Александр Конторович - «Черная пехота». Штрафник из будущего
— Ну, что, решили? Завтра вверх пойдем? — Он выкатил из углей горячую картофелину.
— За каким рожном? Ледника этого в таком состоянии мы встретить не ожидали. По снегу прошли бы, не вопрос, а вот по этим глыбам карабкаться — пятьсот метров в день. То есть до более-менее нормального пути нам дня два как минимум ползти придется. И то еще не факт!
— Ну и что?
— А то! Снаряжения для хождения по льду у нас с тобой нет. Два ледоруба, молоток одна веревка и пяток крючьев. Кто нам наобещал, что тут поле ровное, как по дороге пройдем?
— Ну, ошиблись ребята, они же не альпинисты все-таки. Что ты хочешь от пастухов?
— От них? Да уже ничего, разве что сказать пару ласковых слов при встрече. Так вот! Что у нас с едой? На сколько дней запас?
— На пять.
— Два дня только вверх лезть. Еще день как минимум до вершины. Итого — три, так?
— Ну, так.
— Назад нам, до этого места, еще пару дней. Так?
— Так. И что?
— А то, что еще вниз, до стойбища, еще три дня топать не жравши — это забыл? Какие в свете этого будут предложения?
— Но мы же к этому выходу год готовились!
— Значит, плохо готовились!
— Сань, но ведь главная цель любой экспедиции — дойти до точки назначения! Ведь так?!
— Нет, Андрей. Главная цель любого выхода — вернуться назад. Ибо если ты дойдешь до точки назначения и там накроешься медным тазом, то легче от этого не будет никому. И никто об этом не узнает даже…
Я повернулся к Травникову:
— Главное — вернуться? Так я вас понял, Александр Яковлевич?
— Да. Именно так. Только возврат испытателя назад может поставить точку в многолетних спорах и гипотезах.
— Но я же вернулся!
— Как?
— Ну… не знаю…
— Я тоже. И никто не знает. Мы в общих чертах представляем, какие процессы происходили в вашем теле в период пребывания в коме. Но никто специально за вами не наблюдал. И выявить, что же именно смогло послужить толчком к возврату, так и не сумели. И неизвестно, что нужно сделать, чтобы человек вышел из комы не овощем, а вполне здоровым и в сознании. Несомненно, есть жесткая взаимосвязь между состоянием тела «донора» и его действиями в прошлом. Но мы не знаем, какова она, эта связь. Многое прояснил ваш дневник, кое-что мы поняли и сами, но полной картины нет.
— Ну, толчком к возврату послужил выстрел этого самого узбека.
— Вы в этом уверены?
— В смысле?
— В вас что, первый раз стреляли?
— Нет, раньше тоже было. Только я всегда успевал уйти.
— А почему в этот раз не ушли? Что, так уж сложно это было сделать? В крайнем случае — руку ему прострелить. Чтобы не попал. Совсем-совсем это было невозможно?
— Ну, выстрелить я тогда мог…
— Но не сумел! А вы знаете, что за сутки перед вашим выходом из комы у вас изменился сердечный ритм?
— Откуда я это могу знать?
— Ну, да, действительно… Тем не менее это так, можете мне поверить. И это — еще одна загадка.
— Ну, хорошо. Загадок еще много, это я понял. Что дальше, Александр Яковлевич?
Травников встал и снова зашагал по комнате. Остановился у окна, оперся ладонями о подоконник.
— Выход у нас только один. Я вынужден просить вас, Александр Сергеевич, принять участие в нашем эксперименте.
— То есть — назад в прошлое?
— Да. Я понимаю, что ваш возраст и прочие сопутствующие обстоятельства этому могут помешать. Но другого выхода у нас нет.
— У вас? Или и у меня тоже?
— У нас. Приказать вам я не могу, это дело сугубо добровольное. Не должно быть у вас в мозгу внутреннего неприятия этого решения. Ничего в этом случае не выйдет, проверено.
— Иными словами, вы, Александр Яковлевич, предлагаете мне прыгнуть с самолета без парашюта. В надежде на то, что там, внизу, за облаками, может оказаться стог сена. На который я, возможно, и попаду. Или не попаду.
— Да.
— Охренеть… — Я налил граммов сто и шарахнул их без закуски. Нет, я не боюсь встать на стреляющий пулемет, бывали прецеденты. В этом случае все зависит от меня, моих знаний, опыта, способностей. Можно выйти в бой с голыми руками на десяток отморозков. И даже в этом случае есть шанс уцелеть.
Но вот так, лежа на койке, в полной отключке, беспомощным младенцем… Разум мой противился этому изо всех сил.
— То есть шансов на возврат у меня, — повернулся я к академику, — сколько?
— Неделю назад я сказал бы — более семидесяти. Сейчас — не знаю. Врать не хочу, возможно, что и ни одного.
Я сел в кресло, поставил локти на подлокотники и положил голову на ладони.
— Да, товарищ академик долбанули вы меня пыльным мешком из-за угла. Какого же ответа вы от меня сейчас ждете?
— Сейчас? Никакого. Я и сам на вашем месте был бы ошеломлен. Отдохните, подумайте. Беспокоить вас не будут. Хорошо?
— Да уж… Куда лучше-то…
Травников еще потоптался около кресла, видно было, что он еще что-то хочет сказать. Так и не сделав этого, он кивнул мне на прощание и вышел. Я остался сидеть в кресле.
Зарычал мотор, машина тронулась. Звук мотора затих в отдалении, и наступила почти мертвая тишина. Даже птиц не было слышно.
ГЛАВА 21
Утром мне позвонил Яковлев.
— Александр Сергеевич? Не разбудил?
— Нет, Виктор Петрович, я уже час как не сплю.
— Ну и хорошо. Не заняты?
— Нет. Медики меня более не дергают, другой работы нет. Так что сижу вот тут, на крыльце, и на небо смотрю.
— Ага. Вас не затруднит подъехать ко мне на часок?
— К вам — это куда? В Управление?
— Нет. Антон знает это место. У нас оно называется «госпиталь». Я ему перезвоню, и вас туда отвезут.
— Понятно, товарищ генерал-лейтенант. Вы тоже туда подъедете?
— Я уже тут.
Антон зашел минут через пятнадцать. Прихватив из сейфа «АПС», я сбежал по лестнице, на ходу убирая пистолет в кобуру, запрыгнул в джип, и наша кавалькада из трех машин рванулась к выходу из поселка. Ехали мы недолго, чуть больше часа. При этом все время двигались какими-то неприметными дорогами, которые тем не менее были неплохо асфальтированы и весьма ухожены. Наконец машины остановились перед зеленым забором. Створки ворот бесшумно разошлись в стороны, и машины въехали на небольшую площадку.
— Приехали, Александр Сергеевич, — повернулся ко мне Антон. — Дальше пешком. Машины туда не пускают.
Вместе со мной он вышел из автомобиля и зашагал по узкой тропинке между деревьями. Видно было, что путь ему знаком. Остальные ребята остались у машин. Пройдя метров двести, мы подошли к одноэтажному дому, и Антон, поднявшись на крыльцо, постучал в дверь.
— Разрешите?
— Да, входите.
За дверью оказалась небольшая комната. Вся она выглядела какой-то очень домашней. Казалось, время остановилось тут еще в семидесятых годах, да так и не собралось двигаться дальше. Во всяком случае, мебель здорово напомнила мне детство. Единственным современным предметом являлся ноутбук, лежащий на столе, за которым сидел Яковлев. Увидев нас, он опустил крышку и поднялся.
— Заходите, присаживайтесь. Антон, обождите здесь, пока мы с подполковником прогуляемся.
— Но, товарищ генерал-лейтенант, я же всегда должен быть рядом.
— Знаю. Не волнуйтесь, капитан. Тут нас никто не съест. Под мою ответственность.
Антон молча отошел в сторону и сел в кресло около небольшого столика. Генерал кивнул мне на дверь и двинулся вперед. Выйдя из домика, мы пошли по тропинке дальше.
— Товарищ генерал-лейтенант, тут ко мне Травников приезжал. Какой-то он странный был, как не в себе.
— Знаю, Александр Сергеевич, знаю. Я в курсе.
— Что с ним случилось?
— Узнаете.
Генерал больше ничего не говорил, а я с вопросами не лез. Деревья неожиданно расступились, и мы вышли на небольшую полянку. Точнее, на кладбище. На нем в несколько рядов стояли памятники.
— Что это, Виктор Петрович? Куда мы пришли?
— Это кладбище, Александр Сергеевич. Здесь похоронены наши сотрудники. Те, кто погиб за время существования нашего отдела. Первые два ряда — испытатели, те, кто не вернулся. Остальные погибли по другой причине.
— Мои прежние охранники тоже тут?
— Да, последний ряд. Не под всеми памятниками лежат люди. Некоторые из них погибли далеко отсюда, и не все тела мы смогли найти. Некоторые по просьбе родственников похоронены в других местах. Но памятники стоят здесь. Все наши сотрудники приходят сюда, когда начинают работать. Память, Александр Сергеевич, — это такая вещь, которая очень сильно помогает. Иногда мы сами не осознаем, насколько важно помнить обо всех, кто был до нас.
— Понимаю, товарищ генерал.
— Пойдемте дальше.
Еще метров через пятьсот мы вышли к комплексу двухэтажных домиков. Между собой они соединялись застекленными переходами и, запрятанные под деревья, были совсем незаметными. Подойдя к одному из домиков, Яковлев вытащил из кармана пластиковую карточку пропуска и провел ей по считывателю. Щелкнул замок. За дверью оказался коридор, чем-то напоминавший больничный. Возможно, это мне показалось из-за запаха, свойственного любому медицинскому учреждению. Справа и слева находились двери, рядом с которыми в стену были встроены большие окна. Навстречу нам вышла миниатюрная девушка в белом халате.
