Борис Гринштейн - ЗЕМЛЯ ЗА ОКЕАНОМ
Москва была переполнена съестными припасами. На рынках, в лавках и в ресторанах изобиловали не только местные продукты: мясо, рыба и дичь, но и любые импортные - от консервов до устриц, не говоря уже о фруктах и овощах. Самая утончённая кухня предлагалась немногим гурманам, чей кошелёк был набит достаточно туго, в таких заведениях первого класса, как "Мэзон Ришелье" или "Перигор". Самый дешёвый обед в них стоил от 5 до 12 руб.
Нордман и Линдгольм обычно столовались в дешёвых заведениях, где можно было рассчитывать на сносный обед без вина за 1-1,5 руб. Только раз им удалось побывать на званом обеде в Мэзон Ришелье, но именно о нём более всего писал Нордман. "Пройдя через стеклянную дверь, вы попадаете в длинный, хорошо натопленный зал с мраморным полом и изысканной мебелью - глубокими креслами и мраморными столиками, на которых к услугам клиентов домино, чтобы можно было убить время в ожидании заказа. Справа - роскошный бар, где двое служащих готовы предугадать все ваши желания с предупредительностью, которой трудно сопротивляться.
- Горячий пунш к виски?
- Нет, нет. Только бренди с водою.
И вы проходите в обеденный зал.
Во всю его длину тянутся в строгом порядке ряды столиков, покрытые скатертями, со свежими салфетками. Вам предлагается меню, которое могло бы спровоцировать даже отшельника на нарушение монастырского устава. В этом меню есть все, что еще недавно летало, ходило или плавало…
Нужно обладать аппетитом Гаргантюа, чтобы продержаться до конца званых обедов, даже при "французском столе", когда все блюда ставились на стол одновременно и приглашенные могли есть то, что захотят и когда захотят - или, скорее, когда смогут, так как часто случалось, что вожделенное блюдо с молочным поросенком а-ля Монморанси или сюпрем из птичьего филе по гречески исчезало из-под моего носа и оказывалось у более расторопного соседа… Обеды для гурманов, на которые собирались многие из самых видных чиновников и коммерсантов, разумеется сопровождались винами наилучшего качества."
Французские предприниматели открыли несколько ресторанов не столь шикарных, как Мэзон Ришелье, но и они ценились горожанами не меньше. Было так же несколько "особых заведений", скопированных с ресторанов парижских бульваров, "где за непомерную цену можно заказать изысканный обед, который подадут юные отзывчивые Гебы".
О московских женщинах Нордман отзывался крайне негативно, очевидно основываясь на своём печальном опыте. "До крайности искуственая, она приспосабливает свои манеры к обстоятельствам, как делает это со своими туалетами. Деньги - это единственное, что она обожает, и нет ничего, что бы она не сделала, чтобы их получить." Не найдя своего идеала среди самостоятельных и, частенько, финансово не зависимых москвичек недоучившийся студент всё же верно отмечает общую атмосферу распущенности, которая "царила повсюду".
"В салонах висели картины, изображавшие обнаженных женщин, а полуобнаженные танцевали на столах… Порой стены даже украшали непристойные сцены. Что касается домов терпимости, то они вообще никогда не пустовали."
Так же как французские кулинары богатели, держа лучшие рестораны города, так и французские "мадам" и их "пансионерки" сколачивали целые состояния.в самых престижных борделях.*(5)
К началу 1860г. в Москве высадилось более двух тысяч женщин, главным образом из Франции и других европейских стран, а также из восточных и южных городов СШ, в основном из Нью-Йорка и Нового Орлеана. И этот поток не иссякал. Самые миловидные, а это порой были опытные проститутки, становились пансионерками элегантных заведений. Многим из этих женщин удавалось разбогатеть. "Есть такие, что за месяц накапливают сумму, достаточную для того, чтобы иметь возможность вернуться во Францию и жить там на проценты… Почти во всех домах можно видеть несколько француженок. Одна стоит у входа и проникновенными и красноречивыми взглядами привлекает праздношатающихся, другая сидит весь вечер у стола, за которым играют в ландскнехт, и заводит игроков, третья за стойкой с сигарами воспламеняет сердца с такой же легкостью, с какой разжигает сигары, четвертая мяукает в кафе весь вечер под аккомпанемент пианино…"
Все они очень хорошо зарабатывали. Женщине, составлявшей компанию мужчинам в баре или за игорным столом, платили 15 руб. за вечер. Продающая сигары получала столько же. "Это твердая ставка и они заняты в своих заведениях только вечером. День в их полном распоряжении, и они используют его, принимая многочисленных клиентов."
Прибытие каждого судна с нетерпением ждали владельцы салонов, игорных домов и борделей. Особенно ждали французских кораблей, ведь на их борту всегда есть несколько "французских мадемуазелей".
"Едва мы бросили якорь в порту, как "Марсель" был окружен целой флотилией лодок. Сидевшие в них устроили настоящую свалку - каждый желал первым перевалиться через борт, потому, что речь для них шла о важнейшем деле - надо было успеть нанять прибывших женщин на работу любой ценой… Хозяева публичных заведений не жалели двух или трех тысяч франков в месяц, чтобы первыми показать этих дам за своими стойками, за игорными столами… и в других местах."
Шикарные заведения Москвы были богато украшены. "Внутреннее убранство самое дорогое, самое пышное, пробуждающее сладострастие. Всюду белое кружево, красный дамаст, ковры с Востока… Великолепный оркестр, шампанское по десять рублей за бутылку." Дорогие проститутки оценивали свою благосклонность фантастическими суммами. "Ста рублей едва хватало за один миг наслаждения, а целая ночь стоила не менее двух, трех или даже четырех сотен."
Были, впрочем, и дешевые припортовые бордели, где "не менее полудюжины чилиек использовали одно и то же жалкое пристанище, мебелировка которого ограничивалась ветхими кроватями с соломенными матрацами и засаленными занавесками, принимая своих посетителей либо по отдельности, либо одновременно, и проявляя тем самым полное презрение ко всякой интимности отношений."
Появились так же и китайские бордели. Мадам А Той всё же удалось проникнуть на российский рынок.
У москвичей были и другие способы занять свой досуг или, попросту говоря, убить время. В январе 1859г. в Москву прибыла театральная труппа из Сан-Франциско с намерением дать несколько спектаклей. Поскольку театра в городе не было, актёры выступили на втором этаже только что открывшегося салона "Золотое дно". Успех этого предприятия был очевиден, и несколькими месяцами позднее на улице Фриско был построен небольшой уютный зал "Американского театра". Сгоревший во время пожара 1862г. деревянный Американский театр был восстановлен в камне и кирпиче, с четырьмя ярусами, партером, оркестровой ямой, ложами и амфитеатром. Правда стены остались голыми, "без обоев и обивочной ткани, без украшений, и при входе в зал вас пронизывал холодок… Цена места высока: 3 рубля в первом ярусе, два - во втором, рубль в партере, но постоянная труппа играет хорошо, а в главных ролях выступают знаменитые американские актеры… Оркестр довольно многочисленный и руководимый хорошим дирижером, во время антрактов играет кадрили, вальсы и польки, несколько лет назад производившие фурор в Париже."
Насчёт "лучших" актёров Нордман несколько преувеличивал. Самым знаменитым из них был, пожалуй, трагик Джуниус Брутус Бус, игравший Шекспира в сезон 1860г. и прославившийся тем, что одно время с ним в труппе играл его сын Джон, будущий убийца президента Линкольна.
По большей части в Американском театре играли на английском языке, хотя регулярно давали представления итальянские, французские, мексиканские и немецкие драматические, оперные и балетные труппы, привлекавшие толпы зрителей. Каждую неделю давал концерт любительский оркестр, организатором и бессменным дирижёром которого был владелец ресторана "Жульен" Жульен Арно. Изредка ставил спектакли русский любительский театр. Его создателем и режиссером стал сам московский губернатор Нестор Васильевич Кукольник. Под псевдонимом де Рюсс он даже написал пьесу "Любовь и смерть", которую сам же и поставил на сцене. В этой пьесе, разумеется посвящённой трагической любви Резанова и Кончиты, герои общались исключительно высокими стихами. Впрочем пьесу играли почти месяц и зрители встречали спектакль бурными аплодисментами.*(7)
Так продолжалось, пока в 1863г., по приглашению губернатора, из России в Москву не приехала труппа Роланда Семеновского, составившая серьёзную конкуренцию бостонцам. Кукольник организовал благотворительный бал, на который были приглашены богатейшие коммерсанты. За один вечер собрано было достаточно средств для постройки здания "Русского театра". Как писали "Московские ведомости": "Самого красивого храма драматического искусства в Америке".
Ещё одним притягательным зрелищем были цирковые представления. Первый шатёр развернулся на Северной стороне, когда там ещё был пустырь. "Публику не смущает ни отсутствие комфорта, ни посредственность аттракционов, ни дороговизна билетов - три рубля в партере и пять - в ложе. Восхищенная публика замирает от страха пред прыжками наездников; взрывается хохотом в ответ на проделки клоунов с размалеванными лицами; волнуется, глядя на акробатические трюки гимнастов; приходит в умиление от шансонеток в исполнении местных лирических артистов."
