Александр Прозоров - Ключ Времен
— Нас кто-то постоянно выдает, — сказал Середин, глядя тому прямо в глаза.
— Этого не может быть, — ответил беловолосый дружинник, выдержав его взгляд. — Здесь все свои, много лет друг друга знаем. Может быть, за нами идет лазутчик?
— Только на меня не подумайте… — Купава, оказавшись в человеческом облике, тут же подсела к котлу. — Великая Триглава, я не ела целую вечность!
Сварт отошел к лошадям, мирно щиплющим тонкие березовые ветки, вернулся с поясом, на котором висели сабля, нож, серебряная ложка в замшевом чехольчике:
— Бери, ведун. Ты без оружия лежал, таким они тебя и увезли. Так что меч твой цел. Поешьте да собирайтесь. Раз ты вернулся, надобно дальше идти.
— Дальше? Подожди, Сварт, а как же Кира?
Дружинник нахмурился и поглядел в сторону, что-то сосредоточенно изучая.
— Ведун, Киру не спасти, — вместо него ответил Микула. — Не станешь же ты город штурмом брать? Она сгинула в битве, ведун, равно как и Никита, и волхв, и Руслан. Нам нужно спасать княжича. А как вернемся — попытаемся выкупить ее из полона. Знаем ведь, где томится.
— Вот как? — нахмурился Олег. — Значит, мы бросим ее в беде и даже не попытаемся помочь? А меня вы бы тоже бросили?
Сварт поднялся и спокойно кивнул.
— Коли не могли бы ничего сделать, то бросили бы. Не по силам нам идти войной на крепость, дабы вытащить ее оттуда. И серебра для выкупа нет. Разве ты в Юрьеве добыть сможешь? Али ты мыслишь, что князь добровольно вернет тебе женщину?
— Мне в Юрьев нельзя, — покачал головой ведун. — Я оттуда с шумом и гамом уходил, так просто этого не простят. Но попробовать выручить ее нужно. Не получится — значит, не получится. Тогда дальше двинемся, а за нее потом выкуп заплатим. Ты же даже не знаешь, что ей там выносить приходится! Может, ей каждый день вечностью кажется!
— Вестимо, чего переносит, — вздохнул Ермолай. — Отдал ее князь ратникам, вот и пользуют, кто как хочет, пока не надоело. Полонянка — она полонянка и есть. А из людской дружинной ее нам пятерым не вытащить. Там, может статься, не одна сотня ночует. И все при мечах, все к делу ратному привычны.
— А может, и нет, — покачал головой Микула. — Приглянулась девчонка князю, ой приглянулась. Не станет он ее дружине отдавать, себе оставит.
— Не оставит. — Олег начал потихоньку прихлебывать чуть остывший кулеш. — У него невеста только что из забытья вышла. Она ему по нраву, вон как переживал. Так что сейчас он о Милолике, а не о сторонних девках думает.
— Кто знает, кто знает, — усмехнулся воевода. — Коли жена по нраву, то еще не значит, что прочих девок полапать нельзя. Может, запер до времени али балуется пока помаленьку.
— Я узнаю, — отстранилась от котла Купава. — Перекинусь, в детинец сбегаю да понюхаю по дому, да в тереме, да в порубе. Глядишь, найду Киру. Коли в детинце она — обязательно найду…
Девочка поднялась и направилась за деревья.
— Стратег, — пробурчал Середин. — Ладно, мы тебя подождем. Только поторопись.
Купава скрылась за белыми стволами, а уже через мгновение маленький пушистый зверек, воинственно подняв хвост, большими прыжками помчался в направлении дороги.
Воины проводили ее взглядом и молча разошлись по поляне, растянувшись на расстеленных в траве потниках или звериных шкурах. Ведун подошел к Ермолаю, уселся рядом:
— Скажи, почему князь Владимир так относится к князю Радомиру? Даже боярина прислал в помощь?
Ермолай усмехнулся в бороду. Он неторопливо вынул кинжал из ножен, достал полоску кожи, черную от абразива, и только после этого ответил:
— Видишь ли, ведун, князь Радомир знатен тем, что у него из дружины лучшие ратники выходят. Послужат несколько лет, мастерства наберутся, а затем в варяги подаются. В Новагород, Владимир, Рязань, Полоцк разъезжаются. Киевский князь часто наших ратников на службу берет.
Кожа бесшумно скользнула по клинку. Олег следил за точными, привычными движениями Ермолая и слушал:
— К Радомиру каженное лето сбираются охотники на службу пойти, однако же он отбирает лучших. Сначала все служат одинаково. Но к концу лета воевода с князем отделяют тех, кто не очень добро управляется, тех, кто лучше, и самых лучших. И нарекают их «медведями», «волками» и «рысями». К новому году служат они раздельно, редко кто из одной сотни в другую уходит.
Ермолай замолчал и на некоторое время сосредоточился исключительно на кинжале. Он повертел его на солнце, полюбовавшись блеском, и снова принялся за работу.
— И что? — подстегнул его Олег.
— Да что? К новому лету из них вырастают неплохие бойцы.
— За год? — недоверчиво переспросил Середин.
— Так ведь они и приходят не от сохи, ведун, — повел плечами дружинник. — Люди служилые. Кто про Радомира от соратников услышит да за мастерством придет. Порой князья сами дружинников своих присылают. Через год назад к дому возвертаются. А коли охота учиться не пропадет, спустя лето опять приходят — испытание проходить.
И снова он замолчал. Олег, ерзая от нетерпения, готов был стукнуть Ермолая.
— И в чем состоит это испытание? Или это тайна?
— Да какая там тайна? — усмехнулся воин. — Теперича каждый сам избирает, в какой сотне службу нести. А им в ответ испытание предлагают. Ловушки в лесу поставить али найти, в тростнике скрыться, следов не оставив, в воду без волн войти…
Слушая Ермолая, Олег только головой качал, удивляясь, куда девались все эти традиции исконно русского боевого искусства. Наверняка ведь христианство похерило вместе со множеством прочих традиций и знаний — с письменностью, которой волхвы обучали всех детей поголовно, с целительскими тайнами, с историей земли русской, с ремеслами, что не прославляли распятого бога…
Между тем дружинник продолжал:
— Коли ратник проходит все испытания, ему дают выбор. Он обязан выжить месяц в лесу. Для сего «медведю» дозволяют взять с собой токмо нож и соль. «Волк» может взять токмо топор. А вот «рысь» уходит с голыми руками. Коли получилось выбор свой отстоять, то дальше по нему и учат: кого строй накрепко держать, кого лазутчиками ходить, а кого лазутчиков сих отлавливать…
Олег вертел в руках сорванную травинку и слушал воина. Ермолай снова надолго замолчал.
— А ты как в лес отправился? — спросил Олег, с интересом приглядевшись к собеседнику.
Ермолай нахмурился, но, чуть помедлив, ответил:
— Со смекалкой пошел.
— Значит, ты — «рысь»?
— «Рысь», — кивнул Ермолай.
— Что ж со Свартом тогда в ратном круге не справился?
Ермолай усмехнулся.
— Сварт непрост. По виду — «медведь». Ловок, как «волк». Хитер, как «рысь». Един, ако вся дружина княжеская. Оттого Радомир его в наставники к сыну и отобрал. Князь обязан мыслить, как «рысь», дела своего держаться, как «медведь», но и выбирать дело с осторожностью «волка». Думается мне, он не обычный воин. Может, младший из княжичей чьих-то? Ушел из дома, дабы столу старших своих не угрожать, и выдавать рода своего не желает. Умен больно да умел. Не простыми сотниками воспитывался.
Ратник покачал головой и снова взялся за кинжал.
Олег покосился на Сварта, приглядываясь к нему повнимательнее. Высокий. Нельзя сказать, чтобы мог похвалиться особо рельефными мышцами — ратник был скорее жилистый, чем сильный, гибкий, как кошка, немногословный, явно предпочитающий одиночество. Середину это было понятно, он и сам большую часть времени путешествовал один. Длинноватые, совершенно белые волосы собраны сзади в «хвост». На лице всегда хмурое, сосредоточенное выражение, словно он в любой миг ожидает нападения. Словом, не очень и странный человек, если начать выискивать отличия. Просто одиночка по натуре. Может он оказаться предателем или нет? Прирожденный воин, он не очень-то подходит под классическое описание чернокнижника — но ведь крест почему-то неизменно реагирует на его приближение!
Сварт, который упражнялся с мечом, обернулся, почувствовав пристальный взгляд ведуна. Но Олег не стал играть в гляделки и отвернулся.
— Значит, воины Радомира известны по Руси?
— Ну как тебе сказать, ведун? Не то чтобы слава гремела, как о богатырях. Мы ведь доспешных воинов пополам с конями вместе не рубим, палицами в два пуда веса не кидаемся, сосенки вдоль дорог не выдергиваем. О нас знают, но много не болтают. Однако за ученьем идут.
Олег кивнул, вполне понимая, что имеет в виду ратник.
— Это случайно не вас ли в западных землях называют берсерками?
Ермолай раскатисто рассмеялся.
— Латиняне, что ли? Бывает. Всяко называли. И ярыми людьми, и берсерками, и манами какими-то, яриями. С кем ни встретишься, всяк по-разному обозвать норовит. Только слышал я, что существуют такие люди на самом деле, что в зверей оборачиваться могут. Вроде нашей Купавы, только в них больше звериного. Настоящие медведи, волки. Отличает от обычных зверей такую тварь кровожадность безграничная. А мы — просто люди.
