Руслан Мельников - Крестовый дранг
— Вот и мой черед пришел, Васильке!
Повинуясь княжьему знаку, отроки подвели оседланного коня вороной масти. Дорогая блестящая серебром и золотом сбруя, расшитая попона, стальной налобник… Александр мигом оказался в седле. Застоявшийся без дела конь так и плясал под седоком. Князь тоже расправил плечи, приосанился в ожидании кровавой потехи. Верные, испытанные в боях гриди окружили Ярославича. Ближе всех оказался Савва. Сразу за ним — боярин Игнат. Подбежал паренек из молодшей дружины, подал Александру червленый щит и длинное копье. От копья Ярославич отказался — вырвал из ножен меч.
Подъехали трубач-сигнальщик и знаменосец с княжеским стягом. Встал рядом Арапша. Бунчуконосец и барабанщик тоже были при своем нойоне. Так и спускались по пологому склону Вороньего островка на лед Чудского озера.
Глава 39
Бурцев спохватился. Ему-то коня никто не предложил. Ну и ладно, а мотоцикл чем хуже? Пулеметный ствол беспомощно смотрел в небо, опустошенные ленты валялись под колесами, но разве это помеха для поиска ненавистного фон Берберга?
— Дай-ка мне свою хворостину, парень.
Зазевавшийся княжеский отрок и глазом моргнуть не успел, а Бурцев уже подхватил оружие, от которого только что отказался князь. Школа рыцаря ворованных копий Освальда Добжиньского! «Цундапп» завелся на раз-два. И вскоре в хвост княжеской свиты пристроился мотоцикл. Сначала в хвост, затем Бурцев вырулил поближе к стягу. Правая рука — на ручке газа. Левая держит копье. Неудобно левой-то, но что поделаешь — пришлось положить длинное древко на руль да прижать посильнее под мышкой. Гнать тяжелый военный мотоцикл по чудскому льду так еще можно, но вот затормозить в случае чего будет проблематично. Хотя… Что-то подсказывало Бурцеву: тормоза ему сегодня не понадобятся.
Александр обернулся на рокот двигателя. Улыбнулся снисходительно, заприметив свое копье в руках мотоциклиста. А после спрятал все эмоции под позолоченным забралом-личиной. Всадив шпоры в бока вороного, понесся вперед. Не оглядываясь, молча. Рука поднята. В руке — обнаженный меч… Понятный без всяких слов знак.
Трубач затрубил. Громыхнул барабан. Свита ринулась вслед за господином. Из-за Вороньего Камня несся в бешеном галопе, нагонял засадный полк. Русские дружинники в добротных кольчугах и крепких нагрудных зерцалах, татарские нукеры-панцирники в надежной чешуйчатой броне… Немного — сотни три, но воины все отменные, свежие, утомленные не битвой, а ожиданием. От таких воинов больше всего пользы на поле боя.
Князь указывал путь в обход пешего ополчения, по узкому, заранее расчищенному меж торосов коридору. Рогатки там сейчас были убраны. Дорога — свободна.
— Ура-а-а! — возопили татары.
Боевой клич степняков пронесся над замерзшим озером, перекрыл шум сражения.
— А-а-а! — зычно подхватили русичи.
Остатки Христова воинства снова пятились. Триста внезапно объявившихся всадников орали, наверное, за целую тысячу. А поскольку у страха глаза велики, могли бы, наверное, сейчас сойти и за две.
Лихо поигрывая на скаку мечами и саблями, грозно потрясая копьями, дружинники и нукеры позади новгородского князя состязались в скорости. Бурцев тоже не отставал в этой дикой гонке. Даже совсем наоборот. Газанув раз, он оказался подле Александра. Газанул два — и дерзко, презрев субординацию, вырвался вперед. Нет, мчался он не в общую кучу малу, где русские витязи и немецкие рыцари остервенело месили друг друга. Там уж как-нибудь разберутся без него. Да и не проехать там сейчас даже на мощном «цундаппе».
Бурцев бросил машину в сторону — в объезд сечи. Затем погнал в ливонский тыл — туда, где еще маячил главный ливонский стяг и знамя дерптского епископа. Он не уклонялся от боя, он просто искал фон Берберга. Если до вестфальца кто-нибудь доберется раньше и, чего доброго, замочит… Нет, этого допустить нельзя. Штандартенфюрер перед смертью должен рассказать, куда он упрятал Аделайду.
Князь тоже вел свою личную дружину и засадный полк в тыл противнику. Ярославич торопился замкнуть кольцо, завершить окружение израненного и взломанного клина.
Ливонцы поняли все. Отступление перерастало в бегство. Полностью схлынул наносной слой авантюристов, охотников за легкой добычей и подневольных бойцов из простонародья. Слетела вся малодушная шелуха. По-прежнему держался лишь твердокаменный остов «свиньи». Размозженный, раскиданный по косточкам, но все еще колючий, незаглотный. Вокруг отдельных стягов и хоругвей сгрудились самые стойкие, самые неустрашимые.
Насмерть рубились истинные Фанатики, настоящие Воины, верные Слуги, прикрывавшие своих господ. Эти если и отступали из окружения, то не сломя голову, подобно иноземным рыцарям, кнехтам и ополченцам-чудинам, эти отходили достойно — сохраняя, по возможности, боевой порядок, яростно отбиваясь. Оставляя на льду свои и чужие трупы.
— Княже, берегись!
Крик Саввы — оглушительно-звонкий, полный ужаса и ненависти прозвучал, когда дружина Александра проносилась мимо дымящегося вражеского «цундаппа» и разбросанных вокруг трупов в эсэсовской форме.
Он сбросил газ, оглянулся через плечо. Понапрасну Савва так драть глотку не станет. Видать, и правда Ярославич в беде! Но что такого страшного вдруг узрел бдительный телохранитель Александра? Чего испугался? От княжеского стяга со Спасом немцы шарахались, как черт от ладана, дорогу Александру никто не преграждал. Не от мертвых же фашиков исходит угроза. Или… Или не все они еще мертвы?!
Взрыв прогремел за спиной всадника с золоченой личиной-забралом. Но в последнее мгновение Савва успел-таки вклинить своего скакуна между свистящими осколками и князем. Граната — вот что заметил оруженосец и соратник Ярославича! Кто-то из чудом уцелевших эсэсовцев швырнул ее под ноги княжескому вороному. Но запал тлел долго, а конь мчался быстро. Граната рванула далеко позади. Однако не настолько далеко, чтобы не достать Ярославича осколками. И достала бы, безусловно, если б осколки эти не принял на себя Савва.
Верный телохранитель пал на лед вместе с конем. Взрывом скосило еще нескольких человек. Рухнул знаменосец. Покатились с лошадей трое всадников из княжеской свиты. Свалились два немецких рыцаря, не успевших вовремя убраться с пути засадного полка. Упала пара знатных нукеров из отряда Арапши. Самому татарскому нойону повезло больше: он пронесся мимо визжащих осколков. На безопасном расстоянии от разорвавшейся гранаты оказался и боярин Игнат.
Упавший новгородский стяг едва не стоил победы. Как только червленое полотнище со святым ликом коснулось льда, взвыли и русичи, и немцы. Одни — горестно, другие — радостно, торжествующе. К счастью, Арапша, очутившийся ближе других к поверженному знамени, не растерялся — сообразил, что делать. Степняк бросил саблю в ножны. Ловко, на полном скаку, подхватил незатоптанный еще стяг, поднял над головой, пристроился рядом с князем — стремя в стремя. Да, татарин с нерукотворным Спасом — это что-то! Однако новый знаменосец появился подле Александра весьма своевременно. Русичи вновь наседали на немцев. Сердца и руки больше не дрожали. Только вот засадный полк сбавил темп, замедлил движение: дружина князя с остервенением рубила, колола и топтала конями тела в шинелях. Сам Александр — и тот выискивал среди мертвых эсэсовцев убийцу Саввы. Жажда мести — сильное чувство, заставляющее порой забыть о главном. А когда забывают о главном, надо напоминать.
— Вперед! — взревел Бурцев.
Хрен с ним, с этим безымянным гранатометчиком. Даже если фашик все еще жив и лишь притворяется покойником, долго он тут все равно не протянет. А у них есть дела поважнее. И значит…
— Вперед!
Бурцев газанул, увлекая за собой остальных. «Цундапп» сорвался с места. Ярославич наконец опомнился. Пророкотал из-под золоченой личины:
— Вперед!!!
Глава 40
Знакомый медведь на щите мелькнул где-то слева — в кучке воинов дерптского епископа. Бурцев навалился на руль. Не так чтоб резко — нет, слишком высока скорость, слишком скользко под колесами, слишком трудно удерживать копье одной рукой, а другой управлять тяжелым военным мотоциклом с коляской. Разворачивался он по широкой дуге. Вот тут-то, на этом вираже, ему и преградили дорогу.
Огромный рыцарский конь. На коне — здоровенный детина. Ну, прямо онемеченный Илья Муромец. Глухой шлем-топхельм украшен внизу — под смотровой щелью — двумя крестообразными вырезами. Распахнутая длиннополая фиолетовая мантия не скрывает доброго панциря, надетого поверх кольчуги. Небольшой, но прочный щит украшен броским дерптским гербом: меч, перекрещенный с ключом, на красном поле и желтый крест поверху. Еще один крест — на груди. Не привычные черные полосы на белом фоне, а настоящий массивный крест из золота. Болтается на крепкой золотой же цепуре, которой обзавидовался бы любой новорусский браток.
