Великий князь Русский (СИ) - Соболев Николай "Д. Н. Замполит"
— Знаю, — махнул рукой Гейдель, — считайте это неудачной шуткой.
Ну да, ну да. Не выгорело — шутка, а выгорело — честная предъява, будьте любезны рассчитаться.
— Только дело идет к противостоянию вокруг Риги, и вот что мы подумали…
План «вестфальских» был прост и прям, как кувалда: выпросить у нас взаймы десяток орудий и тем припугнуть «рейнских». Чисто две бригады делят сферы влияния, хорошо хоть меня не зовут разруливать непонятки, на это у них папа римский имеется.
Но в качестве ответного жеста Гейдель предложил учредить совместную компанию, по аналогии с англичанами. То есть нам приоткрывалась калиточка если не в Ганзу, то в обход нее.
Собрались воеводским советом во главе с Палецким, прикинули — вроде хватает сил на отражение татар, да еще Пушечный двор взял повышенные обязательства отлить пять орудий дополнительно…
Гейдель уехал с обозом и увез запрошенный десяток стволов.
Ближе к осени полыхнуло на западе — гонец привез весть, что поляки с наворопа захватили Минск. Дима страшно ругался и грозился перевешать допустивших такое воевод, но война разгоралась, и заваливших службу пришлось ставить в строй.
Ипатий, как только услышал, немедленно засобирался вдохновлять войско, но перед тем вся банда решила устроить отходную.
Ну и устроила…
Утром мне доложили, что вои, которых стянули в Москву, поодиночке расползаются и валят на запад.
— С какого хрена???
— Пророчество было…
— Какое??? Чье???
— Ипатия…
— Где эта сволочь???
Глава 14
Скорая татарщина
Ипатий в бессознательном состоянии дрых в холодных сенях. Будучи разбужен, невнятно мычал, не помогли и два ведра студеной воды на голову, только крякнул и встряхнул космами.
— Что ты там вчера напророчил? — вздернул его за грудки.
С таким же успехом я мог трясти мешок с зерном — у Ипатия только голова болталась, но в разум он не приходил.
— Отливайте, пока не очухается! — бросил я тело, плюнул и вышел.
Город гудел. Точно сказать, что там вчера выдал этот придурок, не мог никто, но общий смысл сводился к тому, что надо срочно и всем миром ввалить люлей полякам, иначе страну постигнет гнев Божий, мор, глад, двенадцать казней египетских и погибель рода человеческого. А кто пойдет, тому отпущение всех грехов.
Поскольку духовный авторитет юрода стоял на небывалой высоте (еще бы, при таком послужном списке и при нашей пиар-помощи), началось натуральное дезертирство: те, кто был назначен оборонять Берег, всеми правдами и неправдами сдергивали к Диме, бить поляков.
Дело, безусловно, нужное и полезное, но не в такой момент!
Вся наша мобилизация пошла к едрене фене, хватаешь такого анику-воина — куда, мать твою? Тебе в Коломне предписано сидеть! А он смотрит остекленелыми глазами и бубнит «Надо построить зиккурат! Надо построить зиккурат» и сам так по шажочку, по шажочку сдвигается в сторону Смоленска.
Свиньи, а не верноподданые!
Ипатий, скотина такая, когда проспался, вообще ничегошеньки не вспомнил! Дескать, пил, гулял, песни орал — это было. Пророчество? Какое пророчество? Знать не знаю, ведать не ведаю! Причем не врал, что характерно.
Людишки тоже хороши, чего уж там. Навешали им лапши на уши, а они и рады, религиозное сознание во всей своей красе и славе. Нет, в целом вещь неплохая, очень повышает единство, стойкость и тому подобное, но сейчас-то что делать?
Буквально за шкирку выпихнул Ипатия на Соборную площадь — пророчествуй, сука! Пророчествуй, что здесь тоже можно отпущение заработать! Юрод от моего вида проникся и гудел во всю мощь, да только, как в детстве говорили, «первое слово дороже второго». И чувствуется, когда человек от всей души вещает, а когда из-под палки.
— Ты-то куда смотрел? — набычился я на похмельного Волка.
Ремез, гулявший с ними третьим, благоразумно предпочел сныкаться где-то в глубинах терема и на глаза мне не показывался.
— Да я… — растопырил ладони молочный братец.
— Головка от торпеды! — рявкнул я в ответ. — Нажрались да начали нести, что в голову взбрело! Короче, тебе от митрополита епитимья, три года хмельного в рот не брать.
— Да как… — у Волка аж глаза-щелочки раскрылись.
— А вот так, — злорадно припечатал я.
Пока там Ипатий по Москве шатался с контр-пророчеством, пока оторванный от своих забот митрополит молебны организовал, пока князья да бояре своих воев встряхнули, пока новость о втором пророчестве, опоздав на два дня против первого, добралась до Берега…
В общем, от трети до половины войска как корова языком слизнула.
Вот так вот — замкнуло в башке у одного раздолбая, и мы теперь с голым задом перед набегом, Орда-то уже стронулась.
Планы все полетели к черту, оставалось только бегом-бегом забивать города в осаду. Надеяться на молодость и неопытность царевичей Махмуда и Ахмата, сыновей Кичи-Мухаммеда, не приходилось — в степи взрослеют рано, да и старших советников у них хватает.
Потекли обозы в крепости и на север, прятать самых ценных специалистов и оборудование, пустели деревни. Люди, не отвыкшие еще от татарских набегов, быстро и привычно собирали и увязывали в тюки лопоть, иконы, ковань и прочий скарб, гнали надрывно мычащую скотину и уходили в леса. Там, в непролазных чащобах, отсекали последние тропки завалами из срубленных вперехлест деревьев с заостренными сучками.
Жгли хлеб.
Жгли там, где не успевали вывезти или закопать, жгли со слезами, лишь бы не достался татарам.
Семью я отправил в Углич и даже перекрестился — после того мятежа, вернее, после той размолвки, что-то у нас с Машей никак отношения не налаживались, спали по-прежнему раздельно. Она только кивнула, резко развернулась, смахнула пару листов ветром от подола, и ушла собираться, а вот Васька уезжать отказался наотрез:
— Мне пятнадцать, я воин!
— Не пятнадцать, а идет пятнадцатый.
— Я буду драться, как все!
— Вот я сейчас кому-то по заднице всыплю…
Но Васька уперся и смотрел так, что я махнул рукой — обидится ведь на всю жизнь, да еще на Юрку перенесет, а нам в семействе одной свары за глаза хватило. Пусть за весь феодализм Йорки с Ланкастерами отдуваются и режут друг друга.
Услышав, что Ваську оставляют (а он немедленно похвастался), загундели мои, но с ними разговор короткий, что у меня, что у Маши не забалуешь. Так что кони борзые увезли княжеский поезд с барахлом, слугами, припасами и прочим по Троицкой дороге.
Мне все время Кремль казался тесным — по сравнению с XXI веком и широко расставленными крупными зданиями Сената, Арсенала, Кремлевского дворца, Дворца съездов, с полностью свободным от строений Тайницким садом. Ныне же это не музей, не парк, а обычный средневековый город внутри крепостных стен. Вот как сохранились в Европе узкие улочки — так сейчас и в Кремле переплетение проходов между монастырями, дворами князей, бояр, митрополита, между конюшнями и подворьями дальних обителей… И в эту тесноту набилось вдесятеро больше народу, да еще со скотиной!
И всех надо напоить, накормить, разместить, обогреть, приставить к делу.
Посадские еще ладно, а люд из окрестных сел и деревень скученной жизни не обучен. Даже если они будут просто справлять малую нужду возле крыльца, как привыкли у себя — так за пару дней весь Кремль зассут!
Воинов не хватает, но ведь надо и внутри за порядком глядеть, чтобы, например, не разожгли костер в простоте душевной — еще не хватало без всякой осады самим все на хрен спалить.
Городовые бояре разбили пришлых на сотни и приписали их к башням и пряслам на помощь обороне. Из нестроевых посадских отобрали людишек потолковее, поверстали в стражники и кое-как наладили внутреннюю жизнь.
Но все равно сумятица и неустроение. Выходишь с парадного крыльца, а тут баба корову доит и только рот раззявливает — гы, князь! И лепешки коровьи валяются неприбранные.
Но ниче, денек-другой и пообтешутся.
А еще по всем клетям и подклетам шебуршение — прятали ценности. Закапывали крынки с московскими копейками, с доставшимися от матерей серьгами, создавали задел для будущей исторической науки. Нетушки, хрен археологам, лишим их такой радости, не сдадим Кремль!
