Василий Кононюк - Я – меч, я – пламя!
– Схему все равно перерабатывать придется…
– Переработают. Лютов прикажет – переработают. «Светлана» по три новых лампы в год создает, сразу схемы под них меняют и в план включают. Так что с этой тоже подсуетятся. И еще, Виктор Андреевич, прикинь, сколько мы таких ламп сможем выпустить в следующем году, сохранив выпуск остальных на достигнутом уровне.
– Так ты, товарищ директор, задумал весь прирост в следующем году на новое изделие перебросить. Хитер, однако!
– А кто мне две недели назад при ознакомлении с планируемой в следующем году номенклатурой и количеством изделий доказывал, что мы эти планы не выполним?
– Не выполним, я от своих слов не отказываюсь.
– А это выход. Тем более что лампы такой во всем мире нет. Схемы перерабатывать все равно придется. Чем раньше освоят, тем им же легче будет. Через три года такой выпуск радиоэлементов по стране запланирован, что уже ничего не поменяешь. Главное начальство убедить, чтобы нам вместо прироста старой номенклатуры новое изделие в план включили.
– Товарищ директор, а у нас к вам просьба есть, даже две.
– Какие у вас просьбы, товарищ Стрельцова?
– Вот мы тут с Олегом Владимировичем список материалов набросали для перспективных исследований. И еще новый способ изготовления радиоприборов придумали и хотим его продемонстрировать на конкретном примере. Если нам разрешат, спроектируем с Олегом Владимировичем и изготовим рацию по новой технологии. Это будет лучшая рация в мире. Чтобы буржуазные ученые убедились в превосходстве советской науки.
– Понятно… проектируйте рацию, посмотрим, что у вас получится. Поставьте в известность товарища Бортникова. Он вам расскажет, как работать с такими изделиями. Храниться оно будет у него в сейфе. Для работы станете у него получать и приносить в конце дня обратно… Или вам сейф поставят. А зачем понадобился германий?
– Так я читала в журнале, что опыты проводят с германием, хотят диод на контакте с металлом получить. И мы такие опыты проведем. Олег Владимирович первым в мире радиоприборы на кристаллах получил, нам отставать от буржуазных ученых нельзя.
– Понятно…
После приветствия, усадив Артузова за стол, за которым уже сидел Ежов, Сталин спросил:
– Есть ли у вас новости по нашему делу, товарищ Артузов?
– Нет, товарищ Сталин, последней была шифровка нашего резидента из Стамбула, о которой я вам докладывал.
– Три дня, как Троцкий выехал из Турции, а у нас никаких известий.
– Исполнители получили всеобъемлющие инструкции, нами предусмотрены все вероятные и невероятные события. Товарищ Сталин, операция подготовлена очень солидно, я думаю, в ближайшие дни, а может, и часы мы получим исчерпывающую информацию.
– Что с Тухачевским?
– Визит проходит в рамках утвержденного плана. Товарищ Тухачевский находится под постоянным наблюдением.
– Хорошо, значит, будем ждать. Вы подготовили материалы по делу военных?
– Как вы знаете, товарищ Сталин, мне для работы была выделена группа работников НКВД, которые вели оперативное расследование по этому делу. Как я понимаю, вместе с делом эти работники переходят в непосредственное подчинение товарищу Ежову. Материалы собраны, в настоящий момент это около сорока томов по восьми фигурантам. Люди ждут команды, куда им переезжать вместе с материалами. Грузовые машины я заказал, так что все готово. Я со своей стороны готов доложить, какие результаты нам удалось получить за почти четыре месяца работы.
– Нэ нужно. Я ввел товарища Ежова в курс дела. Скажите свое мнение, товарищ Артузов, какие шаги нужно предпринять дальше?
– Для начала я бы назначил всех восьмерых на новые должности так, чтобы отправить их из Москвы по разным районам СССР. Потом можно приступать к арестам и допросам. Материалов в деле и вещественных доказательств вины достаточно для судебного процесса.
– Кого в первую очередь следует отправить из Москвы, с вашей точки зрения?
– Уборевича и Тухачевского.
– Вы их считаете самыми опасными?
– Да, товарищ Сталин. У них большой авторитет в войсках. И как следует из последних данных оперативного наблюдения, Уборевича и Тухачевского встревожила отставка Ягоды. Теперь уже ясно, Ягода несколько последних лет прикрывал их, те данные по Тухачевскому, которые он получил от меня больше года назад, он ни вам, ни Ворошилову не передал. Поэтому медлить нельзя. Но арестовывать их в Москве я бы не советовал.
– Ну что ж. В этом есть смысл. Товарищ Ежов, определите сотрудников, занятых по этому делу, раз люди ждут. У вас готовы помещения, куда они могут переехать с материалами дела?
– Все готово, товарищ Сталин.
– Тогда распорядитесь, а вы, товарищ Артузов, пока почитайте это письмо, которое получил товарищ Ежов.
Сталин протянул Артузову несколько листов бумаги, отпечатанных на машинке. Просмотрев их, Артузов отметил, что машинка, судя по шрифту, новая. Ни даты, ни подписи нигде не стояло. По смыслу этот документ являлся анонимкой на него самого, причем события и факты были искусно подобраны для того, чтоб подтвердить основную мысль. Ягода – тайный троцкист, Артузов – его пособник, покрывает во внешней разведке двойных агентов и троцкистов. Дальше шел перечень агентов, отмеченных этим несмываемым пятном.
– Что вы можете сказать по поводу изложенных фактов, товарищ Артузов?
– Факты все изложены точно, товарищ Сталин, перечисленные агенты безусловно троцкисты, некоторых из них мы обоснованно подозреваем в двойной игре и соответственно используем. Это особенность внешней разведки, у нас мало рыцарей и достаточно много грязи.
– Мы это все знаем, товарищ Артузов. Что вы скажете по поводу автора этой записки?
– К сожалению, из текста можно сделать единственный вывод – это мой бывший заместитель по ИНО, временно исполняющий обязанности начальника ИНО, товарищ Слуцкий. Никто другой не обладает такой полной информацией.
– А почему к сожалению?
– Неприятно разочаровываться в людях, товарищ Сталин, я уважал товарища Слуцкого, он опытный работник и профессионал.
– В таких случаях говорят – «к счастью», товарищ Артузов. Когда знаешь, кто твой враг, а кто твой друг, – это большое счастье.
Сталин замолчал и стал задумчиво ходить по кабинету, не обращая внимания на Артузова. Затем внезапно остановился и, направив на него трубку, спросил:
– Как вы оцениваете состояние дел в Разведупре РККА?
– Дела наладились. Конспирация, методы работы сотрудников изменились к лучшему. Я доволен проведенной работой, товарищ Сталин.
– Значит, вы можете вернуться на прежнюю должность. Завтра получите приказ. Думаю, для товарища Слуцкого это будет приятной неожиданностью.
– Слушаюсь, товарищ Сталин.
Оля сидела с Толиком в кинотеатре, на последнем ряду. Они смотрели фильм «Чапаев». Толик сегодня сдал на норматив «Ворошиловского стрелка» первой ступени, и Оля в честь этого согласилась на культпоход в кино. Поскольку фильм шел уже второй год подряд, вся страна знала его практически наизусть. Поэтому они мало смотрели на экран, а в основном целовались. Распалившись, Оля пыталась подобраться поплотнее к Толику, но он отбивался, не давал чинить над собой насилия и смущенно шептал:
– Ну что ты делаешь, Оля, люди кругом! – а она упорно лезла к его ремню, пыталась его расстегнуть, приговаривая:
– Перестань, Толик, что ты как маленький, люди кино пришли смотреть.
– Это ты перестань! Что ты лезешь ко мне, как гулящая девка!
Мир поскучнел, в груди что-то тупо заныло. Оля взяла пальто и, выбежав из кинотеатра, заскочила в первый же подъезд. Через пару минут из дверей кинотеатра выбежал одетый в шинель и застегнутый на все пуговицы Толик. Осмотрев пустынную улицу, освещенную редкими фонарями, бросился к ближайшей трамвайной остановке.
Подождав, пока парень скроется за поворотом, Оля вышла из подъезда и пошла в противоположную сторону. Ее губы шептали незнакомую песню со странной мелодией:
Вечером в городе
Мираж неоновых огней…
Знаешь, я сильная,
Но одиночество сильней…
Но сильней пустота, губ сухих немота.
Меня ты выслушать сумей…
Школьница,
Я все-таки в душе – все та же школьница,
От обид все так же под лопаткою болит.
Школьница,
Мне так тебе в любви признаться хочется…[5]
– Но, видно, не судьба, – грустно сказала Оля и попыталась разобраться, куда это она забрела. – Если поворачивать все время направо, выйдешь из любого лабиринта. Вот хороший случай проверить математику практикой, – сказала она вслух и повернула в ближайший правый переулок.
Была у Оли мысль, что надежней все-таки развернуться на сто восемьдесят градусов, но возвращаться – плохая примета, твердо сказала она самой себе. Переулок оказался темный и пустынный. Оля твердо знала – отважные герои всегда идут в обход, поэтому смело продолжила путь. Не успела найти следующий поворот направо, как дорогу ей заступила темная фигура.
