Тим Пауэрс - Чёрным по чёрному
Он встал и направился в комнату прислуги, по дороге прихватив пустую пивную кружку.Осторожно ступая по ступеням лестницы, чтобы не разбудить спящего Гамбринуса, он спустился в подвал и тихо прошел по каменному полу к двери, указанной призраком. Петли, должно быть, недавно смазывали – они не скрипнули, когда ирландец осторожно потянул дверь. В полной темноте он ощупью добрался до большого чана и нащупал нижний из трех кранов. После небольшого усилия кран со скрипом повернулся; когда по расчету кружка должна была наполниться до половины, он закрыл кран и, притворив дверь в комнату с чаном, быстро поднялся в трапезную. Вернувшись к столу, Даффи зажег свечу и недоверчиво рассмотрел несколько унций густой темной жидкости на дне кружки. На вид премерзкое пойло, заключил он. Затем сел и, даже не поднося кружку к носу, почувствовал терпкий, опьяняющий аромат.
«Господи помилуй, – изумился он, – да с этим нектаром не идет в сравнение и самый лучший, редкий сорт темного». Он залпом опорожнил кружку.
Первой следующей мыслью было: «Даффи, парень, прокрадись вниз и на сей раз налей полную кружку». Он поднялся на ноги – вернее, попытался, но смог лишь слегка шевельнуться на стуле. «Что такое? – встревожился он. – Вынести столько жестоких ранений, что иному хватит на целую жизнь, только чтобы свалиться от глотка пива?»
Он вновь попытался оторвать себя от стула и на сей раз вообще не шелохнулся. Затем он начал двигаться – вернее, его кто-то нес. Силы совсем оставили его, в щели между доспехами яростно задувал холодный ветер. Застонав от боли, он повернулся.
– Мой король, лежи недвижно, – послышался встревоженный голос. – Станешь так метаться, только снова откроется рана.
Ледяными пальцами он ощупал голову, наткнувшись на глубокую рану на виске с коркой запекшейся крови.
– Кто… кто это сделал? – выдохнул он.
– Твой сын, король. Но будь спокоен – ты убил его, когда он наносил удар.
«И к лучшему», – подумал он.
– Страшный холод, – произнес он вслух. – Мои ноги застыли, стали точно чужие.
– Мы вскоре отдохнем, – донесся голос его приближенного. – Лишь доберемся вон до того озера.
Превозмогая боль, он приподнял голову от носилок, на которых его несли, и увидел впереди широкую гладь озера, где отражалась полная луна. Через какое-то время двое его запыхавшихся спутников опустили носилки на землю; он услышал тихий плеск в скалах и прибрежной траве и почувствовал холодное дыхание воды.
– Мой меч! – прошептал он. – Где он? Я…
– Вот. – Тяжелая рукоять легла ему в руку.
– А-а… Я слишком слаб – кому-то из вас надлежит бросить его в озеро. Такова моя последняя воля, – добавил он, услышав ропот.
Один из приближенных неохотно взял меч и удалился в смутно проступающие за туманом заросли. Он лежал на земле, прерывисто дыша и желая, чтобы сердце не билось так сильно. «От тока крови рана скоро вновь откроется, – думал он, – а я и без того обречен».
Вернулся приближенный.
– Сир, я сделал, как повелели.
«Черта с два», – подумал он.
– И что же ты увидел, когда бросил меч?
– Увидел? Всплеск. И круги на воде.
– Вернись и сделай на сей раз то, что я велел.
Пристыженный человек ушел назад.
«Все из-за драгоценных камней в рукояти. Ему невмоготу представить, что они опустятся на дно озера», – подумал умирающий.
Когда приближенный вернулся во второй раз, он был напуган и подавлен.
– Сир, я исполнил.
– Что ты видел?
– Рука поднялась из воды и на лету поймала меч за рукоять. Три раза описала им в воздухе круг и скрылась в глубине.
– О… – Он наконец успокоился. – Благодарю. Я не хотел оставлять долгов.
У кромки воды теперь покачивалась лодка, и женщина в залепленных грязью ботинках заботливо склонилась над ним.
– Наш сын убил меня, – сказал он ей, сдерживая дрожь, чтобы не клацали зубы.
– Уложите его в мою лодку, – произнесла она. – Он больше не для этого мира.
В ужасе очнулся он на жестком деревянном полу, не осмеливаясь шевельнуться, чтобы не привлечь к себе внимания неведомого. Вокруг была тьма, и рыскать в памяти ему совсем не хотелось. «Что бы ни случилось, – думал он, – где бы я ни оказался теперь, как бы ни назывался мой враг, да и я сам – лучше оставаться в неведении. Ничего не сознавать, не чувствовать, не помнить – возможно, тогда меня оставят наконец в покое и позволят заснуть». Он снова погрузился в блаженное небытие.
Глава 13
– Пьян в стельку! Точь-в-точь, как я и думал. Напился моим пивом, за которое, смею заметить, не удосужился заплатить, а?
Даффи с трудом разлепил глаза и снизу вверх посмотрел на Вернера. Попытался заговорить, но лишь издал хриплый стон, довольно уместный, ибо ничего, кроме ругательств, не подворачивалось на язык. Ирландец находил мало приятного в пробуждении на полу. Не натянешь на себя одеяло, чтобы еще немного подремать. Ты вынужден не мешкая подняться и вернуться к прозе жизни. Встать на ноги оказалось не так уж трудно, как он ожидал.
– Заткнись, Вернер, – спокойно произнес он. – Не суйся в дела, тебя не касающиеся. И вели служанке подать мне завтрак посытнее.
Вернер только таращился, гнев в нем разгорался, как пучок тлеющей соломы под ветром.
– Ты хотя бы слышал, – продолжал Даффи, – что вчера ночью кое-кто пытался разнести это заведение из осадной мортиры? Когда б не викинги на конюшне, копаться бы тебе и прочему городскому отребью здесь в груде мусора. – Пыл Вернера поутих. – Твое пиво, – презрительно добавил Даффи, плюхаясь на стул за своим столом.
Точно жертва разбойников, сидящая после в сточной канаве и проверяющая целостность зубов и ребер, ирландец осторожно пытался восстановить свои воспоминания.
«Я, Брайан Даффи, – со сдержанной радостью констатировал он, – влюбленный в Ипифанию Фойгель и нанятый Аврелианом. Сейчас день после Пасхи, года 1529-го. Я, Брайан Даффи, и никто иной».
Завтрак появился в одно время с Лотарио Мазертаном. Даффи сосредоточился на первом.
– Брайан, – сказал Мазертан, бросив накидку на скамью и растирая замерзшие руки, – близится час. Я вновь собираю вокруг себя своих рыцарей. И для тебя, – милостиво улыбнулся он, – найдется место за новым круглым столом Мне ведомо про твои доблестные деяния прошедшей ночью. – Он испытующе воззрился на ирландца. – Скажи, чувствуешь ли ты что-либо, например, полузабытые отзвуки минувшего, когда я произнесу имя… Тристан?
Даффи с набитым ртом помотал головой.
– Уверен ли ты? – не отступал Мазертан, голос которого едва не прерывался от сдерживаемых чувств. – Тристан! Тристан – Он наклонился и заорал прямо в лицо ирландцу: – Тристан, ты слышишь меня?
Даффи схватил со стола миску с молоком и выплеснул ее в лицо Мазертану.
– Хватит, Лотарио.
Оскорбленный и мокрый Мазертан поднялся на ноги.
– Я ошибался, – прошипел он. – В Камелоте нет для тебя места. Не ведаю, кем ты мог быть когда-то, сейчас же твоя душа осквернена, подобна болоту с аспидами, жалящими рассудок.
Даффи не смог рассердиться, так его душил смех.
– Богом клянусь, – выговорил он наконец, – до твоего, Лотарио, появления день обещал быть очень мрачным. Аспиды, говоришь? Хе!
Мазертан развернулся и величественно удалился. Когда Даффи уже дожевывал горбушку черного хлеба, в комнату влетел Шраб.
– Мастер Даффи, – обратился он. – Верно, что прошлой ночью случилась резня?
– Нет. По крайней мере до той поры, пока я оставался трезвым.
– Но разве турки не пытались взорвать бомбу?
– Да, пожалуй, что так. На что похож двор сегодня сутра?
– На поле битвы. Сожженная повозка торчит посредине, точно черный китовый скелет, булыжник заляпан засохшей кровью, а кожевенная лавка и склад господина Венделя разнесены по камушку. Он просто вне себя Говорит, что обдерет Аврелиана как липку. – Образ ободранного Аврелиана явно потряс воображение Шраба.
– Ага. В остальном все в порядке?
– Да. Разве что какие-то ребятишки, по-моему, лазили по крыше. Валяли дурака.
– Ребятишки? Ты видел их?
– Нет, но черепица разрисована какими-то рожицами, а на стенах мелом написаны латинские слова и еще кресты и звезды.
– Вот что… Возьми-ка пару ребят, налейте в ведра воды, заберитесь наверх и смойте эту ерунду, где достанете. Хорошо? Полагаю…
– Нет, Шраб, не надо, – прервал Аврелиан, неслышно появившийся за спиной Даффи. – Оставь эти знаки и не позволяй никому их стирать.
– Да, сударь, – кивнул Шраб и кинулся к кухонной двери, обрадованный менее трудным заданием.
Даффи поднял глаза на Аврелиана, который пододвинул освободившуюся после Мазертана скамью. Старик был бледнее, чем обычно, но глаза искрились необычайной энергией, а черные одеяния сегодня лучше сидели на его тощей фигуре.
– Могу я присесть? – поинтересовался он.
– Разумеется. К чему эти рисунки на стенах?
– К чему доспехи в бою? – Он издал скрипучий смешок. – После всех злоключений, которые мы претерпели внизу, чтобы вызвать стражей, ты хочешь теперь стереть их охранные знаки? Не пренебрегай советами – если не хочешь принять вызов… созданий, коих отгоняют эти руны, чары и лики.
