Артём Рыбаков - Три кольца (СИ)
— Синица-Два всем. Пять минут на заготовки. Периметр — пятьдесят метров.
Тотчас же одна из машин гостей обогнала нас и, проскочив немного вперёд встала поперёк улицы, а сидевшие в ней бойцы взяли оружие на изготовку.
— Ваня и ты, старлей — со мной. Вы, — обратился я к двум южанам, — сторожите.
Предупреждать старого соратника, чтобы он взял с собой инструменты мне даже в голову не пришло, пластиковый ящик с ними как будто сам появился в его руке, стоило нам «спешиться».
Самая ближняя к нам машина оказалась древним-предревним «сорок первым» «москвичом», какие перестали выпускать лет за десять до моего рождения. Брать тут было нечего — кузов проржавел настолько, что о марке машины я догадался только заглянув в салон и увидев надпись в центре руля.
«Выглядит так, как будто её бросили ещё до наступления Тьмы — всё в труху сгнило. Хотя…» — и я несильно пнул передний бампер. Изржавленые крепления не выдержали, и пластиковая деталь упала на землю.
— Вот, на морду какой-нибудь из ваших прикрутить проволокой. Верно, Малченко? — спросил я старшего лейтенанта.
— Да, по ширине подойдёт. Только выглядеть будет по-дурацки… Хотя… Нам ведь того и надо, верно?
Я молча кивнул и перешёл к следующей машине, хондовскому «паркетному» джипу[100]. «Си-ар-вишку» явно курочили уже после БП, причём делали это вдумчиво и люди, явно разбирающиеся в вопросе, так что взять с неё оказалось совершенно нечего.
Так, переходя от одной развалюхи, к другой, мы набрали необходимые нам для маскировки детали.
Один «Дон» нарядили в пластиковые бампера от «москвича» и полусгоревшего «мерседеса», прикрутив их по месту проволокой. Второму внедорожнику водрузили на крышу выдранные «с мясом» из автобуса диваны. А третий оставили как есть. Полковник Удовиченко несколько секунд разглядывал результат совместных усилий, а потом подвёл итог:
— Получилось. Это табор какой-то, а не войсковая колонна.
* * *Вечерело, а ночью кататься по Городу — занятие для утончённых любителей суицида. Дело даже не в том, что кто-то напасть может, просто за прошедшие после ядерного удара десятилетия многое, построенное предками если не развалилось совсем, то изрядно обветшало и влететь в темноте в какую-нибудь передрягу проще простого. Мне до сих пор иногда снился в страшных снах тот случай с Очкариком, когда под его машиной провалился целый пласт асфальта и «Нива» ухнула метров на семь или восемь вниз, на станцию метро. Слава богу, окраинную, неглубокого залегания. К тому же ребятам повезло и машина не перевернулась, да и приземлилась она на крышу вагона метро, серьёзно смягчившего удар, но, тем не менее, сам Очкарик сломал обе ноги, а Пьяный Хорёк, парень из его экипажа — позвоночник.
Ребят мы, конечно, вытащили, но потом, по возвращении домой, долго отпаивались разными серьёзными напитками. Как выяснилось позже, грунт между сводом туннеля и дорожным покрытием вымыло за прошедшие годы подземными водами, а бетон перекрытия изменил свои свойства и его при желании можно было крошить ударами кулака. Отчего и почему так произошло, наши учёные гадали до сих пор и, сдаётся мне, будут гадать ещё столько же.
Несмотря на то, что стрелки часов показывали ещё только половину седьмого вечера, ночлеге всегда следует позаботиться заранее. От места встречи нас отделяла почти сотня километров — через четверть часа должно было показаться Михнево — крупный и весьма населённый посёлок, раскинувшийся у Каширского шоссе.
Останавливаться там, несмотря на наличие сразу трёх гостиниц и такого же количества постоялых дворов мне совершенно не хотелось. И были на то весьма веские причины. Дело в том, что юг и юго-восток Московской области славился своими бандами. Когда пришла Беда, люди уходили из Города в основном в южном направлении и там же стали складываться ватаги лихих людей, промышлявшие грабежом беженцев и мародёрством.
Лет на десять, если не больше, эта обширная территория стала ареной непрерывных стычек и даже небольших войн между бандами. Потому и народу вдоль Рязанского, Каширского и Симферопольского шоссе живёт так мало. А те, кто всё-таки решил поселиться — в основном бывшие члены банд. А взгляды на жизнь у этой публики более чем своеобразные и на наши непохожи ни разу.
Понятно, что жить только грабежом невозможно, и многие из бредунов давно организовали компактные поселения, вроде тех же самых Бронниц, и занялись промыслами или сельским хозяйством, но нравы в стиле древних фильмов о Диком Западе всё равно сохранились.
А кое-кто (не будем показывать пальцем, потому что палец этот на спусковом крючке лежит) и сейчас не прочь посмотреть, что там в чулане у соседа хранится или в кармане у проезжего лежит.
Персонажи среди оседлых бредунов, как для благозвучия называли они себя (отец, правда, говорил по этому поводу: «Как бандита не назови, он бандитом и останется»), попадались колоритные. Многие из них были выходцами из больших городов и на момент прихода Тьмы навыками, необходимыми для выживания в новых условиях не обладали. Что делать промоутеру[101] или стейдж-продюсеру (я до сих пор так и не понял, чем в старину занимались представители этих профессий!), когда нужны трактористы, плотники или просто землекопы? Вот и шли они, по распространённой в их среде шутке, «менять пять патронов на грузовик еды».
Из опыта общения с подобной публикой я вынес для себя главное — если человек до прихода Тьмы уже был связан с криминалом, то дело с ним я иметь буду, а если нет — то лучше воздержусь от общения. Причина проста — первые привыкли, как у них говорят «за базар отвечать», особенно когда им силу покажешь, а вот что может придти в голову «романтику-домоседу» предсказать крайне сложно.
— Ваня, ты не в курсе, кто в Михнево мазу держит? — спросил я товарища.
— Ни малейшего понятия, командир! У Говоруна спроси, он в курсе должен быть — у него корешок в Торговом управлении лямку тащит.
Я взялся за микрофон:
— Говорун Занозе!
— На связи!
— Федь, кто в Михнево сейчас главный?
— Там трое основных: Даур, Иван Рябой и Лавочник. Все из вменяемых. Даур вообще цементный завод под Чеховым открыл и бродяг туда вербует, — вывалил на меня поток информации старый товарищ.
— Как считаешь, можно у них заночевать?
— Вполне. Наши с ними торгуют. Не постоянно, караванами, но тем не менее можешь считать этих прирученными. Если что вдруг и будет, так только бытовуха. Ну девку с нами не поделят или перепьёт из тамошних кто…
— Понял. Отбой.
«Вариант не самый плохой. По большому счёту, против ночёвки в этом посёлке — только моя паранойя. Это я да наши «гости» в курсе, что за всеми этими телодвижениями стоит большая политика, а местные народ попроще. Их вещи сиюминутные волнуют — поспать, пожрать и бабу повалять. Но, в тоже время один я такие решения принимать не вправе…»
— Колонне внимание. Заноза в канале! — объявил я, снова включив рацию. — Головному остановиться. Всем машинам подтянуться ко мне. Жду Коромысло на совет, — когда полковник сообщил мне свой позывной, я совершенно не удивился. На мой вкус, у покойного Мистера Шляпы куда как более странное прозвище было.
— Вань, вон у той будки остановись, — скомандовал я, заметив на обочине шоссе бог весть сколько лет назад построенный павильон автобусной остановки. — Старлей, ты со своими периметр сделай с нашей стороны, лады?
Рассчитал я всё верно — когда «тигр» притормозил в указанном месте, до шедшего головным «уазика» с Чпоком и Говоруном на борту было метров восемьдесят. Стоило мне вылезти, как «южная» часть нашего экипажа вломилась в придорожные кусты, щёлкая на ходу предохранителями, а Тушканчик высунулся в люк и взвёл АГС.
Остальные четыре машины остановились немного не доехав до нашей, и из внедорожника, прозванного языкастым Муром «москвидесом», вылез полковник. Бросив настороженный взгляд по сторонам, он быстрым шагом двинулся ко мне.
— Ну, что стряслось, Игорь Васильевич?
— Посоветоваться хочу, Сергей Сергеевич. Только давайте вот сюда, под навес зайдём, чтобы не отсвечивать.
Полковник внимательно выслушал мои доводы, потом вытащил из нагрудного кармана небольшую картонную коробочку, щелчком выбил из неё папиросу и закурил.
«Надо же, а в наших краях почти все старики бросили. Дорогое это удовольствие — табак курить…»
Удовиченко, перехватив мой взгляд, протянул пачку мне:
— Закуривайте, Илья Васильевич. Наши, «Донтабак»[102] делает.
— Спасибо, товарищ полковник. Не курю.
— А я вот сорок лет себе здоровье порчу.
«Надо будет ему те сигареты, что от Дуба остались, подарить. Думаю, старик порадуется».
В две быстрых затяжки докурив папиросу, Удовиченко выбросил окурок:
