Во льдах (СИ) - Щепетнев Василий Павлович

А кормят их, иностранцев, а заодно и меня — хорошо. Как положено. Потому что в меню указывалось не только название блюда, но и размер порции с точностью до грамма. Нет, весов у меня с собой не было, но они стояли на отдельном столике. Да и глаз-алмаз говорил — всё здесь правильно. И директор санатория самолично проходящий между столиками, и желающий всем приятного аппетита — на английском, немецком французском и испанском языках. Может, и даже наверное, кроме трех-пяти фраз на каждом из языков он и не знает, — но к делу подходит ответственно. Вверенный ему коллектив контролирует, направляет и ведёт. По намеченному XXV съездом курсу, разумеется.

Откуда я знаю? Дедукция и индукция здесь ни при чём. Меня ознакомили с личным делом директора. И ещё нескольких человек. Так, в порядке уяснения позиции. Полковник Батырбаев, мой непосредственный начальник, отказать не мог: в санатории будет отдыхать дочь члена Политбюро, лицо охраняемое, и я не только могу, но и обязан знать, кто есть кто. Полковник Батырбаев, не без оснований, конечно, считает меня мёртвой душой в «девятке» — как бы служу, но как бы и не служу, получил должность «по блату». С другой стороны, в Ливии проявил себя достойно, имею ранения, имею правительственные награды, и вот в Дубраве не оплошал — ладно, служи, служи, а там посмотрим — так я расшифровал осторожные взгляды полковника Батырбаева в мою сторону. Ну да, полковника, не могу же я все вопросы решать с Тритьяковым, у товарища генерала и без меня забот хватает. И с полковником мы обсудили легенду — мол, я человек блатной, делаю карьеру, и буду в санатории с негласной проверкой. Инкогнито из Москвы. То есть, конечно, не инкогнито, не может чемпион мира по шахматам остаться незамеченным. Инкогнито в смысле что никто не должен знать, что я служу в «девятке». Никто, кроме Анатолия Анатольевича, который создаст мне условия и обеспечит поддержку. Для окружающих внимание Анатолия Анатольевича ко мне — это внимание к чемпиону мира, герою Советского Союза, и человеку, не чужому члену политбюро товарищу Стельбову. Вполне достаточно для того, чтобы отнестись к отдыхающему Чижику с особым вниманием и особой чуткостью.

Видно, из чуткости меня посадили за столик с генералом. Натуральным генералом, правда, в отставке. Нет, он был в штатском, но о своем генеральстве сообщил сразу, при знакомстве.

— Как интересно, — ответил я, и представился в ответ:

— Чижик. Михаил Чижик.

— Тот самый? — спросил генерал, показывая, что не чужд современности.

— Других таких на свете нет, товарищ генерал.

— Без чинов, без чинов. Зовите меня просто Дмитрием Николаевичем.

— Почту за честь, товарищ генерал!

Генерал хмыкнул. На вид ему было лет шестьдесят, максимум — шестьдесят пять, но я знал, что генерал-лейтенанту Медведеву недавно исполнилось восемьдесят.

Ужинали мы не торопясь, как и предписано профессором Певзнером.

— Как же вы, Михаил, оказались здесь, в третьем корпусе? — спросил генерал.

— По путёвке, как ещё. А путевку дало мне «Динамо», спортобщество. Подготовка к чемпионату страны.

— Так вы динамовец?

— Динамовец. А вы?

— Тоже.

Генерал впал в задумчивость, и более вопросов не задавал.

Я тоже, хотя так и подмывало спросить, почему везде написано, что Дмитрий Николаевич Медведев скончался в тысяча девятьсот пятьдесят четвертом году, в звании полковника?

Ну, значит, так нужно было — тогда. В пятьдесят четвертом.

Я поднялся в свой номер, на пятом этаже. Хороший номер, но однокомнатный. Впрочем, сойдёт. Зато с видом на Эльбрус.

Я подошёл к окну. Солнце давно село, зато полная луна светила ярко, и снежные вершины Эльбруса во тьме выглядели особенно таинственно.

Я отвернулся: не стоит смотреть на гору слишком долго.

Чревато.

Глава 17

15 ноября 1978 года, среда

Прогулки при солнце

Скучно одному. Скучно и непривычно. В прошлый раз, пять лет назад, нас было четверо: я, Лиса, Пантера и Антон. Прошло всего ничего — и я один.

Ну, ну, не стоит преувеличивать.

Девочки заняты делом, их план замысловат, но если удастся задуманная комбинация — это будет штука, не уступающая моему чемпионству. И они скоро приедут.

Антон же и рад прилететь, но… Что выросло, то выросло. Да и хватит с него. Он может с полным правом заявлять, что воспитал чемпиона мира. Получит — или уже получил — заслуженного тренера СССР. Квартира в Москве, пусть не пятикомнатная, но приличная. И работа — ну, кем и с кем он будет работать, меня не касается. Думаю, он достаточно обучился методу эффективного мышления, и в грязь лицом не ударит. А ударит — так грязью здесь прекрасно лечат. Мне доктор назначил общую грязь, и к половине одиннадцатого я прибыл в Ессентуки, в знаменитую грязелечебницу. А то побаливают ребра, тревожат, особенно перед дождём. Ольге грязелечение помогло, поможет и мне. Чижики, пантеры, лисы, орлы и куропатки, рогатые олени, гуси, пауки, молчаливые рыбы, обитавшие в воде, морские звезды и те, которых нельзя видеть глазом — все приходят поправить здоровье в бальнеолечебницу имени Семашко.

Я сидел в холле, приходя в себя после процедуры. Пил травяной чай, читал «Комсомолку», купленную тут же, в холле. Никаких неожиданных новостей на первой странице не было. А на четвертой я нашел большую статью «Будущее шахмат», пространное интервью с Михаилом Моисеевичем Ботвинником.

Корреспондент интересовался, как дела у программы «Пионер», программы, которая играет в силу мастера спорта, или даже гроссмейстера. Шестой чемпион мира отвечал, что создать искусственный интеллект дело непростое, но возглавляемый им коллектив в скором времени явит миру программу, равной которой нет. Корреспондент осторожно спрашивал, почему на Западе электронного шахматиста можно купить в магазине, а у нас пока нет. К примеру, сейчас популярны шахматные компьютеры «Фишер» и «Чижик», которые широко рекламируют на страницах западной шахматной печати.

Ботвинник отвечал, что в магазинах продают поделки, играющие в силу третьего разряда, дорогие игрушки для начинающих шахматистов, он же занимается наукой, создавая то, чего прежде не было никогда.

А вот сам Михаил Чижик, как вы оцениваете его достижения?

Шахматные? Хорошие достижения. Он стал чемпионом мира, одним из сильнейших шахматистов планеты. Некоторая неубедительность его победы над предыдущим чемпионом не должна умалять успеха Чижика. Хотя, конечно, влияние тропической лихорадки на исход поединка отрицать невозможно. Но дело в другом: Чижик относится к шахматистам-прагматикам, побеждающим не за счет новых идей, а за счет техники реализации преимущества. Такие шахматисты, малопродуктивные в творческом отношении, могут оказаться на вершине шахматного Олимпа, но век их обычно недолог. Иное дело шахматисты-исследователи, открывающие новые возможности в дебюте, миттельшпиле и эндшпиле, постоянно ставящие перед соперниками неожиданные задачи, и за счёт этого доминирующие многие и многие годы. Советская шахматная школа всегда славилась творческим подходом к игре, и сейчас есть немало молодых шахматистов, которые в самом скором времени приступят к штурму шахматных вершин. Один из таких молодых талантов — Гаррик Каспаров, в блестящем стиле выигравший полуфинал первенства страны в Даугавпилсе, победив в шести партиях всего при одном поражении, и завоевав путёвку на финал чемпионата в Тбилиси — а ведь ему только пятнадцать лет!

Я отложил газету. То ли журналист сместил акценты, то ли я не нравлюсь Михаилу Моисеевичу. Вообще-то чемпионы друг к другу относятся ревниво, дело обычное. Но Ботвинник закончил активные выступления в семидесятом году, мы за доской ни разу не встречались, какие у него ко мне претензии? Хотя объективно он прав: и счёт моего матча с Карповым не сказать, чтобы разгромный, и лихорадка Денге подкосила Анатолия, всё так, всё так. Но, думаю, больше Ботвинника беспокоит то, что годы идут, идут, идут, вот уже и «Чижики» продаются в магазинах, пусть пока на Западе, а его «Пионер» до сих пор не сыграл ни одной партии. Ни на гроссмейстерском уровне, ни на уровне третьего разряда, ни в силу новичка. Ни на каком. Не работает программа. Люди работают, а программа нет. На проект Ботвинника израсходовано уже свыше миллиона бюджетных рублей, а результата никакого. Движение — всё, цель ничто. Но вдруг и прекратят финансирование, а лабораторию расформируют? Экономика должна быть экономной, и если на том же Западе шахматные программы пишут одиночки в свободное от основной работы время, то есть ли смысл тратить миллионы ради чего? Покажите, ради чего?