Артём Рыбаков - Игрушки. Выше, дальше, быстрее
Погоняв «курсантов» ещё с полчасика я объявил об окончании занятия. В быстром темпе выдал персональные рекомендации каждому и, довольный собой, направился к командиру с целью получения дальнейших указаний.
Идя по полю, я обратил внимание на неприятный запах, на который до этого момента как-то не обращал внимания (Как же обратишь тут – четверо суток – это с учётом поездки в Минск и подготовки к игре, без душа и ванны!). Что-то знакомое было в нём… Чёрт, ну точно! Так пахло в больничном морге! В отрочестве, ещё учась медучилище, я пару лет отработал санитаром, а затем и операционным медбратом в одной из московских больниц. Только здесь к этому «запаху смерти» не примешивался «аромат» формалина, вот я сразу и не узнал его. Блин, да мы же на кладбище живём! Хорошо, что я к командиру иду, надо будет предложить перебраться куда-нибудь в другое место. Размышления на эту не очень приятную тему как будто придали толчок моим мыслям. Я вспомнил, то важное, что забыл утром…
«Гиммлер! Твою мать, через месяц в Минск приедет Генрих Гиммлер. Рейхсфюрер СС будет инспектировать лагерь военнопленных и Минское гетто!» – я читал об этом в какой-то книге за несколько месяцев до приснопамятной поездки в Минск. Как ужаленный я рванул к командиру.
– Как позанимались? Не сильно бойца помял?
– Саш, не время. Позже. Я что вспомнил-то! Четырнадцатого, а, может, и пятнадцатого августа в Минск приедет Гиммлер! Саня даже рот раскрыл от неожиданности.
– Бродяга, ко мне! – закрыв рот, рявкнул он. Всё-таки реакции и скорости мышления командира и молодые должны завидовать! Шура-два нарисовался буквально через пару минут.
– Так, – взял быка за рога Фермер, – ты представляешь, что этот разгильдяй только что вспомнил?
– Нет, откуда?
– В Минск. Приедет. Гиммлер! – раздельно произнёс командир.
– Ёп… А не зря мы поутру про индивидуальный террор говорили, не зря! И, повернувшись ко мне, Бродяга спросил:
– Когда? На сколько?
– То ли четырнадцатого, то ли пятнадцатого августа… – неуверенно ответил я. – Он там какую-то айнзатцкомманду инспектировать должен…
– Месяц на подготовку. Нормально. Фермер задумчиво поскрёб заросший подбородок, а потом произнёс:
– Так, в течение следующей недели проводим серию диверсий, смещаясь вдоль шоссе на восток, потом загибаем крюк и идём на Минск.
– А зачем диверсии-то на шоссе устраивать? – не понял я.
– А мы возможных «кураторов» отвлечём, – пояснил Бродяга.
– Да какие, на фиг, «кураторы». Кто о нас знает? Кому мы нужны?
– Ты, Тоха, немцев не недооценивай! Они педанты ещё те. Это пока за нас не взялись, поскольку мы – «чокнутая бабуся». Но, будь уверен, если мы маху дадим, прилетит нам столько, что и поднять не сможем.
……..
Появившаяся цель и пугала и манила одновременно. С одной стороны, Генрих Гиммлер однозначно заслуживал смерти, ведь концлагеря уже работали, а наших советских граждан расстреливали на обочинах дорог. К тому же, гибель третьего, а то и второго человека в реальной иерархии рейха могла заставить припадочного фюрера заметаться и наделать кучу ошибок, вроде отзыва частей с фронта для чистки тылов.
С другой стороны, были, как это ни странно, аргументы и против: маниакальное упорство с которым Гиммлер создавал боевые части СС, лишало вермахт довольно значительной части качественных призывников, а вооружение этих частей «второсортицей», разгружало оружейные заводы Германии для производства оружия «первой», так сказать, очереди.
Хотя по боку экономику, за одно только введение «газенвагенов» и приказ о перепрофилировании части лагерей в «лагеря смерти» эту тварь на куски порезать надо.
«Так, что я помню об этом визите?» – задал я сам себе главный вопрос. «Практически ничего!» – тут же пришёл ответ от сознания. Тут мне вспомнилась одна нехитрая методика по активизации подсознания, которую я частенько применяю, когда потеряю какую-нибудь вещь дома. Смысл в том, чтобы не сосредотачиваться на поисках предмета, а позволить разуму «скользить» от одной вещи к другой. То есть, вместо лихорадочного перерывания книжных шкафов и тумбочек, я спокойно брожу по квартире, и позволяю телу делать неосознанные движения. Обычно через пять минут руки сами открывают нужную дверцу, или, приподняв какую-нибудь газету, находят ту самую книгу. Аналогично, когда кто-нибудь из моих друзей при метании в мишень теряет в густом подлеске нож, я вместо судорожного вытаптывания травы, просто иду в направлении броска и, как бы машинально, поднимаю «потеряшку» с земли. Конечно, потом, при анализе, я понимаю, что здесь вот – веточка была надломлена, а здесь на коре след от отскочившего ножа, но картинка, обычно, возникает сама собой, не разбиваясь на детали. Эта методика, которую мне «показал» один из моих наставников, здорово выручала меня, когда я учился на химфаке одного из вузов – сложные формулы органических соединений я запоминал целиком, а не вычерчивал, высунув язык и скрипя мозгами.
Вот и здесь, я присел в тенёчке и бездумно уставился на бегущие в небе облака…
«Минский аэродром… Кубе…» – всплыло в голове через какое-то время. Потом появилось ещё несколько слов: «Юбилейная площадь», «гетто», «сто тысяч»…
Вскочив, я направился на поиски Дымова. Сержанта я нашёл сидящим под «оружейным» тентом в компании Алика и Трошина. Совместными усилиями они пытались разобрать чешский ручной пулемет. И, судя по количеству деталей, лежащих на коврике и отсутствию мата, получалось это у них неплохо.
– Зельц, дело к тебе есть, да и к тебе, Вячеслав – тоже. Начал я без лишних предисловий.
Дымов попытался вскочить прямо под тентом, так, что чуть не сорвал его с растяжек. «Да, здорово его Бродяга «накачал»!» – подумал я и продолжил.
– Вы, друзья мои как, в Минске хорошо ориентируетесь?
– Не очень. Бывал пару раз. – Ответил Зельц.
– А ты? – повторно поинтересовался я у Трошина. Тот задумчиво посмотрел на меня. Потом ответил:
– В тридцать шестом почти месяц прожил. Мы тогда приезжали опытом обменяться. Ну, и перед войной уже – неделю.
– Великолепно! То есть город знаешь?
– Ну, не так, чтобы очень хорошо… – замялся он.
– Район Оперного театра знаешь?
– Если новое здание, то видел, как раз перед войной. Его ведь только в тридцать девятом построили.
– А какое от этого театра расстояние до аэродрома?
– До Минского центрального или ещё какого?
– Центрального.
– Километра четыре.
– Так, хорошо. А Коммунистическую улицу и площадь Свободы знаешь?
– Да, конечно.
– Ну и чудненько! – и весело насвистывая, я отправился к командиру, оставив боевых товарищей в некотором недоумении. Увидев мою лучезарную физиономию, Фермер удивлённо приподнял брови:
– Что за счастье? Что за радость?
– Да вот, выдавил из собственного мозга немного информации по объекту…
– Так давай, делись… свеженадавленным… – в чём в чём, а чувстве юмора нашему командиру отказать нельзя.
– Для начала, я точно вспомнил дату. Этот хорёк прилетит в Минск четырнадцатого августа…
– Хорошо, жизнь стала значительно легче. А уедет когда?
– Вечером пятнадцатого, но программа у гада будет весьма насыщенной.
– Стоп. Погоди… Товарищ капитан, пулей ко мне! – позвал Саша Бродягу.
Пока начштаба слезал со своей «радиоёлки», как метко назвал Док то гнездо, что соорудили для нужд связи, я успел покурить «командирских с фильтром» (так сам Саша обзывал любимый им «Русский Стиль», пачки которого, в силу их ярко выраженного «старорежимного» декора, никогда не доставал из кармана.).
– А Люк где? – спросил я.
– Неймется ему. К шоссе ушёл. На разведку. И сержанта пехотного с собой забрал. Сказал, посмотрит, каков тот в деле.
– Правильно, Юрин парень, вроде, дельный… Тут к нам, наконец, подошёл Шура-два, и мы занялись прожектёрством.
– Давай, Антон, продолжай делится воспоминаниями из будущего. – Подбодрил меня Фермер.
– Из того, что вспомнил: Гиммлер прилетит вместе со своим начштаба Вольфом. Помните, его в «Мгновениях» Лановой играл. На аэродроме их будет встречать сам группенфюрер СС Артур Небе, глава одной из первых айнзацкомманд, и всякая мелкая сошка в чинах от майора и выше. Потом на машинах они поедут в резиденцию гаулейтера Кубе, историю его ликвидации в сорок третьем, вы должны были изучать, верно? Мужики утвердительно кивнули.
– То есть – тот ещё фрукт. Далее, у «объекта» будет большая «культурная» программа – с посещением музеев, гетто, массовыми расстрелами и прочей инферналией…
– Чем? – переспросил Фермер.
– Имеющий отношение к аду. – Пояснил Бродяга, одна из дочерей которого была активным готом.
– А, понял… – протянул Саня. – Но, попрошу в армии больше странными словами не выражаться!
