Стилист (СИ) - Марченко Геннадий Борисович

— Спасибо, Алексей! Я уже и забыла, когда мне последний раз дарили цветы… Хотя нет, на прошлый день рождения дарили на работе, правда, в тот раз были тюльпаны.

— А когда у тебя день рождения?

— 29 декабря.

— Серьёзно?!

— Да, а почему ты так удивился?

— Так ведь 29 декабря чемпионат Москвы по парикмахерскому искусству, куда меня приглашают как участника.

— Вот здорово! Я бы посмотрела…

— Слушай, а давай ты будешь моей моделью?

— Это как?

— Сделаю тебе в твой день рождения подарок в виде классной причёски. Может, даже какое — нибудь место займём.

— Ой, здорово! — хлопает она в ладоши и подпрыгивает, совсем как девчонка, получившая на день рождения долгожданную куклу. — Я согласна. А это какой день недели? Ведь если что — придётся с работы отпрашиваться.

— Не бойся, решим вопрос, — самоуверенно заявляю я. — Пошли, а то так и на спектакль опоздаем.

Она берёт меня под локоть, мы входим в театр — я вежливо, придерживая дверь, пропускаю её вперёд. Фойе тесновато, у гардероба толпится народ, но в итоге доходит очередь и до нас.

На втором этаже несколько просторнее. Предлагаю Лене проследовать в буфет, она пожимает плечами — почему бы и нет — и мы снова в очереди. Минуты три ждём, пока освободится столик, садимся и только после второго звонка заканчиваем лакомиться лимонадом и пирожными. У входа на галёрку покупаю у капельдинера чёрно — белую программку на серой бумаге, смотрим, кто в каких ролях занят. Айша — апа — Любовь Добржанская, Досберген Муставаев — Геннадий Фролов, Мамбет — Игорь Кваша, Алмагуль — Алла Покровская… Не все фамилии знакомы, но с кое — кем из этого списка доводилось встречаться лично. С той же Аллой Борисовной Покровской работал на одной из передач, делал макияж и причёску. Жаль, летом 2019—го её не стало… Вернее, не станет, доживёт — то она до преклонного возраста.

В зале аншлаг, нам ещё повезло с местами, могли вообще на приставные стульчики посадить. Сцена представляет собой круглое возвышение в центре зала и подиум, на котором играют актеры. Спектакль рассказывает историю учительницы и учеников. Айша — апа, учительница, рассказывает, как провожала своих девятиклассников на фронт: «Многих там провожали, а мои — самые молоденькие… И никогда я в Бога не верила, а тут взмолилась: только бы живы остались мои мальчики!»

Кошусь на Лену, та проникается идеей спектакля, в самый душещипательный момент в её глазах стоят слёзы, и она непроизвольно сжимает своими пальцами моё запястье. Я не дышу, происходящее на сцене протекает сквозь меня, как песок сквозь пальцы, я молю Бога, чтобы она не отпускала мою руку как можно дальше. Потом мы вместе со всеми зрителями аплодируем стоя, продираемся к гардеробу, ловим такси и едем к её дому.

— Сегодня Наташка ночует у родителей, — шепчет она мне на заднем сиденье.

Наташка — это, похоже, дочка. Я понимаю намёк, и полчаса спустя в полусумраке уютной комнаты мы остаёмся один на один. Она прижимается ко мне всем телом, ноздри её аккуратненького носика раздуваются, глаза блестят, лёгкая дрожь пронизывает девушку с головы до ног. Я сдерживаюсь из последних сил, но когда наши губы сливаются в поцелуе — всё, у меня словно срывает стоп — кран. Не знаю, сколько она живёт без секса, но для меня три месяца воздержания — срок достаточно серьёзный.

Мы лихорадочно стягиваем друг с друга одежду. Автоматически отмечаю неплохое кружевное бельё, наверняка импортное, за которое его обладательница по — любому отвалила немалые деньги. Но эта мысль проносится метеоритом и сгорает в пламени нашей сумасшедшей любви. Я ласкаю языком ложбинку между грудей, спускаясь к пупку и ниже, где таится самое сокровенное. Она учащённо дышит, её ноготки впиваются в оседлавшего мою спину дракона, но я не чувствую боли, моё возбуждение стремится к пику, каким — то сверхусилием воли я сдерживаю себя от преждевременного извержения. Её ноги обвивают мои, я начинаю ритмично двигаться, моя любовница стонет с каждым мгновением громче и громче. Нам уже плевать, что подумают соседи за стенкой, мы теряем счёт времени, по её пробегает судорога наслаждения, и мы одновременно достигаем пика блаженства Из моей груди сквозь стиснутые зубы вырывается тихий стон, и я обессиленно падаю рядом на смятую, потную простыню. Мы лежим, закрыв глаза и восстанавливая дыхание, а пару минут спустя рука Лены скользит по моей груди и животу. Я немедленно возбуждаюсь, и всё повторяется снова, а затем с небольшим перерывом ещё раз. Наконец мы окончательно обессиленные засыпаем, не в силах даже дойти до ванной и принять душ.

Глава 7

До ванной мы добираемся только утром. Глядя мне в спину, Лена интересуется:

— Какая у тебя оригинальная татуировка. Откуда она?

— Не помню. У меня же память отшибло, — улыбаюсь я.

— С точки зрения художника очень интересная работа, я что — то такое видела в каком — то альманахе. Слушай, Лёш, можно я её перерисую?

— Для тебя, любовь моя, всё что угодно, только, если можно, сначала я приму душ.

На завтрак у нас яичница и растворимый кофе с бутербродами. Сидим, болтаем о всякой ерунде. Между делом Лена проболталась, что эта «полуторка», где она живёт с дочкой, досталась ей после смерти бабушки, чья фотография стоит в комнате на комоде, бабуля успела прописать внучку за год до своей кончины. А так всю жизнь Лена прожила в родительской квартире, в том числе и с мужем после свадьбы. У того со своим жильём была напряжёнка, а на съёмную квартиру он элементарно не мог заработать. В общем, оказался обузой, и когда свалил неизвестном направлении, все про себя облегчённо вздохнули. Даже Лена, которая к тому моменту уже жалела, что по дурости выскочила замуж и забеременела. Вернее, наоборот: сначала беременность, а потом замужество.

После завтрака я позирую прекрасной хозяйке, та сосредоточенно перерисовывает дракона, от усердия высунув кончик языка. Глядя на её отражение в зеркале платяного шкафа, чувствую, как снова подкатывает возбуждение, не выдерживаю и сжимаю Лену в объятиях. Мы неистово целуемся и, повторяя вчерашний маршрут, оказываемся в постели. Свежее бельё снова оказывается смятым…

В 10 утра она уезжает к родителям, которые обитали в Трубниковском переулке, я же со Смоленской, где живёт Лена, отправляюсь в сторону главного универсального магазина страны. Настроение прогуляться, поэтому двигаюсь пешком, тем более ГУМ, можно сказать, в шаговой доступности, если таковой считать около получаса пешего хода. Сегодня подморозило, солнце тщетно пытается прорваться сквозь седую дымку. Я иду с поднятым воротником, хваля себя за собственную прозорливость, заставившую меня купить не модные демисезонные ботинки, а кондовые саратовские полусапоги.

В ГУМе, впрочем, в любую погоду людно, в том числе в часовом отделе. Пробегаюсь взглядом по ассортименту, и в итоге прошу показать часы «Заря» в хромированном корпусе со встроенным календарём. 17 камней, стоимость 35 целковых. И это без ремешка. Напоминание, так сказать, о малой Родине, где эти часы и производят.

После вчерашней «гулянки» от 25 рублей осталось 12 с копейками, а общий мой бюджет, который я носил при себе в скромном кошельке из кожзама, составлял 48 рублей. Если я отдам 35, на жизнь останется 13, в течение трёх месяцев я должен, если верить Вязовской, получить премию за новаторство от Министерства бытового обслуживания РСФСР, и премию солидную, но, скорее всего, дадут её после Нового года. Аванс, как мне объяснили коллеги, в «Чародейке» выплачивают в конце месяца, как и по предыдущему месту работы.

— Берёте?

Голос продавщицы вывел меня из раздумий. Вздохнув, полез за кошельком. Часы нужны, полезная вещь и механизЬм, как говорил персонаж из фильма «Девчата». Опять же, добавят солидности, думал я, с тоской вспоминая свои «Apple Watch». Продавщица, получив чек, установила точное время, прицепила к часам ремешок — на ремешок я не поскупился, взял кожаный за рупь — и, как ни крути, почувствовал я себя уже немного другим человеком.