Град обреченный (СИ) - Романов Герман Иванович
Прохор со своими парнями ходили в Старицу, «гулящик женок» там хватало. Узнал даже прейскурант, если так можно сказать — за полушку могли знатно приголубить, если рассказчикам верить, а недоверять им причин не имелось. А вот самому Пашке было стыдно напросится, все же статус иной. И осрамиться не хотел — опыта ведь не имел никакого. Правда, по наущению боярыни несколько холопок напрашивались к нему «погреть постель», но он намеки проигнорировал. Облик такой имели женщины, что на их фоне Марфа ему казалась Василисой Прекрасной. Жена тиуна словно специально таких подбирала, что на них взглянуть было страшно, и муж соблазну не поддался. Хотя тот, судя по всему, тот еще «ходок»…
— Да, покраснел ты, княжич, не дело это, совсем не дело. Поди, даже не целовался еще в жизни?
Пашка мучительно покраснел — мотнул головой, врать было нельзя. Ожидал насмешек, но их не последовало — на него смотрели сочувственно. Профессор встал, как-то загадочно улыбнулся и сказал:
— Дел завтра много будет, а уже вечер. Ты пораньше ложись, тебе выспаться хорошо нужно. Отдыхай сегодня — разговоры завтра будут! Это хорошо, что ты легкому соблазну не поддался — жалеть не будешь…
Отец ушел, да, именно отец — а Пашка опустился на перину в полном обалдении. И то, что его прилюдно назвали княжичем, и сыном значило много, очень много — тут словами не разбрасывались. Ему пришло видение обалделого лица Марфы, с пунцовыми щеками, и он тут же представил, что сам такой же был, не менее ее смущенный.
— Интересно, а что она про меня думает…
Он закрыл глаза и стал припоминать, как общался с обычной девчонкой этого мира, неграмотной, но любопытной, пытливой. И как она его слушала, когда он ей что-нибудь рассказывал, старательно избегая упоминаний о будущем времени. Пашка размечтался до того, что представил как ее будет целовать, как впервые обнимет. Тало жарко, но своих мыслей он не успел устыдиться — вскинулся на скрип двери, и уставился на девчонку. Даже в сумерках было видно, что она пылает как маков цвет, а пальчики теребят кончик косы. И дрожащий, еле слышный голосок для него прозвучал подобно набата на колоколенке:
— Барыня послала… Тебе ночью постель погреть…
Пашка встал, обалдело глядя на девушку и не в силах поверить. И лишь отупело переспросил:
— Барыня послала?
— Барыня… Но я сама хотела… Давно… А ты никак не замечал, любимый мой. Вся твоя буду, вся, и ноченька наша первая…
Глава 29
— Как видишь, Михайло Борисович, вот и весь секрет картофеля, сиречь «земляных яблок». Теперь клубни нужно просушить и хранить в погребе, где умеренно прохладно и есть вентиляция, приток воздуха то есть. А у нас такое здесь заранее подготовлено. Урожай добрый по первому разу — неполный мешок посадили — дюжина в погреб пойдет, на семена. Еще пара мешков на еду — себя побаловать тоже нужно.
Андрей Владимирович наклонился, взял в ладонь здоровенный клубень — покачал его, как делают с булыжником, прежде чем его метнуть. Посмотрел на молодого тверского князя, что приехал в Старицу посмотреть на урожай неведомых еще в его землях овощей. А он впечатлял — такого Михаил никак не ожидал. Показали ему выращенное зерно — обычное, которым крестьяне засевали вои поля по весне, если яровые, либо по осени, там озимые. Зерна меленькие, такие обычно на семена и идут, те, что поплоше.
Но показали урожай из отборного зерна, то, что на особливой десятине посеяли — не в пример крупнее вышло. Но вот когда князь взглянул на полную чашку выращенного зерна из неведомых земель, слава богу, что щепотка оказалась, обомлел. Выросли семена крупные, ядреные, урожай сам-двадцать вышел — в такой поверить невозможно, ведь не на золе в первый год засевали, а на «старой» пашне, как тогда ему Андрей Владимирович сказал — «для вящей наглядности неверующим».
Выводы Михаил сделал моментально — если способ этот во всех деревеньках использовать будут — вдвое больше собирать от прежнего можно будет. И всего то — зерно заранее перебрать, не лениться, самое лучшее на посев отложить, и жито с ячменем также. А «худое» зерно на муку пустить или каши сразу, что правильно.
Но ведь на ум такое раньше не приходило!
— Бабы с утра до вечера на поварне все это добро перерабатывают, сам видишь — помидоры на соленья хорошо идут со сладким перцем, томатную пасту и кетчуп, но главное «горлодер». Вот наилучшая приправа для всех блюд, чеснока только не жалеть.
— Это да, ел — вкусно. Заедки хороши, особенно твои «салаты». И свежие, и соленые, и вареные овощные блюда.
Облизнувшись, отозвался Михаил Борисович, вспоминая как вчера ложками ел, самогонный «дух» перебивая. Вчера князья немного «укушались» по приезду, пробуя новые кушанья под стопочку. А оных набралось потихоньку на ковшик, и немалый — если все вместе слить. И странно — голова почти не болела, хотя выпили изрядно. Но не чрезмерно — на русских землях «гульнуть» можно, когда урожай уберут весь, последний воз репы отвезут в погреб. И почти сразу холода наступают, листва осыпается — вот и проходит «страда», наступает время для отдыха.
Но «самогон» того стоил — крепок и пахуч!
Вот эту пьянящую жидкость, приятную, с травными запахами, уже гнали в больших количествах, изготовив на кузнице два «агрегата», которые работали безостановочно, перегоняя брагу из больших чанов. Дух на этой отдельной «поварне» был таков, что шибало за сотню саженей. Там трудились одни лишь молодки и девки, мужиков княжич за версту не подпускал, за исключением десятка стрельцов на охране. И правильно делал, если бы те в погребе оказались, и взглянули на бочонки и корчаги, то уже бы оттуда не вышли, упились бы до смерти. Запасов настоек пока маловато до обиды, но со временем число хранящихся «емкостей» изрядно увеличится, в этом молодой князь уже не сомневался, видя, как трудятся бондари, как растет в сараях число пока еще пустых бочонков.
— Пойдем, Михайло Борисович, на подсолнечник с кукурузой взглянем, их скоро убирать начнем, пока теплые деньки стоят и дожди не зарядили. Вон, видишь, там на пригорке цветки огромные, ты ведь про них у меня спрашивал. На три десятины семян — зерен и семечек, вышло, полудюжина чатей, если на пашню перевести. В следующем году проблем с семенами уже не будет, хоть на все тверское княжество хватит. Да и рассаду можно заранее высадить в теплицах, если со стеклом эксперименты удачно пойдут. Стебли подсолнечника пережечь — поташ будет, а стебли кукурузы и листья на силос хорошо пойдут, скотину кормить. Не одним же фуражом — кормовые добавки обязательно вводить надобно.
— Стекло? У тебя есть мастера, которые это умеют?
— Мастеров нет, но есть знания, как примерно это сделать, — улыбка на губах «воеводы» была привычной, многозначительной, и Михаил Борисович в который раз осознал насколько это люди знающие, пришельцы из неведомых земель. И на их рассказы не стоит полагаться, слова те покрывали и прятали истину за плотным «покрывалом», а не приоткрывали ее, больно были одинаковы у всех сказки об их появлении на его землях.
— Стекло ведь не только столовая утварь, это банки для консервирования, листовое пойдет на окна, и будут они прозрачные. И зимой тепло в доме сохраняется намного дольше и лучше, чем когда ставить в окна пластинки слюды или выскобленный бычий пузырь. А еще можно поставить на земле строения, где все стенки и крыша будут из стекла, а внутри из печей трубы проложить под землей, чтобы почва согревалась — если постоянно топить, то даже зимой выращивать овощи можно.
Слова можно было воспринять за пустые мечтания, вот только Михаил Борисович, сам в который раз убедился, что эти люди не мечтают, а делают. Пусть не все получается, но начало положено. И уже не посмотрел на коней, пошел следом за старым князем. Так-то нельзя просто так ходить, всегда лучше в седло садиться, даже если идти недолго — пешком только простолюдины ходят. Но то будет неучтиво к старому князю, что постоянно старается пешком ходить, резвость сохраняя, и от тучности тем уходя, как любит говорить эту присказку. Так что пришлось идти, вздымая пыль дорогими сафьяновыми княжескими сапогами.
