Андрей Колганов - Жернова истории. Ветер перемен
— За мной, шагом марш! — И повинуясь команде, мы несколько нестройно зашагали к дверям, которые, как оказалось, вели в столовую. Уже темнело, и обеденное время давным-давно миновало, но о нас все же позаботились, что я тут же записал в плюс молодому комполка. Горячий обед после мороза, несмотря на его невеликие размеры и не слишком высокие кулинарные достоинства, пришелся очень кстати. После чего помощник военкома полка повел нас в каптерку. Там мы обзавелись шинелями, гимнастерками комсоставовского образца, которые именовались «рубаха-френч», галифе, ремнями, портупеями с кобурой, зимними шлемами, а кое-кто — и сапогами. Глянув на мои сапоги, каптер буркнул — «сойдут за уставные». По тому же принципу некоторые новоявленные курсанты остались в своих френчах и галифе.
Остаток дня ушел на получение Наганов в оружейке, знакомство нашего руководителя с доставшимися ему подопечными, на ужин, обживание в казарме, осмотр и чистку оружия, подгонку обмундирования, подшивание подворотничков и на прочие важные армейские мелочи.
Сборы зимой — далеко не самое приятное времяпровождение. Хорошо еще, что большая часть занятий проводилась в классе, а не на открытом воздухе. Начали мы, однако, не с класса, а с посещения артиллерийских парков дивизии, где как раз проводились занятия приписного состава артиллеристов, призванных на краткосрочные двухнедельные сборы для отработки действий в зимних условиях. Для нас занятия были чисто ознакомительными — мы ознакомились с принципами боевой работы шестиорудийной полковой батареи трехдюймовок и артиллерии дивизионного звена — одной из двух батарей гаубичного дивизиона.
В одном из классов, который мы заняли в дивизионной школе младших командиров, нам пытались ускоренным порядком впихнуть примерно те же знания, которые в течение более длительного времени получали командиры на курсах «Выстрел». Тактика сменялась военной топографией, военно-инженерное дело — занятиями по организации службы тыла. Немалая часть занятий была посвящена изучению материальной части оружия. Ну, и, разумеется, не упускалось из виду ведение партийно-политической работы в войсках.
Как я успел понять, еще по услышанным краем уха обрывкам застольной беседы в поезде, и по последующим разговорам в казарме и в классе, наша учебная команда подобралась в основном, если не исключительно, из политработников, которые собственно в РККА не служили. Со мной проходили сборы комиссары из ЧОНа, Продармии, войск ВОХР и ВНУС, запасных воинских формирований, частей Всевоубуча и т. д. Товарищ Аболин, шедший первым по алфавиту в списке команды, вообще служил комиссаром в военизированной охране Чеквалап (Чрезвычайная комиссия по заготовке валенок и лаптей для нужд Красной Армии). Разумеется, кадровики Наркомвоенмора совершенно справедливо решили, что таким кадрам нужно подтянуть в первую очередь командирскую подготовку.
Что касается матчасти Нагана и винтовки Мосина, то тут больших проблем не возникло — все курсанты были, так или иначе, знакомы с этим оружием. А вот когда в классе появились ручные пулеметы Гочкиса, Льюиса и Федорова, инструкторам из пульбата дивизии пришлось повозиться, вдалбливая в наши головы правила обращения с этими мудреными механизмами. Льюис не был для меня совсем уж чужим — в бытность Осецкого замначальника Западного сектора ВОХР по политчасти его наскоро обучили обращению и с этим агрегатом. Надо сказать, что и со станковым пулеметом Максима хоть как-то знакомы были далеко не все. Да и для меня он был «черным ящиком» — как заправлять ленту и стрелять, представление имелось, во всем же остальном пришлось постигать науку вместе с прочими необученными курсантами.
Занятия по партийно-политической работе с нами вел руководитель всей нашей команды Филимон Яковлевич Гарц. На первом же уроке его засыпали вопросами:
— Вот зовут вас — Филимон Яковлевич. А что же фамилия такая странная, нерусская? — допытывались курсанты.
— Это от деда пошло, — не смущаясь (видно, привык к таким вопросам), — объяснил замвоенкома полка. — При старом режиме, еще при крепостном праве, был он крепостным помещика Гарца, из немецких колонистов. Вот от того и фамилия такая. У нас полдеревни через это Гарцами окрестили.
— А вот у вас в полку комиссар, — перевел разговор на другую тему Лев Исакович Розенфельд (уж не родственник ли какой нашего председателя СТО? — мелькнула у меня мысль). — Так что, командир у нас не партийный, выходит?
— Выходит, — на этот раз немного раздраженно отреагировал Филимон Яковлевич.
— От чего же не вступает? Или не берут? — продолжал наступать Розенфельд.
— Тут сложность, — чуть поморщился заместитель военкома. — Он из военспецов. Бывший штабс-капитан. Да и по происхождению — из поповского сословия.
Тут меня как будто прострелило. Василевский? Александр Михайлович? Штабс-капитан? Из священнослужителей? Так не тот ли это Василевский, что станет главой Генерального Штаба? По всем параметрам — он и есть. То-то меня беспокоило, что физиономия знакомая. Точно, — он! Ну, что же, у него в полку вроде обучение как раз неплохо было поставлено. Да и расположение части обустроено по нынешним скудным временам очень даже неплохо, и приварок есть, как мы могли убедиться.
Его происхождение нам разъяснил Филимон Яковлевич:
— Как Григорий Иванович Котовский стал Начальником снабжения РККА, так всем хвоста накрутил. Теперь у нас тут, при дивизии, несколько кооперативов. Вот с их доходов кое-что в котел и попадает. И с вещевым довольствием лучше стало, и со строительными работами.
В подкрепление Гарцу к нам в полк разок наведался Булин Антон Степанович, начальник политуправления МВО, который прочел большую лекцию для всего командного и политического состава полка. Как и наш комполка, Булин в 1920 году воевал на Западном фронте против белополяков в составе 16-й дивизии — кстати сказать, сравнительно недалеко от тех мест, где проходила и моя служба.
Разумеется, на стрельбище нам тоже пришлось побывать. Упражнение из винтовки Мосина получилось у меня (как и у большинства моих товарищей) отнюдь не блестяще. Что поделать — не пришлось мне раньше из Мосинки стрелять. Вот из ТОЗ-12, помнится, стрелял один раз, и из Калашникова одиночными — тоже. Но эта здоровенная дура требовала особой сноровки, которая с наскоку не приобреталась.
— Как же так, товарищи, — укоризненно выговаривал нам инструктор по стрелковой подготовке, пока мы собирали с белого снега тускло поблескивавшие цилиндрики стреляных гильз, — наш полк сам товарищ Ворошилов отмечал за хорошую стрельбу, когда приезжал к нам в прошлом году! А вы… — он с досадой махнул рукой.
Реабилитировать себя удалось при выполнении упражнения по стрельбе из Нагана. Первым я в своей команде не стал, но показал один из лучших результатов, хотя это стоило мне долгих препирательств с инструктором, требовавшим, чтобы я стал в уставную стойку. Устав от этих препирательств, я долго выслушивал его назидания, потом спросил:
— В бою тоже в этакую стойку прикажешь становиться, а? — С этими словами сую уже заряженный револьвер в кобуру, поворачиваюсь спиной к мишеням, потом резко разворачиваюсь обратно, правой рукой выхватываю револьвер, подхватываю его левой, и в быстром темпе, хаотично смещаясь, переступая сапогами по утоптанному снегу, выпускаю весь барабан по четырем выставленным в поле мишеням.
Инструктор покраснел от злости:
— Вы что себе позволяете?!
— Проверим мишени, тогда и будете кричать, — отвечаю ему примирительным тоном.
Результат оказался таков: первая мишень — 9, вторая — 7+9+7, третья 8+9, четвертая — 10. Пятьдесят девять из семидесяти — не снайпер, конечно, но вполне сносный результат. В норматив уложился.
Завершали наши занятия показные дивизионные учения. Поскольку собственный кавалерийский полк 48-й дивизии в 1924 году был переброшен в ТуркВО, на борьбу с басмачами, взаимодействие с конницей отрабатывалось при участии Тверской кавалерийской школы имени Л.Д.Троцкого. Действиями конной батареи школы руководил пожилой, но, несмотря на это, сухощавый и подтянутый преподаватель с шикарными кавалерийскими усами, явно из бывших, одетый в длиннополую кавалерийскую шинель с синими «разговорами». Не выдержав, я полюбопытствовал, кто это, и нашел подтверждение своей догадке. Действительно, это был бывший полковник, по имени Сергей Викторович, носивший странную фамилию АгокАс, не ассоциировавшуюся у меня ни с какой национальностью.
Когда после учений наша команда после учений плелась к себе в казарму по обочине (строем, в колонну по три — а то как же!), мимо нас, поротно, бодрым шагом, с песней топали молодые красноармейцы. До нас доносилось энергичное:
Так пусть же Красная
Сжимает властно
Свой штык мозолистой рукой.
С отрядом флотским
Товарищ Троцкий
Нас поведет в последний бой!
Следующая рота пело другое, распевное, показавшееся мне до боли знакомым:
