Василий Каталкин - Малец
Вокруг стал собираться народ, с развлечением в эти времена было не густо, а тут такой эпический торг.
- Да не черно дерево-то, - продолжал меж тем торг Степан, - это в специально в скипидаре вымазано, чтобы гниль не привязалась, а на колесах видишь втулка под охру, это из кедра, износа ей нет. А если еще обод железный на колесо одеть, то ему вообще сносу не будет.
- Так вот и одень, чего без обода задорого продаешь? Да и видела я дерево скипидаром мазаное, не черно оно, тут если и мазали то дегтем, что бы гниль сокрыть, теперь еще дюже мазаться будет. И оглобли чего-то погрызены, будто коня год не кормили.
- Не грызенные они, это сегодня разъезжались на мосту, задели друг дружку, а так еще сто лет прослужат. Ты на клинья посмотри, ни один хозяина на плохие колеса новые клинья не поставит.
- Так клинья-то тут причем? - Продолжала малявка отчаянно торговаться. - Мало ли кто и чего куда поставит для продажи, хоть лаком в три слоя покроют.
- Ладно, на клинья смотреть не будем, но тогда чего на оглобли смотреть? - Тут же отпасовал казак. - Тогда надо на ход смотреть, а лучше телеги во всей слободе не сыщешь - ход мягкий.
- Это телега или выезд боярский? Для чего ей ход мягкий нужен? Тогда уж всяко на санях мягче будет. Не дядька казак, не убедил ты меня, ну не на ноготок не убедил.
- Что совсем не убедил? - Степан притворно скривился. - Столько времени на тебя потратил. А может, денег у тебя нет, а я тут перед тобой пляски веду?
Девчонка вздохнула:
- С деньгами как и у всех не густо, но ежели б сговорились, нашли бы чем расплатиться, да только все одно тебе за три рубля эту телегу не продать, и за два не получится. Караваны через Иркутск давно не ходили, у Вершины два десятка новых телег разобранные в сарае лежат, задешево отдает, кто ж дороже покупать будет? Сам суди.
- Да, ладно, - махнул рукой казак, от всей этой торговли с пигалицей он получил немало удовольствия, а заодно и представление о том чего ждать от торга, - давай мне эту шкатулочку за копейку, сестренка твоя настоящая мастерица.
- Да, она у нас такая, - просияла малявка, принимая денежку, - а брат подойдет, я его к вам направлю, он телегу попроще давно присматривает.
- Это ты про Ваську что ли?
- Ага.
- Ну, нет. - Рассмеялся Степан. - С тобой не сумел сторговаться, а с Васькой и подавно не получится.
- Почему не получится? - Раздался сзади голос мальца. - Если цену не гнуть очень даже получится. Пойдем дядька казак, посмотрим, если не передумал.
- А пойдем, за посмотр денег не берут.
Часа через два служивый покидал торг в превосходном настроении, на руках у него осталось только несколько не проданных вещей, а кошель приятной тяжестью оттягивал пояс:
- 'За рубль сбыть телегу с частью утвари тоже неплохо', - думал при этом он, - 'а Васька, в отличие от своей сестры, все сразу по полкам разложил, подсчитал, учел и выдал цену. Все точно, и не поспоришь.'
И даже мысль в это время не ворохнулась в голове Степана Тропина, что именно благодаря ему, вернее его коню, которого он не сумел удержать на пожаре, бывший поселковый дурачок Васька начал новую жизнь.
Дорогу осилит идущий
Так-с, задача минимум мной выполнена, за неполный год удалось более или менее вжиться в общество конца семнадцатого века. Хотя и не совсем, потому как мое мышление довольно таки сильно отличается, а потому иногда по-прежнему попадаю впросак. Не так чтобы этот 'просак' сильно напрягал окружающих, но иногда замечать спрятанные в усы ухмылки - тоже, знаете ли, не очень приятно. Спасало лишь то, что Ваську все знали сызмальства, как поселкового дурачка и то, что этот дурачок взялся за ум, для местного менталитета ничего не значило, они всегда будут делать поправку на странности в моем поведении. Как бы то ни было, меня такое положение вполне устраивало - как 'деловой партнер' я зарекомендовал себя более чем положительно, потому как кроме немалой прибыли никто от меня убытку не потерпел, несмотря на мой малый рост. Даже иногда, Внимание!!!, советоваться приходили, ну вроде как к оракулу, что тот говорит совершенно непонятно, но внушает. Я думаю, если бы они, вместо выискивания в моих рассуждения смысла монетки кидали, результат был бы тот же самый, потому как просчитать риски в это непредсказуемое время, неразрешимая задача. Ну, мало ли чего могло втемяшиться в голову тому же воеводе, который внимательно отслеживает наиболее удачливых людей, а потом тащит их на правеж, и в результате у жертв не остается ни дела, ни денег, ни здоровья. Так всегда будет пока гражданская власть в руках силовиков. А воевода, нынешний, как есть силовик, и силовик самодостаточный, ни от кого не зависит, ну, кроме как от денег, разумеется.
Вообще, интересная ситуация сложилась, начиная с июля воевода вроде как бы уже и не воевода, то есть читай ни за что не отвечает, но силовая поддержка пока у него, и может любого, по любому поводу в застенок определить, чем и пользуется беззастенчиво. Единственно, кто ему спуску не дает отец Игнатий, но тут как раз тот случай когда говорят: собака брешет - караван идет. Поэтому хоть Игнатий и хай поднимает, помогает сие мало, то один купец, то другой, вдруг ни с того, ни с сего отписывает в пользу ближников Савелова свое имущество. И чем дальше, тем больше. По-моему, пора казакам круг собирать и проталкивать в кремль своих выборных, но, честно говоря, это не моего ума дело. А вот что моего, так это то, что Афанасий собирается отбыть из неласково обошедшегося с ним Прибайкалья к своему благодетелю Гагарину, потому и гребет все в четыре руки, позабыв про совесть. А раз у него совести нет, то зачем она казакам по отношению к нему?
Как не хоронились казаки, но об их намерениях узнал. Готовились наши разбойнички, собирались в кучку, не хотели Савелова с миром отпускать, оно и понятно, ведь бывший воевода собирался с казной пятки смазать. Вот этого ему никак позволить не могли. Самого бывшего воеводу отследить трудно, отход готовится в глубокой тайне, но как говорится, нет ничего тайного, чтобы не стало явным - ближники начали суетиться и закладывать имущество, которым они владели по случаю. Причем чем ближе подходил срок отбытия, тем больше они суетились, давая любые обещания кредиторам.
Естественно и я тоже задумался о возможности экспроприации неправедно нажитого. А как же? Лозунг 'Грабь награбленное' со времен древней Греции актуален, это когда правители вольных городов друг друга по кругу грабили. Вот только мои задумки пока задумками так и остаются, как ни крути, а один такое дело не провернешь, команда нужна, а где ее возьмешь, связываться с казаками зарекся, других же нет и в помине. Ладно, раз не получается..., то не получается.
Для выделки первого самовара отчим прикупил у купцов пять кусков меди, общим весом двадцать четыре гривны, в целом это чуть меньше десяти килограмм. Причем, на покупку были угроблены все наши денежные заначки, и шкурку соболя отдал, которую держал на черный день, на мои сомнения в необходимости закупа именно такого количества, кузнец пытался доказать, что и этой меди может оказаться мало. Ничего себе самоварчик получился бы. Все наши сомнения легко разрешил Люша, которого я отловил в слободе и притащил в кузню:
- То на тли битня плучайся, - сделал он заключение, когда пояснили, что именно хотим получить, 'тли битня' это три сбитенника. Так вот, некоторые сбитенники очень сильно похожи на самовар, отличались они размером и наличием длинного носика для налива сбитня. Ну, почему размер меньше это как раз понятно, ибо таскать и наклонять вёдерную посудину для того чтобы налить в чашку напиток, то еще извращение. А вот зачем носик опупенной длины, я понять долго не мог, ходит по торгу мужичок с этакой дымящейся лейкой и всем, кто может расплатиться наливает горячего напитка. Понял только тогда когда оказался рядом. В тот момент, когда мужичок наклонил сбитенник, заполняя кружку, из поддувала на землю просыпались мелкие угли, и если бы покупатель стоял близко какой-нибудь уголек вполне мог попасть на одежду.
Кстати, почему-то в наше время было принято считать, что в давние времена предки были мене щепетильны в вопросах гигиены, на самом деле это не так. Ни один покупатель не станет брать что-либо съестное у неопрятного торговца, даже если его продукты много дешевле чем у других. Доедать что-то за кем-то считалось непотребством, даже побирушки себе этого не позволяли, по крайней мере на людях. И торговец сбитнем не мог налить напиток в уже пользованную один раз чашку, он был вынужден носить с собой торбы с чистой и пользованной посудой. Конечно, в жизни не все идеально, и иной раз можно было заметить, что люди отходили от общепринятого поведения, но в целом понимание необходимости соблюдать некие правила гигиены были на уровне двадцатого века. Но это я отвлекся.
