Герман Романов - Крестоносец из будущего. Командор
— В орденский замок у «Трех дубов», отче. Мой деверь…
Молодая женщина дернулась в его руках, лицо стало жалобным, и она разрыдалась. Андрей продолжал ее поглаживать, выказывая участие, но внутри, в душе, все оледенело.
«Деверь?! Это вроде как брат мужа?! Да, так и есть. Выходит, эта пани замужем?! Как мне не повезло!»
Вот теперь мимолетное похотливое желание, на миг овладевшее им, схлынуло. И не в силах добиться ответа от паненки, он с суровостью во взоре посмотрел на словака в дрянненькой кольчуге, в плохо «заштопанных» кузнецом прорехах. На двух других воинах, помоложе возрастом, были обычные здесь кожаные доспехи, а значит, вряд ли они могли командовать этим маленьким отрядом.
— Наш замок обложили угры, ваша светлость, — тихим, виноватым голосом заговорил словак, не зная, куда девать свои большие, явно мужицкие ладони, больше привыкшие к лопате и топору, чем к мечу.
— Карл Повонский приказал нам увести пани Милицу, отрядил дюжину воинов, хотя в замке осталось всего три десятка… И сам вывел нас подземным ходом. А в лощине оказалась засада…
Воин тяжело сглотнул, дернув кадыком, пальцы с хрустом сжались в кулак — было видно, что он тяжело переживает случившееся. Андрей мог только посочувствовать, но даже этого делать не стал — для этого воина даже с участием сказанные слова могут стать оскорблением.
— Господин наш пал с мечом в руке, с ним погибла и половина ратных. Мы же уходили в горы, спасая пани. Отсиделись там три дня и двинулись по тропе к орденскому замку, ваша светлость. Пришли сюда, а здесь эти несчастные селяне…
Андрей только крякнул — их отряд не успел подойти на помощь, и за это опоздание потеряли свои жизни два десятка крестьян — мужчин, женщин, стариков и детей, полегших всем скопом под мечами.
Спасать было некого! Он даже не смотрел в ту сторону — вид изрубленных людей, над которыми, несмотря на позднюю осень, роились скопища мух, был тягостен не только для него, но и для всех крестоносцев.
— Мы забрались на скалу, — словак снова сглотнул, — и отбивались два дня. Потеряли еще троих. Нас бы перебили из луков, но угры стрел не метали. Они, видно, хотели взять живьем нашу пани. Да и штурмовать наше убежище решили только раз, и то неудачно. Отбились сразу. И вот сегодня они снова пошли на приступ, а тут, ваша светлость, и вы с отрядом подоспели.
— Вы наш спаситель, — промолвила женщина, но таким голосом, что внутри Андрея все возликовало. — Я потеряла два года тому назад мужа, нынче деверя и замок. Вы, и только вы один!
Она так посмотрела на него, что Андрей чуть ли не подпрыгнул на месте. Пани оказалась вдовой уже пару лет и, видно, отошла от горя, раз так глядит. И с благодарностью, и с обещанием чего-то другого.
— Сегодня могли надругаться и надо мною, отправив в гарем какого-нибудь эмира…
— Пани Милица приказала нам ее убить, последнему из нас, кто бы остался в живых, когда угры взобрались бы на скалу, — тихо произнес воин.
— Вам нет нужды умирать, милая, — нарочито громко произнес Андрей, чувствуя, как податливо обмякло ее тело под ладонью. — Вы хотели попасть в «Три дуба»?! Мы идем туда и сопроводим вас. Вы в полной безопасности под нашей охраной.
— Благодарю вас, доблестный командор, самый славный и лучший меч крестоносцев. Ведь так о вас говорили?! И по праву, в этом и я убедилась. — Женщина снова склонилась перед ним, подставив ему на обозрение макушку, прикрытую чудными волосами. И, нежно взяв его грубую и большую ладонь своими бархатными ручками, прикоснулась к ней своими губами, но уже не сухими, а влажными.
Андрей всем естеством ощутил это прикосновение, и едва не затрясся от нахлынувшего желания, и заскрежетал зубами от еле сдерживаемого в одном месте зуда.
«Ох уж этот целибат!»
ГЛАВА 4
Орденский замок оказался таким, каким Андрей его видел в давешнем сне. Вещем, как он теперь полностью убедился. Только маленькую твердыню еще не взяли штурмом угры и не убили его самого на одной из площадок башни, расстреляв в упор из мощных луков.
— Или сон был не совсем вещий?
Андрей задумчиво оглядывал невысокие стены, ворота из дубовых плах, окованных железом, массивную решетку, скованную в виде причудливых узоров, маленький внутренний дворик с постройками и большой каменной коновязью.
Круглый колодец, облицованный булыжниками, был точно там же, как он видел во сне: ровно посреди внутреннего двора. И башня, что возвышалась над небольшой горой, где на склоне величаво росли три огромных дуба, давших название замку.
Его глаза остановились над развевавшимся над крепостными воротами орденском флаге, лениво трепыхавшемся под плачущим карпатским небом. Поздняя осень и здесь унылая пора…
— Ведь волкодлака я по пути сюда убил? Убил! И пояс с него снял! — Андрей горделиво усмехнулся, погладив кончиками пальцев золотые пластинки ремня, своего законного трофея.
И хоть отцу Павлу такой его шаг сильно не понравился, зато всем остальным орденцам он пришелся по вкусу. В этом мире любили бросать вот такой вызов врагам, и не важно — людям ли или нечистой силе.
— И, следовательно, не придет этот парень с вороном в замок, который, может быть, и удержится. Будущее мне показали, но в то же время дали возможность изменить его, — твердым голосом, но шепотом произнес Андрей, только вот полной уверенности в истинности своего умозаключения он не испытывал.
Казалось, что он сам себя в чем-то горячо убеждает, лишь бы не предаться напрасному отчаянию. Мало ли что могло ему присниться, вот только слишком многое тогда походило на явь…
— Вы вовремя пришли сюда, брат-командор, — довольно зрелых лет рыцарь, явно перешагнувший за сороковник, неспешно, грохоча железом доспеха, поднялся по лестнице на стену, где стоял Андрей.
— Мы уже и не чаяли пересидеть эту осень. Хлеба ведь совсем нет, припасов никаких не сделали, сена лошадям тоже не накосили. Выпасаем их помаленьку, пока трава есть. А как заметет? Только остается на склонах пасти, где ветер снег сбивает. К весне они все истощают, забивать придется. Крестьяне наши отсюда ушли — угры постоянно рыщут, уводят замешкавшихся в полон. Не продержимся здесь…
И такая лютая и безысходная тоска прозвучала в его голосе, что Андрей поморщился. Оно и понятно — «копье» брата Вацлава вот уже пять лет только отбивалось, почти не получая помощи от ордена, который сам влачил жалкое существование.
И если бы не местные словаки, сами познавшие войну и нужду, а потому делящиеся последним, замок бы давно пал. И гарнизон погиб — крестоносцы свои крепости защищали до крайности, и только смерть избавляла их от присяги.
Потому необходимо не только встряхнуть рыцаря и обороняющих замок крестоносцев, но дать им снова почувствовать уверенность и в собственных силах, и в мощи возрождаемого ордена. И Андрей заговорил с комендантом нарочито бодрым голосом:
— Ты тут панихиду мне не пой, брат Вацлав! Я сам хорошо петь умею и даже сплясать могу. Что держишь замок, хорошо. А припасов нет… Так будут, прах подери. Мы две сотни возов сюда привели, по словацким замкам продовольствие определили. Как снег выпадет и зима установится, местные паны тебе полсотни повозок уделят от щедрот своих. Зерно, сено и соления с копчениями доставят. Угров ведь зимою не будет?
— Они на равнину уходят, это так, — немного повеселевшим, еще не верящим в услышанное голосом произнес рыцарь, — не воюют они по снегу, не любят. А вот весной нагрянут…
— Ну и что?! Пусть приходят, мы успеем подготовиться! — Андрей со всей силы стукнул кулаком но своей ладони. — Впервой, что ли? Два десятка воинов тебе местные паны в замок дадут, по эту сторону гор, от Поборского до твоего замка, они все вассалами ордена стали. Сами перешли под наше покровительство, хотя папская булла у меня есть…
— Даже так?! — Орденец искренне удивился. — Святейший отец передал эти земли нам?!
— Ага. Нунций, что в Кракове сидит, бумагу за своей подписью дал. Я тебе еще «копье» брата Райтенберга отправлю — он недавно присягу принял, но рыцарь умелый. Сейчас в Поборское обоз наш сопровождает с лучниками. И еще подкреплений тебе отправлю, вот только с паном Сартским вопросы некоторые еще урегулировать нужно.
— На Белогорье опять посягает?
— Не опять, а снова! — Андрей, склонив голову, прищурился. — Но уже не посягает, мир нам предлагает… Подарки богатые привез, магистерскую цепь вернул…
— Скотина он изрядная! — Вацлав нахмурился. — Наврал нам с три короба! Мог бы и раньше нашу святыню отдать!
— Мерзавец, конечно. Такие силу только уважают, и когда мы ее показали, враз успокоился. А потому, если за горами все устаканится, — он быстро поправился, поймав недоуменный взгляд крестоносца, — то есть успокоится, в нормальную колею войдет, можешь рассчитывать на изрядное приращение собственной силы.
