Брат (СИ) - Гуров Валерий Александрович

— Да я же в его дела не вникала, откуда, — протянула старушка. — Так, иногда парой слов перебросимся. Знаю вот только, что на рынке он точки держал, торговал там всяким. И вроде как он почему-то с хозяином этого рынка поругался, захотел, значит, на другой рынок уйти. У нас их тут несколько, и все недалеко. Что-то они там насчет денег поспорили, он мне как-то сказал, что будете теперь баб Тамар на другой рынок ходить, а я и внимания не обратила — чего мне, думаю, в чужие дела вникать, все равно не пойму я в них ничего. Ну вот. А потом, через несколько дней, слыхала я, как здесь они друг на друга кричали. Какие-то два парня, здоровых таких, покрепче тебя будут. Вот они к Степке пришли, он вышел на лестницу, и они здесь и начали ругаться. Я как раз на рынок тоже собиралась, а через дверь крики услышала, думаю — пусть сначала успокоятся, а то ведь и пришибут меня, старую, ненароком. А они ведь так кричали, что на весь подъезд слышно было!

— А чего кричали-то, бабуль, не помните? — от знакомых еще по прошлой жизни следователей я знал, что вовремя заданный уточняющий вопрос иногда может дать информации больше, чем весь остальной рассказ свидетеля.

— Ой, да я разве ж запоминала! Только стояла, дрожала, чтоб ко мне дверь не вынесли… Ну, вроде эти-то ему говорили, что, мол, не уйдешь ты просто так, а хочешь уходить — так плати. А Степка кричал, что ему надоело, что он к нему, к этому директору, в слуги не нанимался, и что он все равно уйдет. Вот так им и говорил. И что платить он ему ничего не будет, потому как и без этого он с него много-много лишнего взял. А те, которые от директора-то, ему и говорят: ну, если так решишь сделать, тогда тебе плохо будет, мол. Мы тебя, говорит, предупреждаем покамест по-хорошему.

— Так… а через сколько ему машину взорвали?

— Ох… Да где-то через неделю, почитай, или меньше даже. Ты уж меня извини, я подробностей-то не запоминала, чай, не думала же, что вот так вот будет-то все… — на старушкиных глазах выступили слезы.

— Да ничего страшного, бабуль, — я взял ее за локоть и спросил как можно спокойнее и увереннее: — А что за рынок-то, говорите?

— Дак а вот же здесь, у нас, — она повернулась к окну и стала показывать направление. — Вот сейчас на улицу выйдешь, направо повернешь, потом на перекрестке налево, два квартала пройдешь — и рынок. Мы все туда ходим, там продукты хорошие. Бывает, конечно, некоторые продавцы жульничать начинают, не без того, ну так мы их, значит, запоминаем и к ним не ходим уже. Зачем, когда хорошие есть!

— Это правда, — улыбнулся я, — незачем. Вы знаете, я ведь к Степке-то не с пустыми руками ехал, да теперь ему это не пригодится, а мне обратно с этими сумками ехать тоже неохота. Вот, возьмите, — я протянул бабке то, что заготовил для гулянки со Степаном, — тут фрукты, колбаса, сыр, хлеб, мясо хорошее, приготовить можно. Ну, водка, наверное, вам самой без надобности, но тоже пригодится: бутылка-то у нас в стране всегда — самая надежная валюта и еще долго такой останется.

— Ой, — взмахнула рукой старушка, — да куда ж это, милок, мне одной-то… Внуки-то, чай, не скоро еще приедут, пропадет ведь все…

— Ешьте, бабушка, ешьте, здесь все продукты хорошие, вы такие на свою пенсию не купите, — я пресек все попытки отказаться от сумок.

— Ай, сынок, ну ты… — бабулька, похоже, так растрогалась, что с трудом подбирала слова. Видимо, редко ей делали подарки. — А то, может, пойдем, я тебя чаем напою, с дороги-то?

— Да нет, бабуль, я поеду. Раз уж так получилось, значит, дела надо делать, а их много, — я снова улыбнулся на прощанье и зашагал вниз по лестнице. — Будьте здоровы!

— Спасибо, сынок, вот уважил старую…

Мне было жалко ее. Сколько их, таких пенсионеров, всю жизнь работавших на страну, а теперь вот не имеющих возможности даже треснувшее стекло дома заменить, не говоря уже о достойных продуктах к обеду? А в это время обнаглевшие рожи вроде этого директора рынка с его шестерками гребут баснословные деньги просто за то, что умеют напугать.

Я вышел на морозную мытищинскую улицу. Как там бишь она говорила-то? Направо, потом на перекрестке налево и два квартала вперед? Мне нужно было осмотреться на этом рынке и прикинуть, как тут все устроено и кто его держит. Эти мрази, которые вот так запросто убивают нормальных молодых парней, не должны спать спокойно. Особенно те, кто убили моего товарища, доброго и отзывчивого Степу. Он умел откликаться на чужую беду, но, судя по всему, недооценивал степень омерзительности собственных знакомых…

Я прогулялся по рыночным рядам. Что ж, рынок как рынок. Продукты, сигареты, у входа — точка с кассетами, чуть поодаль — шмотье, по углам кучкуются амбалы в куртках поверх спортивных костюмов. Все как везде. Чтобы молодой «новенький» посетитель рынка, который ходит по всей его территории и что-то высматривает, не привлек внимания этих самых амбалов, я купил для вида несколько яблок и пачку сигарет. Вроде бы все получилось, и никаких подозрений я не вызвал. Через час с небольшим я был уже в Москве.

— Погоди, это же тот самый Степа, который вечно все нормативы заваливал, сдавал только со второго раза? — Илюха чесал затылок. — Охренеть. За что его так?

Мы по традиции сидели у Петьки дома. За окном, расписанным морозными узорами, шел февральский снег, а в квартире было тепло и уютно. Если бы не вся опасность ситуации, в которой мы находились, можно было бы расслабиться и наслаждаться этим уютом, забыв обо всех заботах. Ну что ж, надеюсь, такое время еще наступит — в конце концов мы именно ради этого все и делаем. А пока я во всех подробностях, стараясь не упустить ни одной детали, рассказал Илье и Пете ту историю, которую поведала мне старушка в Мытищах.

— И главное, человек меня выручил, помог и деньгами, и жильем, и вообще не дал опуститься и превратиться в бомжа! А они его… А я ничего и не знал, — я говорил свой рассказ с грустной улыбкой на лице.

— Да ладно тебе уже, не накручивай себя! Во-первых, ты и не мог знать, — философски заметил Петька, без конца хлебавший свой чай из кружки. — А во-вторых, ну вот, допустим, узнал бы ты. И что? Переубедить Степу даже нашему командиру не удавалось, поэтому он все время на губе и сидел. Он же упертый был — уж если чего втемяшит себе в голову, так хрен это оттуда вытащишь. Все равно бы на конфликт пошел. Ну не в этот раз, так в следующий.

— Слушай, ну это не значит, что надо теперь убивать направо и налево, — возразил Илья. — Да, Степка у нас с характером был, но не подлый и на чужое бы никогда не позарился. Это уже бандитизм самый настоящий. Хотя где его теперь нет…

— Ну так тем более он глупость сморозил, — мрачно заметил Петя. — Знает же, какой год на дворе, знает, что рынки держат не академики с профессорами. Какого черта рыпаться, если понимаешь, чем это может закончиться? Да какое там «может» — скорее всего, именно этим и закончится. Ну захотел уйти — так сначала накопи отступные или какой-нибудь более серьезной «крышей» обзаведись, чтоб с этими проблем не было. Судя по тем деньгам, которые он Вовке дал, парень не бедствовал.

— Он так и сказал тогда, — кивнул я, — мол, с деньгами у меня порядок, не нуждаюсь и своих близких в нужде тоже не оставлю.

— Ну значит, мог найти возможность, — Петька поднял указательный палец вверх. — Это все его вечное стремление кому-то что-то доказать… Бывают ситуации, когда оно и не нужно совсем. А уж с такими людьми, если они сильнее, вообще всегда нужно дипломатию включать. Хороший он был парень, Степка, но, блин… иногда такое выкинет… Считай, сам себе этот взрыв организовал, причем с большим усердием. Хотя, конечно, с теми отморозками надо что-то делать, факт. Нельзя чтобы вот так они пацанов валили.

— Нельзя, — коротко кивнул я. — Эти твари должны знать, что безнаказанным такие дела не остаются! А иначе получается, грабь, убивай, захватывай — все, что хочешь, делай, и если ты сильнее, ничего тебе за это не будет.

— Ну и что ты предлагаешь? — флегматично поинтересовался Петька, глядя в одну точку.