде, — ответила ей Галия, надеясь, что мать теперь оценит преимущества квартиры на Щербаковской и закроет эту странную тему про новое замужество.
— Так, а что же ты про брата не подумала? Словно он тебе не родной! Марат в общежитии мается… Зачем, вообще, надо было объединять квартиры? Отдала бы вторую квартиру ему!
— Мам! Причём здесь Марат? — удивлённо воскликнула Галия. — Это мой муж обе квартиры получил! Для меня и наших детей! Это я их рожала, а не Марат!
— Вот, значит, как? В Москве поселилась и можно больше про семью не вспоминать, которая тебя взрастила? — обиделась мать.
— Да помню я о ней! — вскричала Галия, уже не в силах сдерживаться. — И Паша помнит! Он всем помогает! И я за ним как за каменной стеной, и не нужны мне твои космонавты! А ты всё сопляк и сопляк!
— Что тут у вас? — открылась, вдруг, дверь и на пороге появился Загит. — Что вы кричите?
— Ничего! — возмущённо ответила Оксана.
— Мама возмущается, что мы вторую квартиру на Щербаковской Марату не отдали, — объяснила Галия. — И требует, чтобы я Пашу бросила и за какого-то из местных мужиков замуж шла… Они тут, понимаешь, космонавты и артисты через одного, и я буду за ними, как за каменной стеной… Представляешь, папа?
— Марат не имеет к этим квартирам никакого отношения, и уже тем более, сколько раз тебе уже говорили, не надо пытаться рассорить Галию с мужем, — резко сказал Загит, глядя в упор на жену. — Оставь дочь в покое! Не трепи ей нервы! Она детей кормит!
— Я что, теперь и сказать никому ничего не могу? — обиделась Оксана, бросив укоризненный взгляд на дочку, которая ее предала.
Загит помолчал, потом тряхнул головой и сказал:
— Я надеялся, ты вылезешь из этой трясины, в которую сама себя загнала. Эта гадалка! Эти грязные разговоры о женах и мужьях детей! Но нет, ты вязнешь в ней все глубже и глубже… Моё терпение лопнуло! Я не могу это больше терпеть! Всё на этом, Оксана! Собирай вещи и езжай домой! Я не вернусь к тебе. Живи одна, как знаешь. Забирай себе квартиру. За своими вещами я заеду на днях.
Москва.
Наташа ехала с матерью в метро домой после похода по магазинам. Они обе устали, ноги гудели, но накупили много дефицита и это компенсировало всё. Они сидели, обнимая сумки с покупками, и делились впечатлениями от Москвы.
— А Мишка-то какой стал! — улыбаясь, тихонько пихнула Елена Борисовна дочь плечом. — Солидный такой, серьёзный. Как вспомню, как он голодранцем по двору бегал… Что Москва с людьми делает!
— Такой зазнайка стал, — фыркнула Наташа, — смотрит сверху вниз.
— Да тебе показалось, — удивилась мать.
— Ничего не показалось. Я что, не помню? Раньше он добрый был, смешной. А сейчас такой стал… — Наташа брезгливо передёрнула плечами. — Совсем другой.
Елена Борисовна ещё больше удивилась, но промолчала. Это же такое дело: насильно мил не будешь. Детская дружба — это одно, а любовь и романтические отношения — совсем другое.
Вот и выросли детки! — потрясённо подумала она.
Москва. Дом на Котельнической набережной.
Галия выскочила из детской, оставив родителей одних, и ушла на кухню. Сделала себе чай с молоком и с раздражением начала вспоминать разговор с матерью. Эта её претензия, что Марату вторую квартиру не отдали! Галия была так возмущена, что даже не нашлась сразу, что ей ответить. Сейчас меткие ответы так и вертелись у нее на языке, один за другим. Можно же было ответить, к примеру, вот, как родит братик лично двоих малышей, так сразу и отдадим! А совсем уж странное пожелание бросить любимого мужа и приставать к чужим мужчинам в этом доме… Что за бред вообще? Зачем они ей? Зачем она им с двумя детьми на руках???
Нет, Паша прав: мама ведет себя очень странно…
— Что там такое? — прибежал к ней Марат. — Чего там мать с отцом ругаются?
— Ой, тебе лучше не знать, — грустно посмотрела на него сестра.
— Ну и уйду! — услышали они голос матери. — Раз вы все хорошие, а я такая плохая!
— Куда ты, мам? — выскочил в коридор Марат.
— Твой отец меня выгнал! Да, Маратушка, вот так! — ответила мать, схватилась за чемодан и потащила его в детскую собирать вещи.
Марат растерянно стоял в прихожей. К нему подошла Галия.
