Дмитрий Володихин - Убить миротворца
— А на самом верху — всевселенский самодержец…
— И что? Да хоть бы и так. Мы вечно строим государство, которое потом строит нас. Потом мы разрушаем его и с воплями радости пляшем на руинах. А чуть погодя снова принимаемся все за то же строительство. Менуэт-чечетка-менуэт-чечетка-менуэт… Вот она, русская судьба. И что, плохо? Да нормально.
— Начинаете с неограниченной свободы, а заканчиваете неограниченным деспотизмом.
— И опять забираем от деспотизма волю, и опять ее отдаем… А кто нам помешает? Допустим, захотел кто-нибудь помешать, — от меча и погибнет… И потом, Дима, любишь ты оперировать идеальными состояниями, как какой-нибудь математик. А в природе нет идеальных состояний. Сплошные помеси, примеси, сплошное динамическое равновесие, сплошные компромиссы, сплошные неустойчивые системы. И ничто никогда не доходит до чистой схемы. Славен Господь! Он не допускает такого безобразия…
Дмитрий Сомов склонил голову. Он не чтобы проиграл, он как-то… иссяк, изнемог. Полное опустошение. «Разве можно быть таким настырным и таким жестоким? Как будто избил меня до полусмерти…»
Виктор, сам того не зная, добил его одной фразой:
— А в общем-то ты прав, конечно… — встретив затравленный взгляд собеседника, он пояснил:
— Да конечно человек должен быть бесконечно дорогой штукой! Весь мир построен только для того, чтобы наши души сыграли свою роль как надо. Значит, дороже ничего не придумаешь. Только вот у нас ни рожна не получается — ближних ценить…
Глава 5
Последний приказ командора
14 мая 2125 года.
Астра-4, искусственный спутник Венеры, военная база рейдерной флотилии.
Виктор Сомов, 29 лет, Петр Медынцев, 29 лет.
Дежурными по штабу флотилии, сменяя друг друга через сутки, заступали два офицера-штрафника: террополяк Княжевич и террорусский Сомов. Это был, конечно, непорядок. Виктор не помнил, сколько именно по уставу положено ставить сменных дежурных, но уж точно никак не меньше трех. Кроме того, на флотилии не хватало людей. Семь боеспособных рейдеров, оставшиеся из прежних двадцати, работали на износ. Экипажи несли потери не столько убитыми и покалеченными в боях, сколько больными и свихнувшимися от переутомления. Всех, кто был пригоден к службе на кораблях, отправляли туда безо всякой волынки. Лопеса моментально прибрали на крейсерскую бригаду флота Русской Европы. Семенченко взяли на большой десантно-штурмовой корабль-док «Санкт-Петербург». И только капитан-лейтенант Сомов, наказанный за тонкое отношение к дружеским дракам, и капитан-лейтенант Княжевич, наказанный за попытку свести близкое знакомство с женой командира флотилии, обречены были на вечное дежурство.
«Бентесинко ди Майо» вернулся на базу 20 апреля, а через четверо суток опять ушел в рейд. Минуло три недели. В 0.30 по условному «стандартному» времени Виктор принял дежурство у поляка, и тот напоследок сообщил ему, что «родной» сомовский рейдер стоит в доке; кораблю, по всему видно, на этот раз не повезло. Точнее? Пришел с повреждениями.
Штабное дежурство — вещь хлопотная. Сначала у Сомова просто не было времени, чтобы навести справки. Потом он вызвал борт, но ему никто не ответил. Так бывает лишь в одном случае: когда команда уже покинула корабль ввиду серьезности повреждений, а ремонтники еще не прибыли. Наконец, в обеденное время к нему пришел артиллерийский офицер Медынцев.
Сомов никогда не водил с ним знакомство, но сталкивался с комендором многое множество раз: рейдер не крейсер, народу немного, с каждым хотя бы один раз обязательно столкнешься носом к носу… Но в первый момент Виктор никак не мог понять, что за человек явился по его душу. Медынцеву, надо полагать, недавно заживили шрам на левой щеке — длинный некрасивый шрам от виска до подбородка. Пятно нежной розоватой кожицы на фоне жутковатой белизны… как будто у Медынцева поседело лицо, не волосы, а именно лицо… И смотрел он не прямо на собеседника, а куда-то за спину, отыскивая одному ему известные пятнышки на переборке. Когда Сомов все-таки встретился ним взглядом, артиллерист отвел глаза. У Виктора была ощущение, словно прямо перед ним лениво повернулась скала, и два глубоких провала ушли в сторону…
— Вы знаете меня? Вы помните меня?
— Да, разумеется. Вы начальник второго артвзвода на «Бентесинко ди Майо». А теперь, наверное, старший корабельный комендор… вместо Хосе. Ваша фамилия Медынцев… Только вот имени…
— Петр.
— Виктор.
Они пожали друг другу руки и Сомов задал бессмысленный вопрос, он, собственно, и должен был задать бессмысленный вопрос, надо ведь было как-то начинать разговор…
— Ну, как там ребята?
Его собеседник не торопился отвечать. Теперь он смотрел куда-то под стол и сидел с таким лицом, как будто изо всех сил старается подобрать слова для объяснения исключительно простой вещи маленькому ребенку.
Неловкое молчание.
Или Медынцев принес неприятность? Какая могла быть неприятность?
— Вас послал Вяликов? Я больше не нужен рейдеру? Моя вакансия занята? Что вы мнетесь, говорите же, черт побери!
Комендор, наконец, решился.
— Да, командор просил меня зайти к вам, но совсем по другому делу, Виктор. Рейдеру вы не нужны, это точно. Рейдеру теперь никто не нужен, поскольку его самого больше не существует.
— Продолжайте.
— Мы смогли увеличить наш счет еще на один «приз». А потом «буйные» взялись за нас всерьез. Вяликов отбивался, маневрировал… Потом отбиваться было уже нечем, и он только уворачивался, уворачивался, уворачивался, как мог. Упрямый человек. Вытащил нас из-под самого носа у старухи с косой. То ли Бог его любит, то ли он гениален, то ли и то, и другое сразу…
— Корабль?
— То, что пришло на базу, восстановлению не подлежит. Это лом. Добрались-то чудом, против всех законов физики.
— Я понял. Сейчас, Петр, вы передадите, что велел сказать Вяликов. Только сначала несколько фамилий, хорошо?
Медынцев кивнул.
— Торрес?
— Мертва.
— Гойзенбант?
— Мертв.
— Жалко, учится должен был парень… Ампудия?
— Мертв.
— Макарычев?
— Мертв.
— Яковлев?
— Ни единой царапины.
— Слава Богу! Я знал, что хоть кто-то… должен… А Рыбаченок?
— Мертв.
— Марков?
— Мертв.
— Как же так, он ведь совсем молодой…
Комендор пожал плечами.
— Шленьский?
— Не помню. Может, и жив.
— Деев?
— Мертв.
Он назвал фамилии двух техников, новобранцев. Медынцев по поводу одного из них высказался, мол, ранен, скорее, просто ушиблен, сотрясение мозга у него и так, по мелочи, но в целом будет здоров; а второму — конец. Тогда Сомов спросил то, что вертелось у него на языке с самого начала:
— Вяликов просил зайти… Значит, он сам… с ним что-то не в порядке?
— Он превратился в груду говорящего мяса. Простите за прямоту, но это самый точный ответ на ваш вопрос.
Сомов застыл с открыты ртом. Убит и ранен мог быть любой офицер на рейдере, но только не Вяликов. Он казался Сомову, да и многим другим, неуязвимым существом, гарантированным от любых случайностей. Сообщение Медынцева потрясло Виктора. Сколько времени он провел в глубоких рейдах, а только сейчас до конца понял и прочувствовал незамысловатое правило: война может вонзить зубы в любого, никаких неуязвимых нет.
— Значит, летать уже не..?
Медынцев покачал головой, источая равнодушие:
— Если и поднимется, то нескоро. И командовать кораблем не будет уже никогда.
— Как это произошло?
— Исключительно неаппетитно.
Капитан-лейтенант разозлился:
— Что, нельзя без уверток?
У его собеседника краешек губ с правой стороны медленно пополз книзу. А взгляд оставался пустым. Ни гнева, ни досады, ни раздражения. Словно за зрачками комендора простиралась ровная, как взлетно-посадочная площадка, пустыня — до самого горизонта… знойная, равнодушная пустыня, и ни песчаные смерчики, ни миражи нимало ее не оживляли.
— Виктор… Ей-богу, вам не стоит сердиться. Я не говорю о том, что погибли и мои друзья. Не поймите меня неправильно, но сейчас я хочу избежать никому не нужных глупостей. Я оставался единственным относительно боеспособным старшим офицером в экипаже «Бентесинко ди Майо». И мне Вяликов передал командование. Это был его первый приказ, после того, как он смог членораздельно говорить. А вот второй: он вспомнил о вас, вы должны вернуться в команду. Разумеется, экипаж сейчас будет расформирован, нас разошлют по другим кораблям. Может быть, даже отправят обратно на Терру. Но сейчас формально — он сделал акцент на слове «формально» — я считаюсь вашим капитаном. Капитаном, а не старшим корабельным комендором.
— Виноват.
— В этом нет необходимости.
![Александр Колпаков - Нетленный луч [Если это случится…]](/uploads/posts/books/117194/117194.jpg)
