Злой гений Порт-Артура - Романов Герман Иванович

– Ордена Суворова и Кутузова у вас там были вроде Георгия и Владимира третьей степени, – задумчиво пробормотал Алексеев, – но повыше, чем святого Александра Невского, раз ты их первыми назвал. А с «Богданом Хмельницким» непонятно, гетман еще тот был интриган. Но раз награду учредили такую, то, видно, проблемы с малороссами имелись. Наверное, и статус у него вроде Анны второй степени, может быть, с короной или алмазными украшениями, как в былые времена. А морские награды особые были?

– Имелись, как им не быть, если старую наградную систему отменили.

Фока удивил анализ Алексеева, почти точный, только наместник с «Александром Невским» промахнулся, тот полагался взводным и ротным командирам за дерзкие и решительные атаки. И подумав, ответил на вопрос наместника, посчитав, что следует удовлетворить любопытство. А так как рисовал прилично, то взял в руки карандаш и быстро нанес контуры орденов с медальонами флотоводцев и полагающимися этим орденам якорями.

– Вот орден адмирала Ушакова, он двух степеней, первая – платина и золото, вторая – золотая. Аналоги – Георгий второй и третьей степени. Только для адмиралов, офицеры им не жаловались, как я помню, только второй степенью немногих капитанов первого ранга наградили.

А это орден адмирала Нахимова, у него якоря не по центру, а на лучах звезд. Тоже две степени, первая – в золоте, причем лучи из рубинов, вторая – в серебре, а лучи – в красной эмали. Первая степень – только для адмиралов, вторая степень – для старших офицеров, но ее могли и капитан-лейтенанты получить, о таких случаях слышал. Но отличиться им надо было неимоверно, все же боевая награда. А для матросов и старшин специальные медали серебряные были, с цепью на колодке только «ушаковская». Подобного знака отличия ни у каких медалей больше не было, только она одна такая уникальная.

Фок быстро нарисовал медали, на которые Алексеев смотрел чуть ли не дольше, чем на ордена. Причем наместник молчал, о чем-то долго размышляя. Потом Евгений Иванович взял листок, аккуратно сложил его и спрятал в ящик стола.

– Хорошие награды, стоящие. Надо же, из рубина лучи, такой орден сам по себе драгоценная редкость. Вроде Святого Александра Невскогос бриллиантами. Вторая степень как третья Владимира с мечами. Очень достойная даже для полковника и капитана первого ранга награда.

Алексеев снова серьезно задумался, даже коньяк пить не стал. Фок же курил адмиральские папиросы – только в салоне он позволял себе баловаться табаком, получая удовольствие и немного снимая накопившейся стресс. Те страхи, которые он пережил на броненосце, привели к зароку: ступать на палубу какого-либо корабля он больше не собирался.

– Какие у тебя мысли о войне есть, Александр Викторович? Ведь расклад на море существенно изменился!

– Пока нет, на два месяца, пока наши корабли не будут отремонтированы. Как бы эта победа для нас пирровой не стала: кроме «Полтавы» ни один броненосец в море выйти сейчас не сможет. А так планы есть, как не быть. Ты, Евгений Иванович, в шахматы играешь?

– Немного, – осторожно отозвался Алексеев. Общаясь с Фоком, он уже уяснил, что держаться нужно настороже.

– Есть такая штука, гамбит называется. Это когда приносишь жертву, но выигрываешь темп, то есть время, которое само по себе ценность. В нашей ситуации мы должны получить время, нужное для накопления ресурсов: чувствую, осада может надолго затянуться, самураи упертые, тем более у них жажда реванша будет.

– Это я понял, – усмехнулся наместник, – мы и так для сбора задействовали все что можно. Остается только знать, что ты хочешь принести в жертву, чтобы удлинить время?

– Ничего не хочу, – покачал головой Фок и посмотрел с нескрываемой ехидцей в глазах на удивленного таким ответом Алексеева. Пояснил с явственным смешком в голосе: – Приносить жертву должен Куропаткин, причем не японцам, как в бою у реки Ялу, а нам. Здесь нужен Первый Сибирский корпус Штакельберга, вот тогда ситуация окончательно изменится в нашу пользу. Сколько бы в Третью армию Ноги ни передали дивизий, в Квантун японцы уже никогда не войдут, пока у нас есть снаряды. Такой большой кусок они проглотить не смогут, а потери понесут огромные, если попытаются штурмовать. Тогда и появится момент для нанесения контрудара.

– Алексей Николаевич костьми ляжет, а корпус не отдаст. То, что сейчас войска стягиваются к Инкоу, никакой роли не играет. При начале высадки японцев последует приказ отойти к Лаояну на соединение с главными силами Маньчжурской армии…

– А если пути отхода японцами будут перерезаны? И не будет связи со штабом армии? А приказ в такой ситуации и главнокомандующий напрямую отдать может, то есть ты лично и письменно! Будет генерал-лейтенант Штакельберг его исполнять, как надлежит?

– Он обязан будет это сделать, иного просто нет. Но меня за такое самовольство снять с наместников могут – императору найдется кому в ухо пошептать и правильно донос подать. Все Военное министерство против меня ополчится, и при дворе тоже комплот сильный организован будет, любая клевета в ход пойдет!

– И пусть! Ситуация такая сложится, что ты сам в Артуре отрезан будешь. Временно, конечно, потом на крейсере во Владивосток придешь, если захочешь. Но думаю, лучше немного подождать и лаврами тебя побольше увенчать. Вот смотри, две морские победы ты уже одержал, под Инкоу отличишься – целый корпус спасешь, куда его Куропаткин в окружение загонит.

Загонит Алексей Николаевич сам. Правда, он этого пока не знает, но такое обязательно произойдет!

– Ничего себе!

Алексеев выругался и покачал головой, Фок же ехидно улыбался, как всегда в таких случаях. Потом негромко произнес:

– Шансы у нас есть, и немалые, я тебе так скажу. Если правильно наш Квантунский гамбит разыграем, доносов и всего прочего из пакостей можно не опасаться.

– Ты так уверен?

Алексеев тяжело вздохнул, налил себе коньяку и выпил залпом. Отдышался, насупился и посмотрел на Фока. Тот рубанул:

– Евгений Иванович, ты будешь здесь – и война тоже тут. Мы в осаде, какие тут доносы! Да и опровергнуть их легко, ибо мертвые сраму не имут, а победителей не судят!

Часть третья

Квантун останется русским

9–18 мая 1904 года

Глава 31

– Хотим мы или не хотим, Анатолий Михайлович, но сама война заставит нас на многое взглянуть совершенно иначе. И то, что сейчас неприемлемо в силу каких-либо «уложений» или «наставлений», уставов и приказов, будет внедрено в жизнь, несмотря на наши симпатии и антипатии. – Фок остановился, посмотрел на кургузую установку пяти винтовок на железном лафете с колесиками. Усмехнулся. – Ибо новое оружие обладает совсем иными возможностями и нанесет более действенные потери войскам, чем в прежние времена. Так что придется приспосабливаться к ситуации и менять тактические приемы. А заодно штатную структуру подразделений, частей и соединений, ибо она должна соответствовать новым реалиям. В том числе даже такому необычному оружию, как этот импровизированный пулемет, который лучше именовать «митральезой Шметилло». Паллиатив, конечно, но на безрыбье и медуза крабом покажется, а если нет баб, то шлюха принцессой станет.

– Это точно. – Стессель громко засмеялся, начальнику Квантунской области подхихикивала свита.

Фок еще раз осмотрел творение штабс-капитана 26-го Сибирского стрелкового полка и подытожил:

– За неимением гербовой бумаги пишут на простой. Вес системы приемлем, легче, чем у «максима», скорострельность тоже: в минуту с перезарядкой можно дать десять залпов – полсотни выстрелов. При должном натаскивании расчета – в полтора раза больше. Сформировать в каждом батальоне внештатную команду из полудюжины таких митральез проблемой не станет, обучить только нормально людей. Да и начать изготовление таких установок в Дальнем и Порт-Артуре по единому образцу – не стоит отдавать такое дело на откуп самим полкам: такая кустарщина пойдет, что сами взвоем от разнообразия конструкций.