Алекс Кун - Архангельск
Мастер попросил Таю пересесть за стол напротив него, скинуть расстегнутую шубу, приспустив платье, еще и платок снять. По меркам Московии, сие грех был неописуемый. Женщин даже лекарям некоторые бояре через ширму только показывали. У поморов нравы были проще, но раздевания перед посторонними не допускали, а тут портной сразу с французскими мерками к нам подходит.
Тая беспомощно посмотрела на меня, но в ответ я только покивал. Дед был увлеченным человеком, когда такие творят, им лучше не мешать. Глядя через плечо деда на наброски ювелирного гарнитура, понимал, что денег ухайдакаю на все это больше, чем привез, ну и ладно. Тае давно пора было обзавестись чем-то сногсшибательным. Уточнив, какая будет прическа, и узнав, что этого еще не планировали и мастеров по этому поводу не знаем, дед написал записку, отдав ее со словами, что когда будет надо, должен буду послать по этому описанию, именно описанию, а не адресу, человека – придет мастер и сделает все в лучшем виде.
После чего дед набросал штрихами его виденье прически и принялся за головные украшения. В целом картина была просто убийственная. Но и цена убивала на месте. Поэтому, когда перешли к аксессуарам мужского костюма, ограничился белым тисненым поясом и церемониальным кортиком на нем. От шпаги или сабли отказался наотрез. От перстней и прочего отказался также. И обувь подобрали простую, хоть цена обуви не могла существенно поменять общую стоимость, просто уже устал от выбора и несколько расстроился от цены. Да за такие деньги ладью меди сторгую!
Задавив в себе жабу и поторговавшись только по явно завышенным позициям, я напирал на то, что показал новые фасоны и к тому же буду рекламировать эти фасоны в обществе. Получил вполне приличную скидку и выплатил аванс. Дед предупредил, что после обсуждения с ювелиром и оружейником моего заказа могут быть некоторые изменения, но клятвенно заверил, что изменения будут только к лучшему и он постарается не выходить далеко за рамки оговоренной суммы.
По срокам мастер требовал минимум неделю, даже с учетом переплаты за скорость. Сдвинуть его не удалось, на своем дед стоял твердо. Осталось только согласиться, и мы прошли в жарко натопленную мастерскую, из которой дед шуганул несколько разновозрастных мужиков-подмастерьев и начал показывать нам ткани и прочие детали. На это ему сказал, что ткань пусть подбирает сам, раз уж он взялся за сложный заказ. Не буду же объяснять, что в тканях и их ценности в это время совершенно не разбираюсь.
Далее было долгое снятие мерок. С меня их сняли довольно быстро, хоть мерок было много больше, чем делают портные моего времени. А с Таей пришлось повозиться. Для начала она отказалась раздеваться, даже до нижней рубахи. Пришлось отвести ее в сторонку и тихонько заняться внушением, в частности уверил, что я буду все время рядом, даже за ручку могу подержать, а дед и не такое видел.
Когда начали снимать с нее мерки, пришлось делать еще одно внушение – что дед ее не щупает, а занимается делом, от которого зависит наш успех. Дед намекал, что к такому платью даме надо совершенно другое белье, но я резонно возразил, что к такому платью белья вообще не надо.
Только к концу обмера Тая успокоилась, наверное, у нее это просто с непривычки. Ушли от портного поздно, пришлось даже договариваться с мужиком на санях, чтоб подбросил нас с тюками собранной по нашему заказу подмастерьями деда повседневной и праздничной одежды до дома. Ехали молча. Тая была задумчива, а меня душила жаба. Не успели мы войти в нашу комнату, Тая бухнулась на колени, обняв меня за ноги, и тихо заплакала.
– Мастер, что же ты со мной делаешь! Возвысил девку без роду, в боярские хоромы ведешь да мошну на меня всю спустил. А я даже сына тебе родить не могу, я старалась, но не дает мне Господь, хоть молила его истово. Прости, мастер, нет сил дары твои принимать, отошли меня обратно…
Она хотела еще что-то говорить, прерывая монолог всхлипами, и поднять ее с колен не удавалось. Встал на колени напротив нее.
– Знаешь, радость моя, чем отплатить мне сможешь?! Тем, что каждого моего слова слушаться будешь. Коль это обещаешь и строго свое слово блюсти будешь, то считай, отплатила мне все сполна. И нынешнее, и будущее.
– Да, мастер, клянусь как перед богом каждое твое слово исполнять, пожелай, чтоб стояла пред тем портным голой – встану тут же. Да хоть пред целой толпой. Нет мне теперь иного указа, окромя тебя да господа нашего. Но тебя буду во главе слушать.
– Тогда вставай с колен и помогай нам к ужину званому собраться. И запомни, ты теперь со мной по всем этим купцам ходить будешь и держаться с ними на равных, без гордячества, но и без унижения, чтоб честь мою не ронять. Чую, непростые гости нам тут предстоят.
– Да, мастер.
Тая покивала, размазывая слезы по лицу и поднимаясь. Совсем она еще девчонка. Просто жизнью битая.
Разложив по кровати и полу наши покупки, разобрались, где что, и быстро оделись. Обновки легли хорошо, но перед глазами до сих пор стояли рисунки с будущими парадными комплектами, по сравнению с которыми все остальное терялось.
Ужин у купца был многолюдным и шумным. Радовала меня Тая, блюдя слово, стала как-то свободнее, выпрямилась, смотрела гордо, глаз в пол, как раньше, не прятала. Такой спутницей только гордиться можно, о чем не преминул ей сказать, вызвав робкую улыбку и румянец. Посидев за столом и поговорив о свежих сплетнях, которые меня заинтересовали, Кондрат пригласил к нему в кабинет выкурить трубочку-другую.
Сигареты у меня уже давно кончились, пришлось, как заправскому местному купцу, общающемуся с заграничными шкиперами, курить трубку. Табак для нее приходилось мешать из нескольких сортов, потому что обычный табачок пробирал почище «Беломора». Курить стал значительно меньше – процесс чистки трубки не настраивал на частое ее употребление. Для хранения столь пахнущих устройств использовал маленький пенал, очень плотно закрывающийся, иначе как трубку не чисти, но вокруг нее все пропитывалось табачным духом.
В кабинете к нам присоединились несколько купцов, представленных Кондратом. Разговоры пошли о товарах да о торговле. Купцы зондировали почву. Надо было им товаров, которые шли в основном через Федора, а у него имелись ведомые только ему предпочтения к партнерам по бизнесу.
Отдариваться купцы обещали очень щедро, предложив для старта двор в Архангельске у самого гостиного двора. А далее накручивали по нарастающей. Теоретически я был не против увеличить объемы производства, но при соответствующем подвозе сырья. Однако какие резоны у Федора были торговать с одними и не торговать с другими, это надо было выяснить. Посему, поторговавшись с купцами – иначе тут было не принято, обещал подумать, а на предложение завтра же переезжать в новый дом отказался, сославшись на краткий срок пребывания и отсутствие желания заводить свою прислугу.
В остальном разговор шел о мелочах: кто кому да с каким барышом что продал и какие караваны снаряжают. Часто касались купцы своих конкурентов из Немецкой слободы, судя по обсуждаемым подробностям, следили за конкурентами очень плотно. Именовали иноземцев на русский манер, так что думал вначале, что речь идет о русских купцах со странными именами. Ну какой иностранец из Андрея Иванова? Думал до тех пор, пока купцы не уточняли, что это тот Андрей Иванов, который сын Гоутман. А взять, к примеру, Корнилу Иванова сына Сторм? Не вдруг распознаешь в таком голландца.
Много фигурировало в разговорах заморских девиц, таких как Авдотья Балсырева дочь Избрантова или Сара Николаева дочь Тембоузена, жена Аврама Корса. Некоторых дам как девиц на выданье обсуждали, а некоторых и как конкурентов или партнеров. Стало понятно, что даже в столь небольшом городе активно бурлит светская жизнь.
Обсуждали и будущий праздник в голландских хоромах Немецкой слободы у Ивана Ферколина. Туда вся знать соберется да достаток свой выпирать будет. Хоть Иван и нерусь, но пролезть на тот бал купцы считали для себя обязательным и дочек своих туда протащить намеревались.
Расходились уже за полночь. Тая возбужденно пересказывала женские сплетни, почерпнутые на том же званом ужине. Сплетни крутились вокруг тех же девиц на выданье и бала у голландцев. Рассказывала, что много спрашивали обо мне, но повторения охоты ждать пока не приходилось – тут были уверены в нашем с Таей супружестве. Просил никого не разубеждать в этом заблуждении.
С утра пошли продолжать осмотр гостиного двора, уже в немецкой его части. Были там, конечно, не только и даже не столько немцы. Но для русских все иноземцы были немцами. Правда, несмотря на это обобщение, три длинные пристани, вплотную примыкающие к фасаду гостиного двора, называли Английская, Голландская и Русская. Значит, когда надо, могли называть иностранцев и более точно.
Названия пристаней говорили сами за себя, как и кораблей, которые у них летом стояли в изрядном количестве. Бывало, более двухсот кораблей за сезон в Архангельск приходило, и по несколько десятков разом на рейде стояло.
