Беглец (СИ) - Никонов Андрей

Ветер качал газовые фонари, отчего тени ритмично двигались, холод проникал под рваный тулуп, молодой человек поёжился, и решил, что достаточно погулял перед сном, и что неплохо бы было купить что-то из верхней одежды заместо той, что осталась в поезде. Лавка рядом с церковью приглашала зайти двумя освещёнными окнами и приоткрытой дверью. Внутри теснился прилавок со скобяным товаром и махоркой, на табурете сидел незнакомый мужчина в возрасте, при виде Травина он сморщился, словно кислого пожевал, но постепенно лицо торговца разгладилось и даже обзавелось улыбкой.

Сергей вышел из лавки с новой кожаной курткой на меху, грубо пошитой, но хорошо выделанной, она обошлась ему в пятьдесят рублей, которые Травин обещался отдать утром — именно эта сумма вернула торговцу хорошее настроение. Тот искренне считал, что надул городского минимум на червонец, а городской считал, что удачно прибарахлился — в последнее время мануфактурные товары из псковских магазинов начали стремительно исчезать. К куртке шли рукавицы с прошитым указательным пальцем, их Травин обнаружил в кармане уже на улице. Тулуп пришлось оставить, мужчина обещал его выбросить, но Сергею казалось, что одежде выпал шанс на вторую жизнь.

Соседнее здание, в котором располагался сельский совет, он же школа, он же лазарет, было погружено в темноту, молодой человек остановился напротив него, хотел было закурить, похлопал себя по карманам, вспомнил, что последние четыре папиросы оставил в тулупе, и подумал, что надо бы купить ещё курева, в лавке на видном месте лежала моссельпромовская «Красная звезда». Он развернулся, и увидел, как хозяин торговой точки закрывает её на замок.

— Рабочий день окончен, — местный коммерсант зажал ключи в кулаке, — завтра приходи к десяти, и деньги не забудь. А то в долг только дурак отпускает.

Спорить с ним не имело смысла, решительное лицо торговца говорило о том, что за своё свободное время тот готов биться до последнего. Травин проводил его спину взглядом, и тут заметил, что в окне сельсовета что-то блеснуло, словно внутри кто-то ходил со свечой. Возможно, это Будкин очнулся, и теперь выписывал круги по помещению, или сестричка Фрося следила за пациентом. Сергей рассудил, что вполне может зайти и проведать человека, из-за которого рискнул если не жизнью, то здоровьем, и между делом порасспросить и о погибшей учительнице, и о девушке с фотокарточки. У спасённого со спасителем обычно устанавливается эмоциональная связь, многое из того, что человек хотел бы скрыть, выплывает наружу, когда Будкин окончательно придёт в себя и замкнётся, то Травин будет уже далеко. А тайна, может быть, и яйца выеденного не стоит.

Дверь открылась от лёгкого толчка, Сергей шагнул в тёмный коридор. Он помнил, что надо пройти прямо, а потом свернуть, и там будет комната, где его лечили. Будкин должен находиться где-то рядом, никто не размещает палату вдали от процедурной или операционной комнаты, и не запирает пациента, которому может в любой момент понадобиться помощь, значит, останется только поискать в глубине здания. Ковровая дорожка на полу скрадывала шаги, Сергей не опасался нападения, но на всякий случай держался настороже. Отблески света он заметил, когда прошёл классную комнату, а ещё из соседнего помещения тянуло дымом. Травин толкнул приоткрытую створку — на полу валялась лампа, керосин растёкся, добрался до ножки деревянной кровати, огонь тянулся вверх, с каждой секундой разгораясь. Молодой человек бросился вперёд, схватил одеяло, бросил сверху на пламя, и принялся бить руками и топтать ногами. Комната тут же погрузилась во тьму.

— Не двигайся, — предупредил Сергей. — Даже и не думай.

В углу послышались шорох и всхлипывание. Травин достал из кармана брюк зажигалку, крохотный огонёк только, казалось, сгустил тьму по краям, но зато осветил кровать. На ней лежал Ваня Будкин, неподвижный, с остекленевшими глазами. На губах парня запеклась кровь, из груди торчал нож. Его Сергей сразу узнал, этим, или очень похожим на него, ножом он сегодня резал на кухне у Сазоновых окорок. Травин поднял зажигалку повыше, чтобы осветить угол, откуда доносились звуки — там на корточках сидела Поземская, обхватив себя руками.

— Я думала, что лучше случая не представится, — учительницу трясло, она говорила невнятно, поджимая губы, — этот ублюдок должен сдохнуть, а говорили, он выкарабкается. Он ведь сдох, правда?

Будкин был определённо мёртв. Пульс у тела не прощупывался, конечности оставались пока что мягкими и тёплыми, а вот пальцы заметно остыли. Кроме раны в груди, Травин насчитал ещё пять, две поверхностных, по рёбрам, и три глубоких, их было достаточно, чтобы отправить Ваню на тот свет. Крови из них вытекло совсем немного, и это наводило Сергея на определённые мысли.

Сетка в лампе, по счастью, не сломалась, и оставшегося керосина хватило, чтобы осветить комнату. Пока молодой человек осматривал тело, Поземсякая сидела в углу и молчала. Прорвало её в ответ на простой вопрос — зачем?

— Что же он тебе сделал?

Травин ещё раз обошёл комнату по периметру, снова вернулся к Ивану. Насколько он помнил, тело начинает остывать только через два-три часа, если покойный умер в горизонтальном положении, через это же время кровь скапливается внизу, в районе спины, и из верхних разрезов не потечёт. От нанесённых ран шли ручейки крови, свежей на вид, Сергей размазал один из них пальцем, зачем-то понюхал. Так делали эксперты-медики на вскрытии, когда он служил в уголовном розыске, а не так давно его старый знакомый, врач-энтузиаст Ефим Ляпидевский, прочитал Травину целую лекцию о том, что случается с кровью после смерти. Большую часть его слов Сергей не понял, тем более что Фима, когда принимался что-то объяснять, делал это очень эмоционально, но некоторые моменты, наложенные на предыдущий опыт, в памяти отложились. Например, то, что кровь при внезапной смерти через полчаса, максимум час, становится жидкой и остаётся такой почти сутки.

Вслух этого Травин говорить не стал, на кровати лежала жертва со смертельными ранениями, которая ему уже ничего сказать не могла, а в углу сидел, как ни крути, убийца, точнее, человек, который считал себя убийцей, и которого следовало допросить, причём сделать это нужно было по горячим следам,

— Тосю убил, — слишком твёрдо ответила Поземская.

— Тося — это прошлая учительница?

— Да.

— А как ты сюда попала? Я на площади стоял, и тебя не видел.

— Второй вход, на двор ведёт.

— Давно пришла?

— Что?

— Пришла, говорю, давно?

— Не знаю, — в голосе учительницы появились истеричные нотки.

Травин достал из кармана карточку, показал Поземской.

— Откуда у вас это? — та попыталась выхватить фото из рук, но Сергей тут же убрал картонку обратно в карман.

— Так это она? — уточнил он, — Тося?

— Да.

Сергей покачал головой.

— Фамилия у Тоси была такая же, как у тебя?

— Нет, Звягина. Антонина Звягина.

— Она была рыжей, с круглым лицом, ростом вот такая?

Анна Ильинична попыталась взять себя в руки.

— Не говорите чепухи, — сказала она, — Тося была чёрненькая, как я, и ростом такая же.

Сергей кивнул, на фото именно такая девушка стояла рядом с Поземской.

— Прошлая учительница была рыжей, — уточнил он. — Может, перекрасилась?

— Не знаю, я не понимаю, — растерянно сказала Поземская, — Тося поехала сюда в феврале, последнее письмо я получила в апреле, а потом в окркомпросе мне сказали, что умерла она здесь. Да вам какое дело, я должна была отомстить, понимаете? Должна. Нет, вы не понимаете.

— Не понимаю, — признался Сергей. — Не складывается пока что, мне бы Будкина порасспросить, но ты его пришила невовремя. Говоришь, твоя подруга, или кто она там тебе, приехала сюда в феврале? А вот Гриша, который называет себя милиционером, утверждает, что в конце весны. И что была она рыжей, круглолицей, с веснушками, а ростом почти как я. Наверное, пониже всё-таки, но не суть. Не сходится. Ты узнавала, как звали прежнюю учительницу?