Александр Михайловский - Ветер с востока
– Хорошо, Генрих, – было видно, как Гитлер повеселел, – в какие сроки вы планируете осуществить эту… э-э-э-э… дипломатическую операцию?
– Поскольку определенные круги в Лондоне уже и так встревожены столь неожиданными успехами Сталина, то думаю, что к началу летней кампании на Восточном фронте нам уже нечего будет беспокоиться об ударе в спину и о бомбардировках наших промышленных центров. К тому моменту мы должны будем объединить вокруг себя всю Европу и, объявив священную войну против большевизма, погнать эти толпы недочеловеков в кровавую мясорубку Восточного фронта. В конце концов, у нас в лагерях сидит вся французская, голландская и бельгийская армии. Поставим их перед выбором – или расстрел, или Восточный фронт. В конце концов, даже такие солдаты лучше, чем никакие.
Гитлер пригладил растрепавшиеся волосы.
– Генрих, это замечательная идея! Возможно, что такой ход действительно спасет Германию. Дикие восточные варвары просто не выдержат натиска западной цивилизации и падут, несмотря на все их ужасные танки и самолеты. Но вот скажите, что нам делать с Америкой? Пока янки помогают русским, мы не можем спать спокойно.
Гиммлер вскинул голову блеснув стеклами пенсне.
– Мой фюрер, с Соединенными Штатами Америки все гораздо сложнее. Нападение Японии на Перл-Харбор привело их в такую ярость, что они не успокоятся, пока не вбомбят японцев обратно в средневековье. Франклин Делано Рузвельт, сильный духом, но слабый телом, за лишних десять лет жизни продаст душу самому дьяволу, или тому же Сталину, что в принципе одно и то же.
По нашим данным, у пришельцев очень хорошая медицина, и старина Фрэнки уже получил предложение, от которого нельзя отказаться. Увы, нам нечего предложить ему, а посему Америка для нас пока недосягаема. Мы, конечно, будем стараться решить и эту задачу, но не ждите скорого успеха. Скорее уж наши солдаты встретятся с японской армией где-нибудь на Урале. Без плацдарма и непотопляемого авианосца в виде Британских островов Америка нам не опасна. И эту проблему вполне можно пока отложить на будущее.
– Очень хорошо! – воскликнул Гитлер. – Я утверждаю ваш план, Генрих, приступайте!
Гиммлер кивнул, и фюрер повернулся к Геббельсу:
– Йозеф, вы все слышали. Немедленно разверните самую активную пропаганду по вопросу принадлежности британцев к арийской расе, о едином европейском рейхе и о кровавой сущности жидобольшевиков и плутократов. При этом не жалейте ни елея, ни дерьма. Ну, вы поняли.
– Да, мой фюрер, – кивнул Геббельс. – Министерство пропаганды сделает все так, как вы сказали.
– Ну, а вы, Кейтель, – сказал Гитлер, недовольно посмотрев на генерал-фельдмаршала, – должны через неделю положить мне на стол план летней кампании. Удара второй танковой армии на Дно я пока не отменял. Мы должны попытаться спасти все, что возможно. Весь мир должен увидеть, что немцы своих не бросают. Всем войскам, находящимся в окружении, приказ держаться до последнего солдата и ждать, когда их деблокируют.
Вы, Герман, назначаетесь ответственным за скорейший ввод в строй реактивных истребителей. Делайте, что хотите, но у Германии должна быть своя скоростная авиация. На этом пока все, господа. Я верю в нашу победу!
5 марта 1942 года, поздний вечер. Деревня Раковно в десяти километрах восточнее города Луга Майор осназа Сергей Александрович Рагуленко
Почти сутки испанская «Голубая дивизия» она же 250-я пехотная дивизия вермахта, подобно упорному дятлу, долбилась в оборонительные позиции нашего батальона. Дорога от Новгорода до деревни Раковно, находящейся примерно в девяти километрах от центра Луги, стала для благородных донов настоящей дорогой смерти. Выбитая в предыдущих боях до примерно трети полного состава, испанская дивизия растянулась на марше в длинную нитку. Когда первые испанские части уже уперлись в наши передовые позиции на правом берегу одноименной речки, последние подразделения только-только покидали Новгород. Ориентиром им служила узкая накатанная лента дороги, сойдя с которой, человек проваливался в снег по пояс, а то и по уши.
Зима 1941/42 годов была особенно сурова и безжалостна к пришельцам с теплого Иберийского полуострова. Метели, морозы, глубокие снега. А в общем-то, их сюда никто и не звал.
Позицию у деревни Раковно я выбрал для главного оборонительного рубежа потому что здесь, пересекая одноименную речушку почти в одной точке сходились шоссейная и железная дороги из Новгорода в Лугу Правый фланг позиции у меня упирался в слияние речки Раковны и реки Луги, а левый фланг упирался в деревню Сырец, через которую проходила объездная проселочная дорога. Вот, собственно, опорный пункт на левом фланге и был главной фишкой позиции. Для того чтобы просто пройти к мостам, испанцам понадобилось бы примерно два – два с половиной километра идти по совершенно открытой местности на расстоянии около восьмисот метров от наших позиций у Сырца. При том количестве пулеметов, которое имелось у нас на вооружении, это было самоубийством.
Там же, у Сырца, были сосредоточены и шесть из десяти имевшихся в наличии БМП-3 моего батальона. Еще три боевые машины занимали временную передовую позицию, выдвинутую примерно на полтора километра от мостов прямо по главной дороге, там, где у озера Гольтяево входит в лес шоссе Новгород – Луга. В случае же если противник начнет выдвигаться к мостам по линии железной дороги, то гарнизон временной позиции должен был быстро отступить к Раковно, предварительно поставив на боевой взвод несколько размещенных вдоль дороги МОНок.
Если же испанцев не удастся удержать на основной позиции, примерно в полутора километрах позади Раковно протекала еще одна похожая речка со странным названием Удрайка. В случае чего, там у нас с генералом Августином Муньос Грандесом ожидался второй раунд «корриды»
В принципе, несмотря на почти пятнадцатикратное численное превосходство, я испанцам не завидовал.
Вступать в бой их дивизия будет вынуждена по частям, прямо с марша по зимней дороге без возможности отдохнуть и обогреться. А с левого фланга их колонны уже начали беспокоить конники генерала Белова на маленьких лохматых монгольских лошадках. Ну, и партизаны, само собой.
Сами по себе эти небольшие отряды из десятипятнадцати человек, вооруженные в основном дедовскими охотничьими ружьями и трехлинейками, регулярным частям испанцев большой угрозы не представляли. Их роль заключалась в другом.
Взаимодействуя с нашим батальоном, беловскими кавалеристами или севшими испанцам на хвост частями 52-й армии, местные лесовики, знающие каждую просеку, каждый ручей и даже пень, становились глазами и ушами регулярной Красной армии. Так что испанским фашистам надо было поторапливаться, пока их прямо на дороге не начали рвать на части.
Один такой отряд вышел и в наше расположение. Командовал им некто с никнеймом Дед Семен. Угу, если я не буду бриться полгода и отпущу такую же рыжую бороду лопатой, то тоже стану «дедом» без каких-либо дополнительных усилий. На двадцать четыре бойца и Фросю-повариху в отряде имелось восемь винтовок Мосина, две СВТ-40, дюжина гладкоствольных охотничьих двустволок и однозарядных берданок и четыре револьвера системы Нагана. Кроме того, имелся один пулемет «Максим» без щитка, установленный на сани со смирной рыжей лошадкой. Такая вот северная «тачанка» в зимнем варианте.
Судя по отсутствию в отряде трофейного оружия, даже завалящего «вальтера» или винтовок Каг 98, которых вокруг как грязи, никаких особых героических подвигов отряд не совершал, а лишь занимался вопросами собственного выживания.
И что мне прикажете с ними делать? Ни от его «максима» ни от бойцов с допотопным оружием в предполагаемом бою толку никакого не предвиделось… Разве что заманить в засаду головной кавалерийский дозор испанской колонны. Правда, для этого дела весь отряд был не нужен, хватало и саней с пулеметом, а также троих-четверых самых бедовых из этих горе-партизан.
Пойти вызвались сам Дед Семен, один из молодых партизан по прозвищу Васька-балалаечник и, что самое удивительное, Фрося-повариха. Дед у пулемета, Василий – второй номер, а Фрося за ездового. Была там еще лошадь с незатейливым именем Рыжуха, но ее согласия, разумеется, никто не спрашивал. А вот Фросю я бы не пускал – хватает там здоровых лбов и без нее. Но не моя епархия, там свой командир есть, и похоже, этот командир – предмет Фросиного сердца. Ах, скажете вы, военная мелодрама. Они любили друг друга так сильно, что умерли в один день и час. И так бывает, но только нам этого совсем не надо.
– Сделаем как надо, товарищ майор, – хмуро сказал Дед Семен, выслушав мои детальные указания, – не беспокойтесь, выполним ваш приказ в лучшем виде. Самое главное, что по целине им нас не обойти, а в остальном – лишь бы патронов хватило.
