Александр Карпенко - Грань креста (дилогия)
— Я не замечала в тебе склонностей к чтению дешёвой фантастики, — сморщила носик Люси, просмотрев вместе со мной текст.
— А я не замечал в себе желания стать персонажем таковой, — парировал я.
— Если хочешь скоротать дорогу, возьми лучше справочник по психиатрии. Уснёшь через пять страниц — всё лучше, чем глупости читать.
— Ты полагаешь? — Я вкратце объяснил, чем занимаюсь. Глазки мышки загорелись, и она потребовала предыдущие документы, каковые я и разложил перед ней на капоте. А сам взял следующий кусок — клок в обгорелом конверте, похоже, личное письмо.
«…не так глупа, как кажется на первый взгляд. Половина переселённых даже не заметит, что их местожительство изменилось, а остальным нужно дать чуть лучшее, чем дома, жильё и заработную плату на пару монет больше. Они сами выстроятся в очередь на эмиграцию! У нас ещё и выбор будет. Что пугает потенциального эмигранта? Необходимость учить чужой язык, жилищная неустроенность, неизвестность — какую работу придётся делать, чтобы прожить. А тут вопросов нет! Только подпиши… (эта часть письма сильно обгорела, но от неё отделился ещё один клочок — видимо, лист был сложен).
…не переселять промышленных рабочих. Всякие партии, профсоюзы, забастовки — хлопоты лишние. Нам больше придётся их утихомиривать, чем дело делать. А вот конторские служащие — самое то. Мы вполне можем поддерживать существование ненужных учреждений, покуда не сложится независимое самообеспечивающееся поселение. Думаю, сфера обслуживания сформируется сама собой — семьям клерков тоже нужно чем-то заниматься. Если возникнет нужда в создании местной промышленности — просто прикроем белым воротничкам их кормушки, и жёны их сами на фабрики работать выгонят. Так что Приложение 1, в целом…» (дальше ничего, кроме пепла, конец фрагмента, ни адреса, ни имени на конверте разобрать не удалось).
Далее шла целая стопка почти не порченых листов, испещрённых непонятными знаками и цифрами, — явно какие-то физико-математические расчёты. Я, как закоренелый гуманитарий, перед всякими формулами испытываю ужас. В моём представлении, человек, посвятивший жизнь копанию в этих закорючках, вполне заслуживает почётной койки в надзорной палате дурдома. Ничего, кроме означенной каббалистики, на протяжении страниц пяти не наблюдалось, потом моё внимание привлекло краткое замечание в середине шестой страницы:
«Особое мнение проф. Еггерта о том, что остановка кристалла «Ключ» может привести к возникновению нестандартных тектонических явлений, ввиду тесной связи свойств кристалла со свойствами геологической коры, следует решительно отвергнуть. Ошибочность данного мнения доказывается…» — и вновь страница за страницей невообразимая цифирь.
Всё же не нужно выбрасывать и их. Не все такие бестолковые, как я. Кто-то, наверное, в состоянии это расшифровать — ведь не для себя писали отчёт его неизвестные авторы!
Завершались бумаги служебной запиской без начала, но с чёткой подписью: «бригадный генерал К.Р. Зак». Она представляла собой расчёт потребного для захвата и последующей обороны некоего плацдарма количества живой силы и техники, с подробным рассмотрением всех тонкостей снабжения войск — от ракет до портянок. Судя по нему, требовалось плотно обосноваться на ограниченном участке и удерживать его в течение длительного срока. Что же это за участок?
НЕУЖЕЛИ ТОТ, ГДЕ НАХОДИТСЯ ЗЕРКАЛО?
Через полчаса завершила чтение и моя начальница. Что меня поразило — она с огромным вниманием изучала математические выкладки, шевеля подвижным носом и совершая непонятные пассы хвостом. Поняла ли она, о чём говорилось в учёных трудах, осталось неясным, а спросить я поостерёгся. Впрочем, чему я так удивляюсь? Привыкнув к Люси и вконец очеловечив её в своём сознании, я невольно подхожу к ней с той же меркой, что и к своим коллегам по работе дома. Медик, понимающий в высшей математике, — вещь непредставимая. Но Рат всё же не человек и даже не говорящая мышка. Это существо иномирное, вроде марсиан. Кто знает все её возможности? Вот возьмёт сейчас и левитировать начнёт… А что?
Я сам рассмеялся своим мыслям. Доктор подняла маленькие чёрные глазки:
— Что здесь смешного? Говори, вместе посмеёмся.
Ответ мой был честен:
— Я представил себе, что ты марсианка и сейчас летать начнёшь. Вот своим глупостям и смеюсь.
Люси протянула капризным тоном знатока обсуждаемого предмета:
— Марс — это такая скука… — Помолчала. — Шура, а ведь это дело у ваших высоколобых и яйцеголовых наперекосяк пошло.
— Почему?
— А вот поэтому. — Мышка хлопнула лапкой по бумагам. По кабине полетела сажа, мы все трое дружно чихнули.
— Видишь, правильно. Что мы здесь имеем? — Небрежный жест в сторону документов. — Победные реляции. Так? Сотворим, мол, посему, и почнётся сплошное благорастворение и во человецех благолепие. Как мы зрим воочию, сотворили. И что? Ты где службу тащишь? Это же задыхающийся, умирающий мир, мир без будущего. Разве ты сам этого не ощущаешь?
Я вынужден был признаться, что да, ощущаю, только не пытался никогда своих чувств сформулировать.
— Вот-вот. Должен был быть сияющий вокзал для пересадки на транспорт следующий в великолепные дали. А есть догнивающая деревня, да ещё обложенная осадой вдобавок. Знать, не срослось что-то. Не склеилось.
— Есть, что есть. А вот чего поесть — нет. Каков бы ни был этот мир, нам тут жить. И работать. Ты видишь вон ту вывеску?
— Трактир! — радостно завизжала Люси.
Глава двадцать восьмая
Харчевня представляла собой унылую длинную комнату с крошечными подслеповатыми окошками, изрядно замусоренную. На потемневших от времени и грязи потолочных балках болтались целые занавеси паутин. Стол был один, во всю длину заведения, нечистый, с лавками по бокам. Из приоткрытой двери на кухню несло запахом горелого масла. Трактир пустовал. Глядя на его интерьер, становилось ясно, что от процветания он дальше, чем я от дома.
Из кухни, пряча руки под засаленный фартук, вышла, громко шаркая, хозяйка — неопрятная женщина с унылым лошадиным лицом. Безразлично осведомилась:
— Что господа желают?
Мы переглянулись. Вид заведения внушал сомнения в съедобности предлагаемых здесь блюд. Люси полюбопытствовала негромко:
— Интересно, далеко ли до инфекционного отделения сегодня?
Патрик не понял юмора:
— А зачем нам туда ехать, мэм?
— Куда ж ещё деваться с кишечной инфекцией?
Я пресёк пересуды:
— Бросьте. Нашего брата так просто не уморишь. Я в родном городе неоднократно в диетической столовой жрал — и жив! Хозяйка! Нам полный обед из всего самого лучшего, что есть на кухне.
Трактирщица обречённо кивнула и спросила с тоской:
— Вы своё животное тоже кормить будете?
Люси оскорбилась. Пришлось вступиться:
— Это не животное. Это наша начальница.
Новый кивок, и замызганная дама исчезла за дверцей. Там что-то зазвенело, упав.
Выбрав кусочек стола почище, мы с пилотом уселись друг против друга (а мышка — рядом со мной), томимые самыми мрачными предчувствиями. Хозяйка выглянула в зал:
— Ничего, если я вашему животному подам чайные блюдца? Оно, кажется, у вас не очень большое.
Мы с Патриком хором закричали:
— Это не животное! Это наша начальница!! Госпожа Люси Рат!!!
Женщина мрачно склонила голову и отошла ненадолго, чтобы возникнуть с новым вопросом, исполненным печали:
— Какого вина подать господам — белого или красного?
Потакая вкусам нашего маленького доктора, мы потребовали пива.
— Светлое?
— Тёмное. Лучше портер. — Патрик хорошо усваивал руководящие указания.
— И вашему животному тоже?
Наш гневный вопль сотряс потолок, на стол полетели клочья паутины. В ответ мы получили очередной депрессивный кивок.
Наконец появилась пища. Хозяйка поставила перед нами по шершавой миске из простой красной глины — нам с водителем довольно ёмкие, а мышке — кривую плошку, не то глубокое блюдце, не то пепельницу. Вслед за этим на стол было брякнуто грубо слепленное из той же глины блюдо, прикрытое мятой жестяной крышкой, и кособокий серый кувшин со щербатым горлышком. Сервировку дополнили два мятых оловянных стакана, не иначе как побывавшие в камнедробилке, и пара кривых столовых ложек плюс одна чайная — все самого антисанитарного вида.
— Из чего пить животному, я не нашла. Напоите сами, — вымолвила неряха и пропала раньше, чем мы успели разораться.
Я выловил из нагрудного кармана халата пластиковую мензурку для Люси. Та подозрительно принюхалась:
— Из неё больные не пили?
— Ты за кого меня держишь?
— А что же оттуда валерьянкой разит?
