Падаванство (СИ) - Ланцов Михаил Алексеевич
Дело явно шло к войне.
Красиво.
Грамотно.
Толково.
Англичане действовали в своем привычном амплуа, и нужно было как-то на это реагировать, а не просто покладисто ждать начала войны. Во всяком случае Леонтий Васильевич в этом плане полностью соглашался с графом Толстым. От обороны победить нельзя. Требовалось атаковать…
Наконец, завершив беседу с ирландцами и отпустив их, Леонтий Васильевич направился в Приоратский замок, где его поджидала делегация венгров. Сюда, в Гатчину, Николай Павлович очень редко приезжал, из-за чего шпионов здесь попросту не имелось. Городок маленький, все на виду — такого не утаить. А работать с местными вдумчиво просто не имело смысла из-за крайне низкой отдачи — наблюдать-то не за кем. Поэтому Леонтий Васильевич и вытащил эти группы сюда — в это тихое местечко.
Разом, что слишком не частить сюда.
Да, его же поездки обычно не отслеживались. Просто в силу высокого расхода агентуры, которая частенько вскрывалась. Да и сложно это. Он почти никогда официально о своем визите никогда не уведомлял. Чем Леонтий Васильевич порой и пользовался. Но даже так, если начать куда-то часто ездить, это могло привлечь внимание…
— Господа, — произнес Дубельт, входя в капеллу. — Как вы добрались? Разместились?
Последовало несколько дежурный фраз. И даже щепотка лести. Однако очень скоро разговор перешел в конструктивное русло:
— Леонтий Васильевич, мы очень польщены желанием с нами вести переговоры, — осторожно произнес один из венгров. — Но почему вы? Почему не граф Орлов?
— Потому что граф Орлов под постоянным наблюдением англичан. Вы ведь не хотите, чтобы они раньше времени все узнали?
— А при чем тут англичане? — вскинулся один из гостей.
— Господа, мы здесь, так сказать, инкогнито. Поэтому может говорить открыто.
Все венгры промолчали, поэтому Дубельт продолжил.
— Полагаю, что вы этого стыдитесь, и я могу вас понять, но нам вполне известно о том, кто вам дал денег на восстание. Англичане. Если быть точным — лорд Палмерстон, который использовал вас, как инструмент давления на Вену. И теперь, когда вы для него отработанный материал, он вас попросту выбросил. Разве я ошибаюсь? Поправьте меня.
Все снова промолчали.
— С одной стороны, это все, конечно, ужасно. Но, с другой стороны, Николай Павлович уделяет много времени изучению истории. И он хорошо осведомлен о том, что Венгрия уже сотрясала Европу, когда Австрии не было даже в задумке. И Габсбурги, хитростью занявшие престол старого королевства, совершенно не уделяют ему никакого уважения. Не силой оружия. Нет. Тут было бы все понятно, ибо горе побежденному. Вы сами пригласили их на престол. И их поведение, как минимум, несправедливо.
— И что вы предлагаете? — осторожно спросил глава этой неофициальной делегации.
— Его императорское величество готов оказать вам помощь в обретении независимости. Но у него есть условия. Он желает, чтобы вы избрали Константина Николаевича, его сына, новым королем Венгрии. Не заставляя его переходить в католичество.
— Но мы католики!
— И Святой престол на вас плюнул. Не так ли? Он действует в интересах Австрии, но не Венгрии. Впрочем, Николай Павлович не требует от вас принимать православие. Он желает только лишь сохранить старинную веру для своего сына и его наследников.
Они промолчали.
— Вторым условием будет концессия на строительство железной дороги от России до порта на берегу Адриатики. Ведь Хорватия — это неотъемлемая часть Венгрии, не так ли? При условии, что вы не будете притеснять славян и славянские языки.
— А Вена? — осторожно спросил один из членов делегации. — Мы слышали, что кайзер обратился к вам за помощью.
— И, как вы видите, Франц Иосиф ее не получил. Пока, во всяком случае…
* * *
Лев Николаевич вошел в здание его же собственной корпорации, где располагался офис Путилова. Прошел через холл с приемной, заметив там настороженного еврея с каким-то большим саквояжем.
Подошел к секретарю и спросил:
— Николай Иванович у себя?
— Да, конечно. Прием уже закончен. Заходите.
— Как закончен? — не понял граф и кивнул на еврея. — Еще же посетители остались.
— Николай Иванович его уже принимал и попросил подождать. Прошу. Входите.
Лев Николаевич хмыкнул и решительно вошел в кабинет.
— Признаться, вы меня заинтриговали, — произнес он прямо от дверей. — Что у вас тут произошло?
— Минутку. Сей момент. Анатолий Семенович, позовите господина Штафеля[2].
Минуту спустя осторожно и даже в чем-то робко зашел тот самый еврей, который сидел в приемной.
— Показывайте свою машинку. — решительно произнес Путилов.
— Вы Лев Николаевич Толстой? — вкрадчиво спросил Штафель, глядя на ротмистра кавалерии.
Граф напрягся.
После покушений он очень не любил таких вопросов от незнакомых людей. Поэтому скорее рефлекторно, чем осознано его рука опустилась на кобуру с револьвером и отстегнула стопорный ремешок.
— Ох, Израиль Авраамович! — воскликнул Путилов. — Не начинайте снова морочить голову! Показывайте уже. Вы даже не представляете, насколько Лев Николаевич занят!
Тот нервно сглотнул, заметив жест графа, но подчинился.
И это полностью оправдалось, потому как он достал из саквояжа относительно небольшую счетную машинку. Она могла производить четыре основные арифметические операции и вычислять корень.
— И давно вы ее изготовили?
— В 44-ом году, — ответил он на русском с явным акцентом.
— И никто ей не заинтересовались?
— Все хвалили. Иногда давали денег. Но не более.
— А ко мне вы как попали?
— Сергей Семенович Уваров, министр народного просвещения, прислал письмо и выслал денег на дорогу. Очень рекомендовал до вас доехать.
— Сколько денег он дал?
— Сто рублей.
— Угу… ясно… и он не ошибся. Меня ваша машинка очень интересует. Хм. Давайте так. Я прямо сейчас готов предложить вам сделку.
— Я вас внимательно слушаю.
— Вы садитесь, крепко думаете и говорите мне, сколько вам нужно денег, людей и оборудования для того, чтобы наладить их выпуск. — кивнул Лев Николаевич на арифмометр. — Я вам их дают. И сразу размещаю заказ на сотню аппаратов.
— Сотню⁈ — ахнул Штафель.
— Полсотни я подарю Казанскому университету. Он ведет напряженные исследования и считать людям приходится много. Мне в контору надо. Да и так — по мелочи. Раздарю нужным людям, сопровождая красочной инструкцией. Чтобы заинтересовать.
— Это не похоже на сделку. Здесь есть моя выгода. Вашей же почти нету. Или вы хотите, чтобы компания была оформлена на вас?
— Побойтесь Бога! Управлять еще и этим⁈ Да я с ума сойду! Нет. Компания будет полностью ваша. А выданные деньги будем рассматривать как беспроцентный кредит.
— Беспроцентный⁈
— Считайте это как мое вложение в более сложные вычислительные устройства. У меня, знаете ли, появились кое-какие мысли. Например, мне очень пригодилась бы машинка, обобщающая данные по перфокартам[3]. Этакий статистический анализатор. Или, к примеру, баллистический калькулятор. Да и… ладно. Это все потом. Мыслей громадье. Так вот. Сделка будет заключаться в том, что как только вы наладите выпуск этих счетных машинок, то возьметесь за совсем другое устройство…
— Какое же? Что оно должно делать?
— Печатать Израиль Авраамович. Печатать буквы на бумаге. — произнес граф.
Улыбнулся.
И постарался объяснить устройство знаменитой печатной машинки Underwood, с которой в детстве имел дело. Дед давал поиграться. Сначала он мальцом осторожно печатал. Потом ломал и смотрел как старик мучался, ремонтируя. И по новой. И снова.
Одно хорошо — за время этой возни Лев получил неплохое представление о машинке. Принципиальное, понятное дело. Сам-то он по малости лет не лез в столь тонкий механизм. А если и совался, то опять деду ремонтировать приходилось…