Александр Шуваев - ГНОМ
И, пожалуй, не менее важным было то, что 63-й завод преодолел производственный кризис в том стиле, в котором преодолевал всегда: нарастив производственные мощности, гармонизировав новую схему производственных связей и значительно увеличив объем производства. Теперь то количество продукции, которое в самом начале Марша произвели ценой дикого перенапряжения сил и, главное, полной мобилизации организационных ресурсов, делали планомерно и обыденно. Некоторое подобие шефства Завода - над Маршем сохранилось, как нечто, само собой разумеющееся, и в дальнейшем. Корпус получил еще генераторы, - предполагалось, что в условиях степи они будут не столь эффективны, но по факту личный состав генераторных рот всегда умудрялся находить достаточное количество древесины и иной целлюлозы. Еще грузовики и оружие. Еще пищу. И чуть-чуть усовершенствованные боеприпасы в количестве, соответствующем уточненным нормам расхода боеприпасов. И - ввиду значительно увеличившейся дистанции, - четыре "Т - 6" и двенадцать "Т - 10", которые преступным образом были использованы в качестве транспортников.
Командование группы армий "А" для восстановления положения бросило громадные силы в составе двух танковых, одной моторизованной и одной пехотной дивизии, но, как это и бывает обычно в случаях даже незначительного, но опоздания, к Батайску примерно в это же время подоспела идущая форсированным маршем 51-я армия. Следом немецкая разведка доложила о вероятном выдвижении к району боев еще двух общевойсковых армий Советов. В сложившейся ситуации очевидным решением казалось скорейшее выдвижение к Ростову-на-Дону всей Группы Армий "А". Что от нее останется, когда она прорвется, - если прорвется, - зимой, своим ходом, с оборванным снабжением, не хотелось даже и думать. Драп из Дюнкерка на этом фоне покажется безоговорочной победой Британской армии…
Выйдя к группе генералов и окинув быстрым взглядом их лица, фюрер испытал мимолетное раздражение: так и есть. Скорбно-торжественное, то, что называется "похоронное" выражение на породистых физиономиях. Нет, не похоронное. Такую мину надевают на лицо после консилиума наглые, зажиточные эскулапы в летах для того, чтобы сообщить богатому пациенту о том, что ногу придется все-таки ампутировать.
- Можете не говорить, - неожиданно-мягким тоном начал он аудиенцию, - сейчас вы будете убеждать меня в необходимости срочной эвакуации войск с Кавказа. Потому что в противоположном случае их окружение и гибель якобы совершенно неизбежны. Не так ли? Можете не отвечать. Ответ я читаю на ваших лицах. И теперь я спрашиваю: это все, что могут мне посоветовать германские генералы? Отступление - это единственный ваш ответ на временные трудности, возникшие на Восточном фронте? - Он сделал паузу, обводя их по-настоящему тяжелым, давящим взглядом, исполненным презрения, и пренебрежительно фыркнул. - Такое решение может предложить любой лавочник! Для этого не нужны генеральские погоны и все это золотое шитье!
Манштейн, услыхав эти слова, похолодел: это приговор. Единовременная потеря еще приблизительно десяти процентов всех войск на Востоке, - а это лучшие войска! - приведет к немедленному развалу всего фронта. После этого только для того, чтобы создать приемлемую плотность построения войск, придется уходить не только из России, но еще и с большей части территории Украины. Практически до Карпат. Тем временем фюрер продолжал:
- Вам, может быть, кажется, что я не понимаю всех этих ваших премудростей относительно "выпрямления линии фронта", "сокращения фронта" и "эластичной обороны"? Можете поверить мне, вашему фюреру: превосходно понимаю, потому что это действительно несложно. Но я, в отличие от вас, понимаю и другое: чем это кончится. Вы не задумывались, к чему приведет выполнение ваших однообразных рекомендации в итоге? Нет? А о том, в каком месте вы сочтете линию фронта достаточно короткой и прямой? Как, - тоже "нет"? Тогда мне придется объяснить вам это. Предположим, - только предположим, поскольку я могу читать не все ваши мысли, и не знаю, как далеко вы готовы пойти на самом деле, - вы эту линию проведете все-таки по границе Рейха. Создадите неслыханную плотность войск и огня. Зароетесь в землю, как кроты и нагромоздите над головой метры бетона и камня. Большевики придут следом, их варварская жестокость требует нашей крови, наших женщин, нашей земли, они не удовлетворятся вашими извинениями. Вы пали духом, господа генералы, но по-прежнему остаетесь несравнимо лучшими, чем славянские недочеловеки. Я уже не говорю о несравненных качествах германского солдата. Вы берете за каждую жизнь три, пять, десять жизней ублюдков из низшей расы, по десять танков за один ваш, они обильно поливают кровью каждый метр своего продвижения на Запад. И ничего этого не будет, если вы спрямите линию фронта до конца. К порогу вашего дома придет орда в двенадцать, в пятнадцать миллионов человек. Армада из тридцати, сорока тысяч танков. Они, никуда не торопясь, расположат перед вашей короткой, прямой линией четыреста, пятьсот орудий на каждом километре, доставят десятки, сотни миллионов снарядов. Все их самолеты останутся целы! А на каждые семь, произведенные ими, англо-саксы поставят им еще пять! А Сталин, мерзко хихикая, в конце концов додумается до очевидного: он сговорится с англо-саксонскими плутократами, и они бросят на этот ваш фронт все свои тяжелые бомбардировщики. Люфтваффе, даже взяв десять - за одного, источится и сотрется, как лезвие, и перестанет оказывать хоть какое-то влияние на ход сражения. На ваши урепления обрушатся бомбы весом в тонну, в две. Артподготовка будет длиться месяц, два, то, что не будет разбито, окажется заваленным землей. Трусливые англо-саксы, и, тем более, плутократы-янки будут счастливы тем, что смогут получить все, не платя цены кровью. Они бросят все силы на тяжелую авиацию, оставив все прочее, и там, где сейчас мы видим один бомбардировщик, их будет пять. Большевики тоже будут счастливы, потому что больше не надо будет думать и маневрировать, состязаясь с теми, кто умеет это лучше. По самой простой причине: мы сами загоним себя в положение, когда сила и масса - единственное, что будет иметь значение. Потеряв несколько сотен, вряд ли - тысяч, летчиков, артиллеристов и разведчиков, они издали, не вступая в бой, сотрут в порошок вашу "короткую и прямую линию фронта". Задушат войска на позициях, воспретив подвоз резервов, боеприпасов, горючего, продовольствия. Вы этого хотите? Нет? Удивительно, потому что именно к этому ведет на самом деле ваша упадническая стратегия "спрямления". - Он обвел собравшихся свинцовым взглядом, и спросил уже совсем другим тоном. - Кстати, - а как вы решите с Восточной Пруссией? Она довольно плохо вписывается в концепцию короткой прямой линии… Но к делу, господа! Сегодня утром я нашел выход из вашей "безвыходной" ситуации. Большевики тупы. Им кажется, что все окружения одинаковы, не желая видеть, - он обвел собравшихся светлым взглядом, чтобы они оценили изящество его иронии, - некоторых легких различий. Мы не будем поспешно выводить войска посередине зимы и при крайней затрудненности железнодорожных перевозок. Это обозначало бы не только большие потери в марше и утрату ценнейшего военного имущества. Не только неизбежную деморализованность войск, вынужденных поспешно отступать. Это дало бы большевикам полную свободу действий на южном участке фронта, поскольку у них не будет фланговой угрозы. Мы планомерно отведем войска, - он взял указку и небрежно ткнул ей в карту, - вот сюда. По предгорьям можно организовать оборону, в которую большевики будут тыкаться целую вечность. Снабжение организуем морем, с Крыма. Им и в голову не пришло, что снабжение морем ничуть не уступает железнодорожному сообщению. Кригсмарине и, главное, люфтваффе господствуют над морем, базируясь на аэродромы Крыма. Нам ничто не сможет помешать, господа. А большевики снова оказываются в дураках, проделав реально то, к чему хотели принудить нас. Получается, что это не наши, а их войска ломились через зимнюю степь, теряя ресурсы и силы, не добившись буквально ничего. Теперь они не посмеют уходить на Запад, имея на левом фланге такую сильную группировку отборных войск, и будут расшибать себе лбы в безнадежных атаках на наши оборонительные порядки. А особой изюминкой плана будет то, что о прикрытии с воздуха мы и позаботимся особо…
- Мой фюрер. Это действительно гениально. Но на период подготовки и проведения операции железнодорожное сообщение целесообразно сохранить.
- Это я оставляю на ваше усмотрение, господин фельдмаршал. Прежде вы успешно справлялись с такого рода частностями. Тем временем мы тщательно подготовимся к проведению летней компании и еще в этом году добьемся окончательной победы.
О фюрере можно было говорить разное. В последнее время в моду начало входить молчаливое, на уровне обмена понимающими взглядами своих, неодобрение военных решений Гитлера, который, вроде бы, все делал не так и неправильно. Теперь все стало на свои места. Мало того, что воля фюрера - на самом деле чуть ли ни единственная опора Нации: он гений, и фельдмаршал ни секунды не кривил душой, когда несколько минут тому назад вдруг онемевшими губами неожиданно для себя проговорил потрясенные слова. Но полнейшая, - о! - с данной минуты поддержка мнения Фюрера и позиции Фюрера не отменила его внутренней убежденности в том, что контроль над важнейшими железнодорожными узлами должен быть восстановлен во всяком случае. Захваченный большевиками Батайск у него болел, как может болеть сломанный зуб или сорванный ноготь. Он чувствовал, как чувствуют слегка отсиженную ногу, трагическую отгороженность Ростова от основных сил фон Клейста: группировка безнадежно увязала в уплотняющейся обороне русских. Если у них там окажутся хоть какие-то свободные силы…
