Герман Романов - Спасти Колчака! «Попаданец» Адмирала
— Вагоны, случаем, не американские, в четыре оси?
— Так точно, — капитан был удивлен, — два вагона, тяжелых, четырехосных, и одна теплушка. И еще три пассажирских вагона для охраны и чиновников с семьями.
— Там серебра на три миллиона рублей и еще на пять миллионов облигаций и других ценных бумаг!
— Как вы узнали, господин ротмистр?!
— Есть такая наука, логикой называется. Серебра на 3 миллиона — это на 60 тонн, из расчета рубль в 20 грамм. Теплушка в две оси берет 750 пудов, или чуть больше 12 тонн. Четырехосный вагон может быть нагружен до двух тысяч пудов. Подсчет легкий, даже школьник справится — два вагона на три миллиона, плюс теплушка с бумагами.
— Ага, — восхищенно сказал капитан, не заметив противоречия — исходные данные ротмистр откуда-то должен был знать. Не с потолка же взял. Но мираж миллионов несколько ослепил офицера. — Надо их как-то прибрать на нужды, приказ атамана у нас есть!
— Не дадут, нужно знать психологию тыловых крыс. Они предпочтут либо врагу имущество сдать, либо уничтожить — но без приказа и без надлежаще оформленной бумажки в части гроша не дадут, пусть даже неприятель перед глазами маячить будет, — Ермаков горестно вздохнул, ибо примерам не было числа, взять хотя бы Великую Отечественную.
Да зачем далеко ходить — те же колчаковские интенданты оставили красным уйму добра, даже уничтожить не удосуживались, а армия воевала разутая, раздетая и без патронов. И что делать, спрашивается?
— На худой конец, бронепоезд подгоним, десантом все оцепим и охрану разоружим. Но вначале по-доброму попросим подчиниться силе, расписку дам, в конце концов! — Ермаков встал и чуть прошелся по маленькому купе, шаг туда и шаг обратно. — «Беспощадный» готов? На нем пушки заменили? И что с десантными вагонами?
— К полудню готов будет. Крышу листами уже зашивают. А десантные вагоны завтра готовы будут, обшивка уже началась. Но только два, третий сделают послезавтра, никак не раньше.
— Хорошо. После обеда отправить на смену «Атаману» в Култук. А теперь о главном — я телеграмму начальнику гарнизона в Иркутск отправлю. Пусть генерал Сычев в Лиственничное отправит все грузовики, что найдет. А мы сегодня на тот берег штыков сто отправим — отбери маньчжурцев и казаков, что в состав десантных команд не входят, — Ермаков задумчиво почесал переносицу и продолжил:
— Дай им горную пушку со снарядами, в Иркутске с артиллерией туго. Это подбодрит гарнизон, а ты, Петр Федорович, из охраны туннелей роту в десант наскребешь. Да, кстати, ты расчеты к американским трофеям готовишь? — незаметно для себя Ермаков перешел на «ты».
— Исполним, — кратко ответил Белых. — А расчеты к пушкам и минометам собрал, благо артиллеристов у нас многовато. Уже возятся, ящики выгружают. Дня за два натаскаю, им эти штуки знакомы. Автоматические винтовки я по десантным командам распределил, а их ручные пулеметы в пехоту вместе с расчетами передал.
— Хорошо. Еще одно — мы две учебные команды прихватили по дороге, так железнодорожников определи по бронепоездам, сверх комплекта, пусть натаскиваются. Если бронепоезд лишний будет — опытных солдат сразу выдернем, будет готовая команда. Времени не потратим. Офицеров заранее определи, пусть готовы будут. Но лучше прикинь, хватит ли у нас еще на два бронепоезда новых экипажей?
— Откуда ты возьмешь бронепоезда, Константин Иванович?!
— Об этом после. Так хватит народу?
— Добавим по тридцать новобранцев, обратно возьмем на пять больше — вот и два экипажа новых будет. Всего делов — экипажи трех бронеплощадок полностью изыму, а четвертая сводная будет.
— Из бурят и казаков кавалерию натаскивай, что мы, зря 15 вагонов лошадьми набили. Погоняй маленько, а то лошадки застоялись. И насчет китаезов — их надо в японскую форму одеть, может, их с дурика с японцами спутают, морды-то и у тех, и у этих узкоглазые, шибко похожие. И вооружи соответствующе, «арисаками» и «намбу», чтоб прокола не было.
— С оружием ладно, у нас японских винтовок порядком. А вот с формой, — Белых задумался, тряхнул головой, — с ней совсем худо. Солдат двадцать у нас в ней, и на охране тоже видел. Так ведь полсотни целых комплектов насобирать надобно…
— Только верх — шинели, шапки, меховые сапоги, амуницию. Без мундиров обойдемся, под шинелью не видно.
— Тогда сорок китайцев смогу одеть, а вот еще на десяток формы у нас не найдется…
— Жаль. Но ты к ним еще дюжину казаков добавь, кто гуранистый, их от бурятов не отличить, чтоб за китайцами глаз имели. Двадцать комплектов я постараюсь добыть — у Сычева попрошу. Но готовь в сторонке, от чужих глаз подальше, есть у меня одна задумка. Если выгорит, то…
Договорить Ермаков не успел — в дверь сильно стукнули кулаком, и, не дождавшись разрешения, в купе влетел давешний связист.
— Господин ротмистр! На прямом проводе Нижнеудинск, с вами желает говорить Верховный Правитель адмирал Колчак!
— Та-ак… Петр Федорович! Срочно отправьте ко мне каперанга Фомина и главного у этих финансистов, с вагонами которые…
Нижнеудинск— Ваше высокопревосходительство, ваше приказание исполнено, связь с Портом Байкал установлена, — голос лейтенанта Трубчанинова вывел адмирала из состояния дремоты — впервые он чувствовал состояние расслабления, будто сломалось что-то внутри, оставив только одну надежду.
Как Верховный Правитель он полностью утратил контроль над ходом событий. Армия Каппеля пробивалась к Красноярску, и связь с ней после эсеровского восстания отсутствовала уже сутки. Правительство было отрезано от него мятежом Политцентра, о котором он впервые узнал от ротмистра Арчегова. Удалось ненадолго связаться с министрами, и все — сегодня на связь они не выходили.
Он подозревал, что чехи сознательно лишили его телеграфа, как видел и то, что эти «союзники» в любой момент могут напасть на литерные эшелоны и захватить золотой запас Российской империи.
Что же ему нужно предпринять? На этот вопрос у адмирала ответа не было, оставалась только надежда, что атаман пойдет на крайние меры и заставит чехов вести себя не так нагло. Но у Семенова та же опора получается, что у самого Колчака — три бронепоезда и триста штыков ротмистра Арчегова. Одна слабая надежда на этот отряд…
Колчак напряженно размышлял. Он уже столько передумал за последние дни! Как же ему хотелось оказаться сейчас на палубе корабля, вдыхать влажный соленый ветер, знать, что там, в перископе его орудий, враги, а рядом снова боевые товарищи!
Там все было легко и просто, неприятель ясен и понятен. А тут? Все против всех, сегодня друзья — завтра враги! Интриги, грязь… Одним словом, политика…
Как он жалел, что во все это ввязался. Ведь он просто офицер, следовавший данной присяге до конца! Его кристально чистое желание спасти Россию теперь было заляпано и облито грязью, и он сейчас остался совсем один. Все, практически все, за исключением горстки преданных людей, разбежались, как крысы с тонущего корабля.
Он, конечно, тоже мог бы удрать, прихватив с собой пару ящиков золотишка. На безбедную жизнь с любимой женщиной в далеком Париже или Шанхае им бы хватило с лихвой!
Но как же честь? Ведь это не пустой звук! Капитан должен покинуть корабль последним! А лучше остаться на тонущем броненосце, как адмирал Макаров на «Петропавловске» в Русско-японскую войну. Увидеть, как сомкнутся над тобой холодные темные воды, стоя на мостике!
Но ему, к сожалению, этого уже было не дано. Ни капитанского мостика, ни соленых брызг — ничего! Об одном он только молил Бога, чтобы суметь уберечь честь до конца.
Проклятое золото взяло в заложники его душу! Он знал, что желтый демон уже не отпустит его. Он уже приготовился к неизбежному, так как знал, что всем — и красным, и союзникам, и даже белым — выгодна его смерть.
И те, и другие, и третьи получали козырь: мертвого Верховного Правителя России, которым можно было манипулировать, исходя из своих интересов.
Красные и эсеры, списав на него все грехи, кинули бы кость проклинающим его за все беды и неудачи крестьянам и партизанам. Союзники бы сбросили со счетов ненавистную фигуру, с которой все еще приходилось, пусть и формально, но считаться. Белые тоже развязали бы себе руки и получили бы мученика, всю ярость за гибель которого ощутили бы на себе, в первую очередь, чехи.
Для всех его смерть была бы долгожданным поводом, которого так желали в этой затянувшейся паузе, не решаясь сделать этот важный шаг.
Теперь отсчет его жизни шел уже не на дни, на часы. Осталось еще немного подождать! И дальше — освобождение…
Еще вчера Колчак хотел только одного: поскорей бы это все закончилось! Но теперь умершая было надежда ожила. Арчегов был теперь его ангелом-хранителем. Он мог спасти если не его жизнь, то хотя бы честь.