Виталий Корягин - Винг
Эдвард попробовал пошевелить ногами, они, как и прежде, не двигались. Правая рука тоже не слушалась.
— Что же это старик говорил: "встанешь через неделю"? На что встану? — горестно подумал сакс.
Немного оттянул левой рукой повязку с глаза, прищурил другой, природный — темно. И новый глаз не видел ничего.
Когда через полчаса Тигран вкатил в комнату столик на колесах, накрытый белой тканью, и разбудил старуху, юноша лежал мрачнее тучи.
Старуха встала, со вкусом зевнула, показав желтые, но здоровые зубы и, видимо, спросила по-своему, что приготовить на завтрак. Тигран с трудом выяснил у сумрачного сакса, что бы он хотел пожевать, и поручил экономке передать всем, чтобы в комнату никто не входил, пока он не разрешит.
Приставил столик к изголовью кровати:
— Спать больше не хочешь? А почему такой грустный? Болит где-нибудь?
— Не болит, — уставившись в одну точку на потолке, коротко ответил Эдвард.
— А не болит, так нечего и кукситься! Сейчас проверим, как у тебя дела идут.
— Никак не идут! Ни руки, ни ног не чувствую, что их проверять?
Старик затрясся от смеха:
— Ну, развеселил! Кто ж греется у неразожженного костра? Сейчас запустим машину, заговоришь по-другому.
Сакс опасливо покосился на столик, кивнул на него:
— Это она? Тут, под покрывалом…
Тигран удивленно поднял брови:
— Она на тебе, твоя машина, а здесь приборы для ее проверки, — он стянул простыню со столика. Там блестели стеклом и сталью совершенно непонятные предметы.
Сакс таких никогда не видал, но сейчас они даже не привлекли его внимания:
— Как на мне, почему я не вижу?! — он левой рукой охлопал себя по груди, животу.
Старик перехватил руку:
— Не стучи, сейчас увидишь, не нервничай!
Он откинул одеяло, укрывавшее Эдварда. Тот как гусь вытянул шею, всматриваясь в себя — человеческая, несомненно, фигура на кровати, правда, вся забинтованная.
Тигран ножницами разрезал повязку на груди юноши. Из-под марли тускло блеснул металл:
— Ладно, не трясись, парень, привыкай, это ведь не очень надолго. Года полтора- два так походишь, а нервы в ногах и руке прорастут, отключим и снимем машину. Опять станешь обычным рыцарем, снова можно будет тебя калечить. Ну, ты же обещал держать себя в руках! Спокойнее! И не молись, лежи смирно, успеешь покаяться своему Господу, а то всю картину мне смажешь эмоциями!
На стальной пластине на груди виднелись слева, ближе к подмышке, ряды маленьких отверстий и выступов.
Старик протянул от столика к саксу жгут гибких, как тетива из оленьих сухожилий, шнуров, концы их заканчивались тупыми иглами, и начал вставлять их по одной в отверстия в грудной пластине.
При этом он непонятно бормотал, будто читал заклинания:
— Так… Синий Ж4, голубой полосатый Ф1… Сейчас мы тебя прозвоним, программу загрузим… Тест-пробу запишем…
Эдвард от ужаса закрыл глаза и несмотря на запрет читал про себя "Отче наш":
— Pater noster, qui est…
Старик тряхнул его за плечо:
— Ты готов? Кончил дрожать? Мне надо, чтоб ты соображал, а то приложишь мне со всей машинной дури, и прощай тогда медицина.
— Ну, если он меня опасается… — подумал сакс, — значит, я не совсем в его власти!
— Ну, поехали! Не смей ничем шевелить, без моей команды — ни-ни, понял? — Старик на столике чем-то защелкал. Вначале ничего не изменилось, но через несколько мгновений перед слепым глазом сакса замаячила алая светящаяся сетка, как бы ажурная раскаленная решетка на окне, распахнутом в темноту ночи.
— Вижу!.. — прошептал он.
Тигран резко обернулся к нему:
— А? Что?!
— Решетку, красную… Зачем она?..
— Чтобы мозги не убежали! Лежи молча, настройку сбиваешь… Ага! Вот!
С краю решетки замелькали маленькие буквы, многие Эдвард, учившийся грамоте у монахов, знал, но они складывались в такие слова, что язык вывихнуть можно, английские, вроде бы, но никак не понять…
— Цель!
— Что? — не понял лекарь.
— В глазу написано: "Цель".
— А-а… Потерпи, немного осталось. — Тигран опять чем-то щелкнул, решетка плавно погасла. — Так, давай, повязку снимем…
Он осторожно оттянул ткань и резанул ножницами, склонился над изголовьем:
— Смотри сюда… хорошо… теперь туда… — он водил пальцем перед лицом сакса, и тот внезапно осознал: он смотрит на мир двумя глазами.
— Тигран! Дорогой мой, я вижу правым глазом! Здорово! Ох, как я тебе благодарен!
— То ли еще будет… Так! Проверим трансфокатор, закрой левый глаз. Да не правый, а левый!.. Смотри на дверь. Накат! — старик что-то крутанул на столике.
Проолифленные до янтарного цвета доски двери рывком прыгнули вплотную к лицу Эдварда, один сучок занял все поле зрения, он испуганно открыл природный глаз:
— Ой! — мгновенно все вернулось к норме. — Что это было?!
Тигран добро улыбнулся:
— Да если вдалеке что разглядеть поподробнее, или, к примеру, прицелиться поточней. Снаружи-то глаз, как глаз, моргает себе… Он и в темноте хорошо видит.
— А под повязкой ничего и не видел!
— Умник ты, сэр рыцарь… И что ж можно увидеть под повязкой? Повязку?
Эдвард повеселел, страхи немного отступили, действительность оказывалась вроде бы не такой ужасной.
Тигран выключил новый глаз, и он опять ослеп. Сказал, что еще не все зажило в раненой глазнице, и долго пока его нагружать не стоило.
Теперь пришла очередь руки и ног. Лекарь по очереди включал их для проверки функций, и они, к изумлению сакса, действовали. По команде старика Эдвард потихоньку поднимал забинтованные конечности, сгибал, отводил в стороны… Все получалось.
Лекарь только повторял:
— Так… Плавнее, плавнее… Не резко… Отлично!
Наконец закончили. Тигран отсоединил провода и сложил руки на груди под седой бородой:
— Все в порядке, малыш! Несколько дней еще полежишь, подживет окончательно, перейдешь на автономное питание, и вперед!
— Конечно, надо будет потренироваться, овладеть новым телом, неуклюжесть нам ни к чему. Бинты снимем дней через пять, и попробуем встать. Рефлексы в норме, синапсы на месте, мышечный тонус… Ну, какой тонус может быть у-у… у баллисты, например? Не веришь? Ну, поверишь, как попробуешь!
Пять дней сакс сгорал от нетерпения, ему так надоело лежать. Да и судьба Алана тревожила душу. А вдруг проклятый барон не захочет ждать, пока в ловушку залетят все пташки?
Ноэми пыталась успокоить юношу, но ее мягкие утешения раздражали его, он отмалчивался, не хотел нагрубить ей сгоряча. Ну что эти бабы понимают в мужской дружбе?!
Наконец, настало утро великого дня. Эдвард еле впихнул в себя завтрак. Не верилось, что он сразу так вот встанет и пойдет, здоровый, как раньше.
Тигран пришел после завтрака веселый, принес небольшой сундучок. За ним старик-слуга вкатил знакомый столик.
Лекарь вежливо выставил Ноэми за дверь:
— Леди не положено смотреть на джентльмена без штанов, кроме случаев, соответствующих этикету.
— Ну, дорогой, поехали! — в руках лекаря засверкали ножницы, заскрипели разрезаемые бинты.
Рыцарь, оторопев, смотрел, как обнажается его тело. Его?! Его тело раньше не имело стальных, сверкающих ног, белой как из мрамора, правой руки, выросшей из металлического предплечья. А грудь! Тоже стальная… Кое-где меж блеска полировки жалобно бледнела плоть, ее было так мало, так ничтожно мало, и так много чужой холодной стали. Низ живота с мужскими признаками одиноким живым островком ютился среди зеркальных пластин. Да левая рука от локтя своя, знакомая. Так вот какая эта машина!.. Не пауком она уселась на плечи, хуже, он сам стал машиной.
Эдвард закусил губу и резко отвернулся к стене.
Тигран позвенел ножницами по узловатому суставу на стальной ноге: — Тук-тук! Сэр рыцарь, что опять приуныл? Тебе же не привыкать залезать в железную скорлупу.
— Я мог снять ее, когда хотел! — в стенку процедил Эдвард.
— Что значит, "когда хотел"? В бою, что ли? Не мог… Когда надо, терпел и не жаловался. Потерпи и сейчас. Пройдет год, другой, нервы восстановятся, и снимем железо. Что, годами валяться в постели, разрабатывать вялые мышцы гирями — веселее? А Алан? Кто спасет его? Бери-ка себя в руки, парень!
— А Ноэми? Она меня увидит такого, неживого… Испугается…
— Штаны наденешь! Дурень ты, однако, благородный сэр, не знаешь силы женской любви! — Старик засмеялся. — Даже если бы из железного ящика смотрел бы на нее один твой глаз, и звучал твой голос, Ноэми не испугалась бы, не перестала любить. Фу, какой глупый, совсем мальчишка…
— Ладно, переживать некогда, — Тигран открыл сундучок или большую шкатулку. — Тут твоя, если не вся жизнь, то сила — наверняка.
Он взял со стола цилиндрик чуть толще большого пальца руки, чуть длиннее среднего. Щелкнул чем-то на стальной груди Эдварда. Тот скосил глаз. Там распахнулась маленькая дверца. Стало совсем страшно: вот как вынет сейчас лекарь сердце!
