НИИ особого назначения (СИ) - Фишер Саша
— Давай начнем с того, что я ничего о тебе не знаю, — сказал я. — Не знаю, как здесь люди живут, понимаешь? Вы с Настей меня вытащили сюда и почти сразу отправили в этот санаторий с особыми условиями. Который с реальным миром почти не соприкасается. А мне же интересно, если что...
Закошу под любопытного деревенского дурачка, фигли. Просто чтобы заставить его говорить. А там посмотрим.
— Ну... — Роман вздохнул с явным облегчением. — Мне пятьдесят три года, по специальности я физик экспериментатор. Всегда любил физику. Учился в физмате, поступил на физфак в ЛГУ. К девяносто первому году я уже открыл свою мастерскую по ремонту техники, чтобы продолжать заниматься любимым делом. И даже неплохо преуспел, надо заметить. Больше всего денег я сделал на... на жучках. Изобрел два вида подслушивающих устройств, и продавал их страждущим практически из-под полы. После переворота гайки закрутили, и моей деятельностью заинтересовалось КГБ. Думал, что пропал, но нет. Страна взяла курс на науку, моя коммерческая деятельность накрылась медным тазом, зато научная пошла в гору. Меня отправили в Новосибирск. В НИИ принудительного типа. Почти то же самое, что тюрьма, только вместо верхонок мы должны были клепать научные открытия.
Он горько усмехнулся.
— Очень странное это было время, — сказал он. — Мы работали под строгим надзором, сами для себя, получается, собрали следящие и контролирующие устройства. Тогда происходящее казалось ужасно несправедливым. А сейчас... Сейчас я думаю, что те несколько лет были лучшим решением. Я защитил кандидатскую, принялся за докторскую. В девяносто восьмом меня освободили и перевели в Ленинград. Уже обычным научным сотрудником, без браслетов. Тогда, в девяносто первом, я был готов бежать за границу, как и многие. Почти никому не препятствовали, правительство приняло решение, скинуть со своей шеи горластый либеральный шлак, разве что красную ковровую дорожку не расстелило и платочком вслед не помахало. Но вот научных работников эта свобода не коснулась. Особенно тех, у кого было рыльце в пушку, как у меня, например. Принудительные НИИ по всей стране появились. Нас, можно сказать, воспитывали. Учили заново любить Родину. Ну и научили в конце концов. Девяностые были тяжелыми годами для всех, кроме нас, получается. А нас только в перемещениях ограничили. Мол, работайте, товарищи ученые, не отвлекайтесь!
Дальше он начал рассказывать о своих проектах, квантовой физике и установках сложного научного назначения. Звучало это для меня примерно как птичья трель — очень красиво, но нифига непонятно. Зато вместо скованности и смущения на лице Романа появилось веселое воодушевление, глаза заблестели. Я не перебивал, наводящих вопросов не задавал. Пока.
Пока он не перешел к работе НИИ Белого Шума, иначе именуемого сто двадцать второй.
— Задачу Насти было решить непросто, — увлеченно рассказывал Роман. — Еще и потому, что занимались мы этим втайне от руководства. Приходилось подгонять отчеты по использованию исследовательских мощностей и приборов. Придумывать никуда не ведущие эксперименты, чтобы хоть как-то подбить баланс...
— Ммм, как интересно! — я криво усмехнулся, и тут же покрыл себя матом за нетерпеливость. Мог бы и дальше молча слушать и кивать, он бы и сам все рассказал, не сообразив, что излагает другую версию. Не ту, которую они мне с Настей вешали на уши, когда я только прибыл. Про ученый совет, про бедного мыкающегося щеночка...
— Ох... — Роман осекся и нахмурил лоб.
— Да ты продолжай, продолжай, — я подмигнул. — Научные разговоры меня гипнотизируют.
— Клим... — начал Роман, и глаза его забегали. — Мы не могли вот так сразу тебе все рассказать...
— Как я понимаю, вы и потом не собирались, — пожал плечами я. — Ты же ученый, и никак не мог представить, что результат твоего эксперимента — это не светящаяся точка на мониторе, а вполне живой человек, у которого уже появились вопросики. Значит, меня искали прицельно, так?
— Кого-то вроде тебя, если быть точнее, — сказал Роман.
— И в мой мир вы совсем даже не один раз проникали, верно? — прищурился я.
— Да, мы неплохо его исследовали, — Роман медленно кивнул, потом спохватился. — Но обратно вернуть мы тебя все равно сейчас не можем. Точка трансляции открывается с мерцающей периодичностью, и сейчас она в фазе затухания. Открыть можно, но понадобится колоссальное количество энергии. И так будет в ближайшие три с половиной года, так что...
— Да ладно, не то, чтобы я очень стремлюсь обратно, — я махнул рукой. — У вас тут интересно, а там мне все равно было нечего делать. Ты мне лучше вот что скажи. Зачем я вам? Для чего были устраивать тайный сговор вообще?
— Клим, прости, я не уверен, что имею право тебе все это рассказывать, — Роман вздохнул.
— Да ладно, ты и так уже выболтал больше, чем собирался, — я засмеялся и дружески хлопнул его по плечу. — Пока что я не в обиде, можно сказать, что меня все устраивает. Кстати! Я подумал, что если бы проектировал следящие системы, то в эту уединенную беседку обязательно воткнул бы жучок. Очень уж подходящее место для внезапных откровений.
— Тут есть камера, да, — кивнул Роман. — Просто у меня есть для нее обманка. Синтезирует невинный треп. Так что на мониторах мы с тобой болтаем про родственников или сплетничаем о личной жизни.
— Интересная ты личность, Рома... — задумчиво проговорил я.
— Следящие контуры института делались по моему проекту, — сказал он.
— И что, за нами следят везде, даже в туалете? — хмыкнул я. — Никакой интимности?
— В общем-то, нет никакой проблемы в том, чтобы устроить тотальную слежку, — снова с воодушевлением заговорил Роман. — Только по большей части в этом нет необходимости. Во-первых, это трата чудовищного количества ресурсов, а во-вторых — сейчас стали отказываться от идеи тотального контроля.
— Звучит так, будто ты не одобряешь, — я подмигнул.
— Несколько лет назад один социолог, Герман Осадчий, провел эксперимент. Людей наняли для разработки одного научного проекта. Их поделили на три группы. В лабораториях и жилых корпусах первой группы камеры и микрофоны поставили в открытую. И сообщили, что каждое их действие, чих и пук будут записан и тщательно просмотрены. Во второй группе установили скрытые камеры, и они не знал о том, что за ними следят. В третьей камеры были установлены открыто, но туда закинули информацию о том, что можно иногда их обманывать. Лучшие результаты показала третья группа. Эксперимент назывался «Заговорщики». То есть, можно сделать вывод, что состояние таинственности положительно влияет на когнитивные способности. На основании всех этих данных Герман Олегович написал методичку-рекомендацию по контролю над сотрудниками научно-исследовательских центров.
— Так это что же, получилось, что ученые из третьей группы ставили глушилку, чтобы поработать без лишних глаз и ушей? — спросил я.
— Там все немного сложнее, но для простоты можно считать, что так и есть, — кивнул Роман. — И все бы ничего, но у этого решения получился не очень приятный побочный эффект. Слишком много всего стало оставаться за кадром.
— Не все ученые использовали глушилки и слепые пятна, чтобы поработать? — понимающе покивал я. — Некоторые начали строить реальные заговоры?
— Все верно, — кивнул Роман.
— Настя вовсе не поддельный особист из лаборатории научного оккультизма, да? — спросил я. — Настя из вполне настоящих спецслужб, верно?
— Давай сделаем вид, как будто я не слышал этот твой вопрос или пропустил его мимо ушей, — Роман мне подмигнул. Ну вот, у картины моей реальности стали появляться реальные контуры. Я подышал на руки и потер ладони друг о дружку. Не месяц май, фигли... Хотя, если задуматься, то еще неизвестно, когда в Карелии холоднее, в мае или в октябре.
— А о том, какая на самом деле была цель достать меня из моего мира, ты тоже пропустишь мимо ушей? — хохотнул я.
— Клим... — замялся Роман. — Мы планировали с тобой поговорить, но... Понимаешь, я же правда просто физик. Я хороший физик, но ты задаешь вопросы, которые не совсем в моей компетенции. Мы рассчитывали, что наш разговор долже состояться примерно через месяц, когда... Как бы тебе сказать... Граница тридцать два — место опасное, и нужно было сначала убедиться, что ты... В общем, должен был полностью закончиться период твоей адаптации, и только потом...
