Александр Афанасьев - Бремя империи
Говорить было нечего…
— Работа выполнена? — спросил я
— Да выполнена то выполнена… Вот только шума вы опять наделали. Неужели нельзя было тише уйти?
— Нас кто-то сдал — твердо сказал я
— В смысле? — недоверчиво прищурился Иван Иванович
— В прямом, господин действительный статский советник! — теперь я поднял на него глаза — нас ждали! А о том, что произойдет, знали только три человека — вы, я и Али. Мы с Али были там — под пулями…
Вывод напрашивался невеселый…
— Вы хотите сказать, господа, что вас сдал я? — глаза Ивана Ивановича превратились в узкие щелки на загорелом лице, в каюте стояла такая тишина, что было слышно, как у стекла недовольно жужжит неизвестно как здесь оказавшаяся пчела….
— Я хочу сказать, что мы должны проверить прохождение информации. Где-то утечка, причем эта утечка очень серьезна. Пока мы не выявим источник утечки, дальше действовать нельзя!
И снова наступила тишина. Мы молча смотрели друг на друга, и тут Иван Иванович… улыбнулся!
— Я в вас не ошибся, господин Воронцов… Вы осмелились сказать такое мне — и были совершенно правы. Потому что в таком деле ни чинов, ни званий нет, а предать может любой. Но что-то здесь не так. Если бы конкретно знали, что придете вы, где вы будете и зачем — вы не ушли бы живыми. Так?
— Так… — недовольно проговорил я — это действительно так. Живыми бы мы не ушли — в доме было полно охраны. Но они среагировали только после того, как я выстрелил — хотя и среагировали подозрительно быстро…
— Вот и давайте подумаем, господа… — тут Иван Иванович оборвал себя на полуслове — черт…
— Что? — в один голос спросили я и Али
— Они знали, что что-то будет — но не знали, что конкретно. Значит, им попала информация в самом общем контексте! Они не знали про вас! Значит, информация ушла…
— С полицейского банка данных — закончил за Ивана Ивановича я — там, где вы брали досье. Верно?
Иван Иванович ничего не ответил, он осмысливал ситуацию…
— Много еще досье взято? — спросил я
— Семь. И ни по одному теперь работать нельзя.
Один — это случайность, два — уже закономерность. Обязательно найдутся люди — в исламском подполье, или их кураторы в британской разведке, которые сложат два и два, приплюсуют к этому информацию о том, что чиновник по особым поручениям из Санкт Петербурга забрал девять досье и двое фигурантов уже убиты…
— В общем и целом — подвел итог Иван Иванович — по вашей линии, князь, работать пока нельзя. Работаем только по линии внедрения Халеми, она явно не засвечена. А вам, господин Воронцов — придется несколько дней отдохнуть и побездельничать, пока мы не найдем способ продолжить…
В принципе у меня было чем заняться в эти несколько дней. Но Ивану Ивановичу, да и всему остальному миру тоже, об этом знать было совсем не обязательно…
Бейрут, район Борж эль-Бражнех. 17 июня 1992 года
Александр не звонил — и Юлия с удивлением обнаружила, что думает об этом. Думает — и сердится. До настоящего времени ей было совершенно наплевать на окружавших ее самцов — она пользовалась ими, но душа ее всегда оставалась закрытой. А сейчас она думала о нем. О человеке с повадками волка и с Браунингом за поясом, о человеке, который в считанные секунды разделался с тремя грабителями голыми руками. О человеке с княжеским титулом, отпрыске старинного дворянского рода, офицере флота, жестком и загадочном. Мысли о нем никак не желали уходить, они возвращались снова и снова, отчего Юлия злилась. Злилась, потому что не могла себя контролировать — а такого с ней не было уже очень давно…
— Черт, да что же это такое… ставя машину на подземную стоянку она со злостью хлопнула дверью машины, так что чуть не вылетело стекло — хотя машина то как раз ни в чем не была виновата.
В холле никого не было — квартир в доме было немного, а вернулась она поздно. Поднявшись на лифте на последний этаж, она прошла к своей двери, повернула ключ — и вошла в темную прихожую. В квартире было темно, тихо, уютно — это было убежище, в котором можно было скрыться от всего мира — и мужчин в свою обитель она пускала не всех и не всегда. А такого, как у нее приключилось вчера, она и вовсе не могла припомнить…
Бросив сумочку в прихожей она прошла в гостиную, машинально щелкнула выключателем и… застыла…
— Что-то ты долго не звонишь, Мадлен… — недовольно проговорил господин Сноу, вальяжно развалившийся на шикарном кожаном диване, стоящем в углу рядом со стереосистемой — или что-то произошло?
Юлия, взяв себя в руки, прошла к бару, плеснула себе коньяка — почти полную рюмку. Каждый раз, когда это происходило, ей просто хотелось забыться, проснуться — и ощутить себя чистой и свободной, принадлежащей только себе и никому другому. Но реальность не отпускала ее, превращая происходящее в кошмар, не имеющий конца…
История ее была страшна — и в то же время в чем-то банальна. Молодежь, учащаяся в элитных вузах, отпрыски богатых, часто дворянских семей — им просто было скучно в этой жизни, где все было для них. Каждый решал проблему как мог — вечеринками, сексом, алкоголем — так решали ее большинство. Но были и другие… "Пока свободою горим, пока сердца для чести живы…" — вот только души прекрасные порывы посвящались отнюдь не родине. Молодежь "шла в террор" — и только потом понимала, что привлекательные лозунги "борьбы с кровавой тиранией царизма", сладкие слова "ловцов человеческих душ", часто работающих на британскую или американскую разведку и вовремя не обезвреженных контрразведкой, на самом деле превращаются в путь предательства, лжи и ужаса, в дорогу, ведущую на виселицу. К террористам и заговорщикам государство относилось жестоко, карало неотвратимо и беспощадно — смертная казнь была единственной формой наказания за террористический акт.
С террористами Юлия связалась, когда только поступила в Санкт-Петербургский политех — ей было всего семнадцать лет, и она наперекор отцу выбрала именно этот университет, не Смольный. В Смольном учили молодых дам быть хорошими женами и домохозяйками, готовили спутниц жизни для будущей знати Империи — но она никогда не хотела стать "женой такого-то", она хотела стать самой собой. И на первом же курсе ей не повезло встретить некоего Ивана Дроздова, вольного слушателя и активного участника группы заговорщиков, умышлявших на террористический акт и убийство государя Императора. Сами того не подозревая, они работали на британскую разведку…
Злодейский умысел, естественно, раскрыли — нескольким студентам было не под силу тягаться с великолепно налаженной и действующей как часы машиной контрразведки Империи. Взяли их за день до того, как один из студентов должен был бросить гранату в государя. Поскольку умысел не был доведен до конца — никого не казнили, но всем дали по двадцать-тридцать лет каторги.
Но Юлию не взяли — за день до ареста остальных в ней пришел человек. И объяснил ей, что информации для того, чтобы отправить ее друга на виселицу, а ее саму на каторгу — у них достаточно — хотя бы аудиозаписи всех встреч, где они засиживались до часу ночи, планируя в мельчайших деталях покушение — а потом занимались любовью. Все это было так… остро, круто, жестко! Пока не пришло время платить…
Как и обещал господин в строгом костюме-тройке, великолепно говорящий по-русски, ни одного смертного приговора суд не вынес. А она сама стала «Мадлен» — такой была ее кличка в британской разведслужбе, и уже несколько лет исправно поставляла информацию, сначала из Санкт Петербурга — а потом и из Бейрута. В Бейруте ее куратором оказался Джон Сноу…
— Присядь рядом… — голос Сноу был обманчиво мягок. Словно загипнотизированная его глазами, Юлия села на диван рядом с ним.
— Рассказывай. Кто у тебя появился?
— Никого… — начала Юлия, и ту ее голова дернулась от хлесткой пощечины, виски плеснулось на диван…
Сноу считал себя экспертом по женщинам и с каждой вел себя по-разному. С кем-то он был нежен и ласков, с кем-то, как в данном случае — груб и жесток. Каждой нужно было свое — и Сноу давал им это…
— Врешь, сука! Ты думаешь, я не знаю? Мы следим за тобой круглые сутки! Как зовут этого офицера?
На самом деле Сноу лгал. Следить за каждым осведомителем, что он делает у британской резидентуры не было ни сил, ни возможностей. Более того — город был наводнен агентурой полиции, жандармерии, контрразведчиками, за сеттльментом постоянно следили и попытка за кем-то понаблюдать, вполне могла закончиться тем, что за группой наблюдения установят контрнаблюдение, и начнут выяснять — за кем и зачем следит британская разведка. А могут и провокацию устроить. Но Юлия не была профессионалом, и знать этого не могла.
— Александр. Князь Александр Воронцов. — тихо сказала она, потирая горевшую щеку
