Александр Антонов - Кодекс звезды
Эту историю я услышал лично от Чичерина.
Неважно, в какой именно части Лондона произошла эта встреча, был ли на улице смог или нет, в пабе ли она случилась или в закрытом клубе для джентльменов. Про это Георгий Васильевич умалчивал. Но за содержание беседы ручался. Итак, за столиком сидели два респектабельных господина и вели неторопливую беседу…
– Мне поручено выяснить, господин посол, намерено ли новое российское правительство придерживаться в «Большой игре» правил, установленных нашими странами в 1907 году?
Он был красив, как бывают красивы в своих сединах старики, этот холёный английский аристократ с умными, живыми глазами.
– От британцев ли нам, русским, слышать такое, – изобразил удивление Чичерин, – в то время как подданные короля Георга V плетут против нас интриги не только в Афганистане и Персии, но и в Хиве и в Бухаре? И разве не вы не так давно раздвинули границы «Большой игры», выложив на стол «польскую карту»?
– Только после того, как вы положили на сукно «карту турецкую», – поспешил парировать англичанин.
– Согласен, – кивнул Чичерин, – нам есть, что обсудить за столом переговоров. Может, нам прекратить обмениваться взаимными претензиями, а потратить время на согласование времени и места встречи, и определить её (встречи) статус?
– Я и сам хотел предложить вам нечто подобное, господин посол, – тут англичанин деланно вздохнул, – если бы не одно «но».
Чичерин вопросительно выгнул бровь. Англичанин достал сигару, и, пробормотав «с вашего позволения», принялся её раскуривать. Чичерин ждал, не проявляя признаков нетерпения. Наконец действо по раскуриванию сигары завершилось. Англичанин несколько раз затянулся, и лишь потом продолжил беседу.
– Этим «но» является подрывная деятельность так называемого Коминтерна на территории Соединённого Королевства, господин посол.
– Понимаю вас, – очень осторожно начал Чичерин движение по скользкой теме. – Скажу больше, и в нашей стране деятельность этой организации находит сочувствие и понимание далеко не у всех. Но… – тут Чичерин развёл руками, – поймите и вы нас. Мы строим новое демократическое государство с неограниченной свободой слова. И даже если нам нравятся далеко не все слова, произнесённые в наш адрес со стороны руководителей Коминтерна, пока это всего лишь слова, и пока они не выходят за установленные российскими законами рамки, мы не можем запретить деятельность Коминтерна на территории России.
– Да мы от вас этого пока и не требуем, – заверил Чичерина англичанин, сделав ударение на слове «пока». – Мы только хотим, чтобы вы, как знак доброй воли, помогли нам решить один небольшой вопрос, касающийся деятельности Коминтерна. Это-то вы можете?
– На этот вопрос я смогу ответить только после того, как узнаю, о чём идёт речь, – ответил Чичерин.
– Хорошо, – кивнул англичанин. – Нас серьёзно беспокоит всё возрастающая активность бывшего турецкого лидера Энвер-паши, который грозится устроить джихад в наших восточноазиатских провинциях и подконтрольных территориях. Мы знаем, – остановил англичанин попытавшегося вставить слово Чичерина, – что и госпожа Спиридонова и господин Ленин отказались от встречи с этим экстремистом. Ему также отказано во въезде на территорию России. Но зато господин Троцкий находится с ним в постоянном контакте. Пусть теперь он (Троцкий) освобождён от всех государственных постов, но в Коминтерне он по-прежнему играет ключевую роль. Если вы найдёте способ воздействовать на господина Троцкого и прочих руководителей Коминтерна, если вам удастся изолировать Энвер-пашу от контактов с ними, то мы будем готовы немедленно приступить к подготовке британо-российских переговоров на самом высоком уровне.
Чичерин задумался. Англичанин вновь запыхтел сигарой. Наконец российский дипломат произнёс:
– Я доведу ваши пожелания до руководства моей страны. Пока это всё, что я могу сейчас обещать.
Через несколько дней в Коминтерне разразился скандал. Поводом для него послужила статья, опубликованная в одной левацкой газете, издающейся на территории Германии. В статье говорилось о том, что коммунисты-интернационалисты Троцкий, Зиновьев и ряд других товарищей неоднократно замечены в обществе Энвер-паши, бывшего командующего турецкой армией, палача армянского народа, военного преступника, ныне скрывающегося на территории Германии от турецкого правосудия. Прямо по следам этой статьи состоялось экстренное заседание Исполкома Коминтерна, на котором поименованным в статье товарищам было вынесено порицание, и принято постановление: запретить членам Исполкома Коминтерна всяческие контакты с Энвер-пашой.
Уже на следующий день в Лондоне российские и английские дипломаты приступили к подготовке Стокгольмской встречи.
На этом позвольте короткий экскурс в прошлое, касающееся подготовки Стокгольмской встречи, завершить, и приступить к рассказу о том, как проходила сама встреча.
* * *Извините, поторопился. Я ведь ничего не сказал о том, как оказались в Стокгольме я, Шеф, Виноградов и остальные участники переговоров с российской стороны. В состав делегации Микояна ни один из нас не входил. Та делегация действительно прибыла для заключения внешнеторговых сделок, а о том, что её члены должны ещё и отвлекать на себя внимание, знал один Анастас Иванович. Мы же, всего пять человек, прибыли тем же поездом, что и делегация наркомторга, но по чужим паспортам, с изменённой внешностью и в разных вагонах. Потому мы с Шефом и позволили себе экскурсию по центральной части города, что были уверены: в таком виде нас и родные жёны не узнают…
После того, как слуга лорда Кёрзона увёл за собой последних наблюдателей, в дом с чёрного хода поодиночке стали проникать мы. Обошлось без происшествий, и переговоры начались вовремя.
На повестке дня стояли три основных вопроса: Польша, Турция, Туркестан и тяготеющие к нему территории.
Договорились на берегу: каждый из трёх вопросов обсуждаем отдельно, но соглашение подписываем одним пакетом.
Открыл переговоры лорд Кёрзон. В краткой вступительной речи он высоко оценил добрую волю российской стороны, попутно выразив сожаление, что хотя Энвер-паша и находится теперь в политической изоляции, он по-прежнему представляет немалую угрозу: окажись он не в Европе, а в Центральной Азии, и про изоляцию снова можно будет забыть. На что Виноградов заметил:
– Насколько нам известно, Энвер-паша, в настоящий момент, ни о каком азиатском вояже не помышляет. Этот господин пребывает в глубокой депрессии, и даже, со слов знающих его людей, помышляет о суициде.
– Да поможет Господь осуществиться его намерениям, – цинично произнёс лорд Кёрзон.
Начали с Турции. Почему-то англичан этот вопрос волновал больше всего. Впрочем, может, и вы с ними согласитесь, если узнаете, что речь шла, ни много ни мало, о проливах Босфор и Дарданеллы, о передаче контроля над ними от Турции к России. Скажу сразу: ничего подобного на самом деле не было! А что было? Была большая политическая игра, или большой блеф, если вам так больше нравится. И затеяли эту игру я и Виноградов. А началось всё с маленького мозгового штурма. Когда Чичерин дословно передал содержание разговора с английским дипломатом, мы с Пашей долго ломали голову над одной фразой, смысл которой нам был не до конца ясен. Помните, англичанин сказал: «Только после того, как вы положили на сукно «карту турецкую». Сначала мы решили, что тот имел в виду установление дружеских отношений между Россией и Турецкой республикой. Но потом засомневались: где тут крупные козыри? Так, десятка-валет. Потом Павла осенило:
– А если англичане всерьёз решили, что мы склоняем турок отдать нам проливы?
Надо сказать, что такие слухи периодически печатались то одной, то другой европейской газетой. Мне казалось, чисто ради на денёк-другой поднять тираж.
– Да ну, – отмахнулся я. – Кто в такую чухню всерьёз поверит?
Паша тогда промолчал. Но дал указание Чичерину провентилировать вопрос, не в лоб, конечно, а как бы вскользь. И что вы думаете? Англичане действительно полагали, что мы (русские) буквально одержимы этой идеей. Вот тогда у нас с Павлом и возникло желание запастись к грядущим переговорам джокером.
Послушать нашу идею собрались: Ленин, Сталин, Шеф, Васич, Александрович, Бокий, кажется, тоже присутствовал. Слушания прошли при гробовом молчании. Потом Сталин достал изо рта трубку и произнёс:
– Чушь, конечно, полнейшая, но почему бы и не попробовать? Затрат-то почти никаких.
На том и порешили. Васич, отведя меня после заседания в сторонку, с присущей ему прямотой сказал:
– Ну, этот ладно, мальчишка, – кивок в сторону беседующего о чём-то с Александровичем Виноградова, – но ты-то? – После чего мой друг в отчаянии махнул рукой, и, трагически покачивая головой, удалился. А мы с Пашей на следующий день пустили в прессу большую утку. В интервью одной из центральных российских газет наркоминдел на вопрос о проливах загадочно улыбнулся (про улыбку было в газете) и сказал буквально следующее: «Если я сейчас скажу «нет», то вы, чего доброго, назовёте меня плохим дипломатом. Поэтому я просто промолчу». На следующий день это интервью перепечатали все крупные европейские газеты – и понеслось! А тут я со стороны НГБ эту утку печёным яблочком сдобрил. Если не забыли, немалую роль в улучшении турецко-российских отношений сыграл в конце Первой мировой войны Симон Аршакович Тер-Петросян, легендарный Камо. В память о заслугах был он на турецкой земле гостем желанным, правда, до сего времени так этим и не воспользовался. А тут, в самый разгар газетной шумихи, прикатил на один из турецких курортов (они тогда хоть и не в таком виде и количестве, что к концу века, но были) якобы на отдых, а для пущей убедительности и своё семейство прихватил: жену и двоих детей. Ага! На отдых! Так ему и поверили. А когда выяснилось, что была у него на курорте встреча с высокопоставленным турецким чиновником, то шум поднялся уже и в меджлисе. Пришлось депутатов самому Ататюрку успокаивать.
