Александр Абердин - Три года в Соединённых Штатах Америки
– Знакомая вещица, однако. Такие у эсэсовцев в концлагерях были и не только. – Указав на свой шрам на виске, он с весёлой улыбкой добавил – Такая же отметина, Боря, и я своему фашисту кишки выпустил, но ты поступил ещё жестче, ты эту мразь в грязь втоптал и поскольку отпустил, то его воры всё равно найдут. Из-под земли достанут и на куски порежут. Толкач взял кастет и положил его к себе а карман:
– Тебе он может только повредить, Борис, а я его у себя в кабинете к сейфу болтом прикручу. Будут спрашивать, так и стану отвечать, что мне его подарил мой друг, который хотя и малолетка, а будет покрепче характером, чем кто угодно из всей их поганой братии вместе взятой, а ещё буду добавлять, что ты наотрез отказался писать заявление в милицию. Тогда, Боря, ни одна уголовная мразь тебе точно не посмеет сказать ни слова.
Глава 9
Большие гонки
В четверг я работал только до обеда, но не смотря на это успел сбить две хорошие шабашки и присоединил к семейному бюджету ещё стольник. В два часа дня мы с Ирочкой, одетой в парадную форму, садились в «Икарус», чтобы выехать вместе с гонщиками из ГАИ и их болельщиками на ведомственные соревнования – чемпионат Юга России по скоростной езде на патрульных машинах ГАИ. Он проходил, почти как гонки формулы один, в пятницу проводились предварительные заезды, по итогам которых двадцать пять лучших экипажей допускались к основной, субботней гонке. Вот только трасса имела странную форму вытянутого треугольника, но зато её перекрыли на время гонок и потому ничто не мешало гонщикам мчаться по ней на полной скорости, чтобы преодолеть двести сорок километров, сделав пятнадцать кругов. Гонка проходила в соседней области, рядом с областным центром и в ней принимали участие представители сорока пяти крупных городов Российской Федерации, а также гонщики из Закавказья, так что народа приехало много.
В трвмпункте мне аккуратно зашили рану и она не очень сильно бросалась в глаза, но Ирочка всё равно замазала её тональной крем-пудрой, так что я выглядел красавчиком. Моя королева сказала, что шрам мне к лицу и делает меня ещё более мужественным. Ну, как по мне, то моя не слишком-то красивая, но всё же симпатичная рожа проста сделалась ещё наглее. Хотя рабочая неделя у меня вышла короткой, я всё же пересыпал четыре москвичёвских движка и вместе с мамой пошил два гоночных комбинезона и если движки я просто дефорсировал, то есть не сделал с ними ничего великого, то комбецы вышли у меня на славу. Когда я показал их полковнику Булганину и его пилотам, тот озадаченно крякнул и сказал с уважением в голосе:
– Ну, Кулибин, пусть они теперь только попробуют мне не привезти первые места. Я их во вневедомственную охрану загоню. Чёрт, до чего же тяжелые и наверное прочные, а красивые-то какие, с гербом Советского Союза с фамилиями. Да, видать я не зря им настоящие гоночные шлемы достал.
В четверг, заселившись в домики на местной турбазе, мы знакомились друг с другом. Моя Ирочка приехала на эти соревнования вместе с тётей, как представители юридического института, а я, как шеф-механик команды краевого ГАИ. Как только мы заселились с Ирочкой в наше бунгало, моя королева вместе с тётей пошла знакомиться с высокопоставленными милицейскими чинами. Они приглашали и меня, но мне было куда важнее познакомиться с другими механиками и, главное, теми машинами, которые приехали на эти гонки. Кроме нас только сочинское ГАИ привезло свою гоночную машину на автовозе. Их «Москвич-412», был весь разрисован, словно настоящий болид и, как я заметил, тоже был ободран и укреплён. На него даже поставили самопальные кенгурятники, как на раллийную машину.
Мои же болиды были скрыты под тентами и на них посматривали с опаской. Чтобы я не выделялся среди остальных гаишников, Гена прихватил для меня милицейскую форму, только без погон. Как только Ирочка и Эльвира Михайловна ушли, я бросился к тому месту, где стояли гоночные машины и ввинтился в толпу механиков. Через пять минут я уже рассказывал анекдот:
– Советская раллийная команда должна выступать на международных соревнованиях, а тут, как на грех, все лучшие гонщики страны заболели. Что делать? Руководство сборной решает отправить на гонку Петю и Васю, водил из восьмого московского таксопарка, а чтобы не рисковать спортячей тачкой, разобьют же, то отправили их на самой обычной таксёрской «Волжанке» с шашечками. Ну, короче, те приехали во Францию, в Париж, прошли отборы, стартовали и вот, когда на третий день машины доехали до Альп, сразу после старта началась метель, опустился густой туман. Пилоты всех машин один за другим докладывают по рации, что они сходят с дистанции. Комиссар гонки запрашивает советский экипаж на предмет, что будете делать и тут в эфир выходит Петя и докладывает: «Скорость сто семьдесят, видимость ноль, мы с Васей приняли решение ехать по приборам.» Комиссар и все остальные офигевают, какие приборы могут быть на машине такси? Ну, а Петя в эфир-то вышел, а вот уйти из него забыл и все слышат голос его штурмана Васи: «Петруха, приготовься, через двадцать восемь копеек левый крутой поворот!»
Механики так и покатились от хохота, а я уже рассказывал им другой анекдот, про гонщика Микку Хаккинена – позор всей финской нации. То анекдотами, то толковыми советами, я добрался до самого главного, стал заглядывать под капоты машин, подготовленных к гонке и даже завёл некоторые из них, убив некоторых механиков своими замечаниями относительно того, что им нужно срочно заменить, чтобы машина смогла доехать до финиша хотя бы последней. Кто-то удивлялся, кто-то тихо зверел, а я, шаликом-валиком, добрался даже до сочинской тачки и, послушав её движок, убедился в том, что он форсирован весьма умело, но всё же недостаточно хорошо. Сочинский механик, пожилой уже капитан, насмешливо спросил меня:
– Ну, что скажешь, Кулибин? Песня, а не движок или ты другого мнения. Кивнув, я ответил:
– Отлично поёт, товарищ капитан. На дороге любую двадцатьчетвёрку догонит. Про «Жигуля» я вообще молчу, но всё же поёт слабовато, тенорком, а должен реветь басом. Капитан тотчас взвился:
– Пошли твои тачки послушаем! Ты же, говорят, за четыре дня две машины к гонкам подготовил, а я с одной почти полгода возился, всё нужные запчасти подбирал.
– Пойдёмте, – спокойно ответил я, – только знаете, полгода это вовсе не показатель. Можно и год с машиной мудохаться, а движок всё равно тянуть не будет.
Когда я сбросил брезентовые чехлы с машин и механики заглянули в салон, то даже ахнули от удивления. Заднего сиденья нет, весь салон ободран до чистого железа, на задних дверях даже сняты механизмы подъёма стёкол и они законтрены наглухо, а на передних окна и вовсе без стёкол. В общем беда, а не машина, но зато внутри установлены хромансилевые дуги безопасности. Когда же я поднял капот и они увидели, что я установил компрессор для наддува воздуха и немецкий карбюратор установлен как-то не по человечески, а глушаки моих машин вообще имеют зверский вид. Механики начали роптать. Они потребовали, чтобы я завёл ту машину, которая стояла впереди, но я сказал:
– Звиняйте братцы, не могу. Загорится второй болид, но вы не расстраивайтесь, они оба одинаковые, так что я вам сейчас заведу машину лейтенанта Миронова и сержанта Зыкова.
Нет, я всё-таки гнусный садист. Хотя вечер был тёплый, я всё же минуты три прогревал движок на самых малых оборотах и он от этого глухо ворчал, как медведь в берлоге. После этого я вдавил педаль газа до полика и движок взревел так, что механики отпрянули от машины. Когда же я стал то сбрасывать, то добавлять обороты, из двух нержавеющих труб глушака стало вырваться ярко-оранжевое пламя. Шум стоял на всю округу и потому минут через пять к этому месту подошла чуть ли не целая правительственная делегаций, впереди которой гордо шествовали полковник Булганин и первый секретарь нашего крайкома партии. Оба громко смеялись. Похоже, я наделал демонстрацией мощи моего форсирования движков ещё того шороха. Примчались на рёв двигателя Гена со Славиком и их вторые номера, участие в гонках которых стояло под сомнением, так как я предложил Георгию Ивановичу просто привязать к переднему сиденью мешок с песком, чтобы не рисковать жизнью пассажира.
Погазовав напоследок ещё несколько раз, я заглушил двигатель и наступила тишина. Гаишные механики потрясённо молчали. Хотя это и были всего лишь ведомственные соревнования в честь столетия со дня рождения Ленина, которые в обычные годы проводились время от времени, все те люди, которые в них участвовали, относились к ним очень серьёзно. Механиков заставил встрепенуться только звук захлопнувшейся двери, когда я вышел из машины и сочинский капитан спросил меня:
– Расскажешь, что с движком сделал, Кулибин?
Отрицательно помотав головой, я нарочито громко сказал, раздельно выговаривая слова чуть ли не по слогам:
