Княжич, князь (СИ) - Корин Глеб

— Зачем?

— Человек в великом страхе, особенно перед неизвестным и таинственным, собою плохо владеет, ошибки совершает. Тут его, что называется, бери голыми руками.

— Ну да… А еще любопытно, зачем понадобилось то самое подметное письмо? Глупо как-то получилось с ним.

— Конечно, глупо. Но тот же загадочный «кто-то» явно убедил всех, что это поможет. И оно действительно помогло. Нам.

— Ну да… Я вот о чем вдруг подумал: и ты, княже, и отец Варнава оба употребляете выражение «кто-то». А ведь всё-всё, о чем здесь говорилось, одному человеку ну никак не под силу!

— Разумеется. Можем в дальнейшем употреблять выражение «совокупный кто-то», будет несколько ближе к истине, разве что длиннее.

Кирилл опустил глаза, принялся теребить бахромчатый краешек скатерти на столе.

— Не держи обиды, княже, сие было всего лишь уточнением… — князь Стерх задумчиво провел пальцами по извивам резьбы на подлокотнике. — Еще выяснилось, что этот самый «совокупный кто-то» — имен ничьих они либо не знают, либо пока не называют — обещал им заступничество и покровительство. Многозначительно намекая на весьма высокий уровень оного. Оттого и страх их смертный смешан был с дерзостью беспримерною. Не уберег заступник-то, обманул коварно. Я, понятное дело, только начинаю, что называется, распутывать клубочек, но первые допросы уже много чего любопытного открыли. Кроме воровства по-крупному, обмана казны и прочего, о чем я давно догадывался, теперь и тайная чеканка поддельных егориев всплывает, и иноземцы какие-то странные замаячили, а иные ниточки ведут… — не договорив, он многозначительно вскинул глаза к потолку и пристукнул ладонями по подлокотникам. — Однако, далее этим не я, а люди Великого Князя Дороградского заниматься должны — то уж не мой уровень. Отписать во стольный град успел, скоро начну ждать вестей да гостей оттуда. И вот какая мысль теперь у меня из головы не идет: ведь получается, что этот «совокупный кто-то» немалую услугу самому Государю оказал. Почему?

— Можно и по-другому вопрос поставить, княже, — отозвался отец Варнава. — Зачем?

Глава X

Стесняясь грусти в глазах, Держан спрятал ее за привычным прищуром и протянул ладонь в застарелых порезах. Кирилл ответил крепким рукопожатием, подмигнул без улыбки. Рывком притянув к себе и приобняв княжича, отстранился, чтобы отстегнуть от пояса ножны с горским кинжалом:

— На память от меня. Держи, Держан… — он мельком усмехнулся и мотнул головой: — Х-хе! Забавно вышло — сам не чаял, что так получится.

— Ты что, княже: кама-то дорогущая такая! Не стоило бы.

— Для тебя и покупал. Владей, друже.

— Ну спасибо. Вот это да… А мне теперь и отдариться нечем, ведь никак ожидать не мог.

Даже не успев должным образом опечалиться, Держан опять загорелся:

— А вот уж знаю, чем отдарюсь! Сделаю да прихвачу с собою, когда меня наконец-то надумают к вам в обитель отправлять.

И выжидательно покосился на отца.

— Когда надумаю, первым о том услышишь, — отозвался князь Стерх. — Тебя же, княже, напоследок еще раз поблагодарить хочу. Изрядную помощь ты оказал — что в моих делах, что даже в державных. Знаю, сейчас по обыкновению своему отнекиваться начнешь, спорить со мною. Не делай этого, просто восприми убо. Согласен? Вот и ладно. Ведай, что отныне в доме нашем ты всегда гость желанный. И ждать тебя будут здесь не только я с супругою…

Согнутым пальцем подбив седые усы, он кашлянул многозначительно. Княгиня быстро одернула широкий рукав мужниного кафтана, заботливо оправляя его, и улыбнулась Кириллу.

— И что ж не так? — изобразил удивление князь Стерх. — О Держане шла речь, всего лишь о Держане. Сдружились-то ведь насколько.

Что-то заставило Кирилла поднять глаза и ему показалось, что от растворенного оконца в верхнем ярусе тут же отпрянуло вглубь лицо княжны Светавы. Краешек сердца ощутил легкий укол не совсем понятной вины.

Отозвав в сторонку отца Варнаву, князь Стерх заговорил с ним вполголоса. Княгиня Радимила вздохнула — и от неизбежной печали расставания, и от незнания, чем бы этаким еще озаботиться напоследок. С хозяйской сноровкой подыскав себе новую хлопоту, всплеснула руками:

— Брат Иов! А укладочку мою со снедью — в дороге вам перекусить — не забыл ли?

— Нет, княгиня.

— А гостинцы?

— И гостинцы уложены, спаси Господи.

— И окончательно прощаться время пришло, — в тон брату Иову добавил подошедший отец Варнава, поднимая руку для последних благословений.

Кирилл с завистью посмотрел, как легко, не касаясь стремени, настоятель вскочил в седло и уже оттуда возвестил:

— Милость Господня да пребудет на доме сем!

— Мира и блага на всем пути вашем! — рокочущий голос князя Стерха покрыл собою и этот, и все прочие прощальные возгласы.

Кирилл поклонился с коня. Тряхнув поводьями, со внезапно нахлынувшей радостью подумал:

«Видана…»

Когда они приблизились к очередному пологому перевалу, на вершине одного из придорожных пригорков вскочили на ноги двое мальчишек. Приложили ко лбам ладошки, переглянулись и, размахивая руками, завопили:

— Едут! Едут!

Покинули свое (явно дозорное) насиженное место, резво понеслись в долину.

Кирилл поневоле обернулся — позади было пусто.

— Никак, нас караулили, — сказал отец Варнава. — Боле некого.

Дорога свернула, плавно направилась вниз, где в широкой пойме давным-давно обмелевшей речушки лежало большое и богатое село Ракитное. Под придорожными ивами на его околице пребывала в очевидном ожидании группа крестьян, от ближайших изб к ней поспешали присоединиться всё новые и новые люди.

Подъехав поближе, отец Варнава остановил коня. Стоявший несколько наособицу степенный сельчанин с заметным смущением выступил навстречу, возгласил неожиданно звучным и густым басом:

— Благословите, владыко!

— В имя Отца и Сына и Святаго Духа! — громко и раздельно произнес настоятель, осеняя всех знаком креста. — Да только не епископ я, людие. Игумен Варнава. А тебя, брате, за един глас твой впору во протодиакона рукополагать.

— Простите, отче: в одёже дорожней вы и прошлый раз были, когда сельцом нашим в ту сторону проезжали, а статью — как есть владыка. Заробели тогда со словом к вам обратиться, порешили дожидаться, как ворочаться станете.

— И доныне, гляжу я, в робости пребываете, — заметил ободряюще отец Варнава. — Говори смело, брате. Да назовись, пожалуй.

— Опять простите, отче, — человек вздохнул, оглянувшись зачем-то на сельчан. — Иустин я, титарь храма в честь Сретения Господня. С просьбою мы к вам альбо с жалобою — уж не знаю, как и сказать поладнее. Настоятель-то наш, отец Алексий, обиды многие людям чинит. И не токмо прихожанам. Да вот намедни даже: сосед мой Гладила говорит мне…

— Погоди, Иустин-титарь, — отец Варнава покинул седло, сделав своим спутникам знак. Кирилл быстро спешился вслед за Илиею с Иовом, обрадованный лишним поводом размять ноги.

— Продолжай.

— Да, отче. Стало быть, Гладила и говорит: «Иустине, а почто это отец Алексий ваш пеняет мне, что я-де не богам-Оберегам поклоняюся, а листьям, камням и деревяшкам резным да крашеным? Нешто иконы ваши не то ж самое дерево да краски?» А я ему на то ответствую: «Отец Алексий, конечно, обидное для Древлеверия говорит, однако и ты неправо судишь о святых образах, Гладило! Поклоняяся образу, мы отнюдь не древо повапленное почитаем, а…»

— Думается мне, то не самая горькая из накопившихся обид, — мягко перебил его отец Варнава. — О более существенных поведай, брате.

Титарь растерянно замялся. За его спиной тут же раздалось:

— И поведаем, отче. Для того и ждали вас. А у тебя, Иустине, куда лучше получается хозяйство приходское вести, нежели речи толковые. Ну-ко…

Жилистая смуглая рука бесцеремонно отодвинула титаря в сторону. Вперед выступил среднего роста здоровяк в короткой грубой рубахе без рукавов, в темных пятнах да пропалинах: