Андрей Муравьёв - Паладины
Некоторое время никейский гарнизон надеялся еще на помощь извне. Не прекращалось водное сообщение. Барки подвозили фураж, продовольствие и добровольцев, восполнявших потери защитников. По ночам корабли мусульман высаживали на берега небольшие отряды кавалеристов, охотившихся за фуражирами захватчиков и даже нападавших на разъезды и одиночных рыцарей. Но все чаще копейщики и лучники со стен города с ужасом посматривали на море огней христианского лагеря.
Штурм Никеи назначили на 26 июня 1097 года.
За приготовлениями вожди латинян подзабыли о немногочисленных представителях басилевса. Каково же было изумление и франков, и гарнизона, когда почти накануне назначенного штурма озеро заполнили суда с флагами Византии! Алексей Комнин приказал перетянуть на упряжках быков часть своего флота из Мраморного моря. Ромейские корабли закрыли последнюю возможность для мусульман спастись самим и увезти семьи в случае падения крепостных стен. Теперь город и его защитники были обречены.
Пока радостные латиняне вопили здравицы в честь своего союзника и подсчитывали, сколько им достанется богатств еще не покоренной цитадели, греки продолжали работу. Вутумит тайно посетил осажденных и сделал им последнее императорское предложение: сдача города взамен на возможность покинуть крепость для тех, кто не пожелает присягнуть кесарю.
Раздумывали недолго. За несколько часов до штурма, когда католики уже разобрали лестницы и успели причаститься, на стенах Никеи взвились флаги Византии.
Шок и детская обида тех, у кого из-под носа увели победу, были ответом ликованию на греческих кораблях. Последней каплей масла на угли еще незатухшего костра стало сообщение, что, опасаясь грабежа, новые хозяева не разрешают никому из латинян даже войти в пределы города.
Крестоносцы чувствовали себя обманутыми. Напряжение между ними и союзниками, получившими за здорово живешь богатый город, могло перерасти в открытые столкновения, как это уже было под Константинополем. Пытаясь разрядить страсти, Комнин вновь пожаловал вождям похода богатые дары и еще более щедрые обещания. В сторону шатров герцогов и графов потянулись повозки с казной румийского султана, захваченной в городе. Десятки телег, груженных мешками с серебром и золотом, ящики и сундуки с драгоценностями, тюки дорогих материй и груды посуды. Сеньорам же помельче, всем этим рыцарям, баронам и виконтам, разрешили посетить святыни и церкви Никеи. Правда, только в сопровождении греков и отрядами не более десяти человек.
Увеличив отряд великого премикирия[61] Титакия и тем самым укрепив армию, басилевс пообещал дальнейшую всемерную поддержку походу. И напомнил, что бывшие греческие города, отбитые крестоносцами у тюрок, должны передаваться его представителю.
28 июня, через два дня после падения Никеи, войска двинулись в дальнейший путь. Их ждала Антиохия.
Глава 6
Дорилея
1
Когда Улугбек Карлович открыл глаза, первое, что он увидел, было заросшее многодневной щетиной незнакомое лицо. Холеные черты породистого арабского лица с гордым орлиным носом и властным подбородком не вязались с потертым тюрбаном незнакомца и лишенной всяких украшений полуплащом-гельмуной из дешевой саржи. При виде очнувшегося пленника араб радостно зацокал языком и что-то крикнул через плечо. Язык, бесспорно, имел общие черты с современным ученому турецким языком, но смысл сказанного остался непонятен.
Через мгновение над ученым склонились еще несколько человек. Бородатые мужчины некоторое время совещались, затем вытолкнули вперед небольшого толстячка, который, охая и причитая, принялся осматривать Улугбека, слушать пульс, поднимать веки.
Слабость разливалась по всему телу археолога. Его руки и ноги как будто были покрыты свинцовыми пластинами. Улугбек попробовал приподняться и с удивлением обнаружил, что он все еще связан.
Толстячок наконец удовлетворенно хрюкнул и разразился длительной речью, обращенной к товарищам, по ходу монолога загибая пальцы.
Арабы опять склонились над телом русича. Сомохов почувствовал, как его освобождают от пут. Спустя какое-то время его подняли и посадили на небольшую скамеечку. Ученый огляделся. По-видимому, его похитители остановились в обычном доме декханина. Низкие стены мазанки и отсутствие потолка между полом и крышей говорили сами за себя. Не было в доме и очага.
Ученый принялся рассматривать суетящихся похитителей.
Толстячок, по одежде не отличавшийся от остальных, подошел и присел на лежанку рядом с археологом.
– Меня зовут Димитрий. Я – лекарь и добрый слуга моего высокочтимого господина, Абу Шура Мохаммада. – Он обернулся к одному из арабов, начавшему что-то говорить. – Господин спрашивает, готовы ли вы продолжить путь и нет ли у вас каких вопросов?
Улугбек Карлович прокашлялся:
– Я бы хотел все-таки узнать, кто меня похитил и с…
Тут его взгляд случайно упал на собственную руку. На безымянном пальце сверкал большой серебряный перстень. Слова вопроса застряли в горле.
Сомохов зашарил на поясе – там висел увесистый кошель.
Араб опять начал говорить, и Димитрий поспешил перевести:
– Вы спали более двух суток. Господин не разрешил вас развязать, пока вы не очнетесь. – Толстяк добавил от себя конфиденциальным тоном: – Многие после таких «снов» просыпались буйными безумцами… Он не решался оставить вас. Вы могли бы поранить себя, пока приходили в сознание.
Улугбек, вспомнивший все подробности странного сна, неуверенно поинтересовался:
– Ваш хозяин должен был доставить меня в лагерь христианских паломников. Он готов это сделать?
Араб что-то затараторил так быстро, что Димитрий еле успевал переводить:
– Господин сожалеет, но два дня назад все окрестности заполнили отряды румийского султана, разбежавшиеся по окрестностям после никейского разгрома. Он не решился пускаться в путь, когда легко можно наткнуться на тюрков. Воины Кылыч-Арслана готовы убить любого незнакомого, полно мародеров и разбойничающих наемников. Вокруг пока очень неспокойно.
Толстяк, заметив недовольное выражение на лице русича, поспешил успокоить его:
– Если позволите, мы можем выезжать завтра.
Улугбек Карлович кивнул, и арабы радостно загомонили.
Выехали они рано утром следующего дня.
Статус бывшего пленника поменялся. Теперь он ехал впереди, рядом с главой отряда; еду на привалах ученому подавали первому. Но археолог чувствовал неусыпное внимание со стороны своих спутников. Иногда оно становилось даже навязчивым.
За день путешественники несколько раз встречали группы вооруженных мусульман, и каждый раз дело оканчивалось миром. Потрепанные последователи Магомета, признавая в арабах своих единоверцев, быстро разъезжались, не задавая никаких вопросов.
На второй день пути Абу Шура Мохаммад сказал, что они приблизились к лагерю христиан уже на расстояние дневного перехода. До встречи с товарищами русичу оставались максимум сутки, когда им преградили дорогу.
На узкой тропе два десятка конных воинов в легких арабских одеждах, вооруженных короткими копьями и легкими щитами, теснили сопровождающих Улугбека Карловича бородачей. Вожди отрядов разговаривали между собой. Диалог не получался спокойным. После нескольких фраз, во время которых Абу Шура размахивал свитком с золотыми печатями, а наемник цедил что-то сквозь зубы, командиры схватились за сабли. Мародер оказался быстрее. Короткая сабля Абу Шура только вылетела из ножен, а его соперник уже вытирал свой клинок. Чуть погодя под ноги коню рухнуло тело командира похитителей.
– Ал-ла! – пронеслось над землей.
Окружающие Сомохова воины только и смогли, что похвататься за рукояти сабель. Бой закончился, так толком и не начавшись. На тропе осталась груда мертвых тел. Из нападавших лишь несколько человек держалось за окровавленные бока.
Улугбек Карлович попробовал ускакать из смертельной круговерти, но на тропе не нашлось места для неопытного всадника. Один из грабителей занес над ученым короткий дротик. Сбоку отчетливо прозвучал гортанный окрик, и острие копья в мгновение ока обернулось тупым концом. Древко врезалось в затылок ученому, и свет в его глазах померк…
2
Кроме Захара слег еще и Костя. После взятия Никеи грекам на некоторое время пришлось покинуть лагерь крестоносцев. Предоставленные сами себе русичи занялись лечением. Опытные воины из копья Горового закипятили отвар для полоскания ран, сварили какой-то бальзам.
Но, видимо, корпия была недостаточно чистой, а может, сказалась начавшаяся жара – два глубоких пореза на ноге у Малышева, которые он не доверил Ираклию Катсасу, наутро воспалились и налились гноем.
Сразу после того, как союзники примирились, лекарь под присмотром Тансадиса навестил «полочан». Он вскрыл и промыл нарывы, наложил швы, оставил несколько баночек с микстурами. Но двигаться не рекомендовал, по крайней мере несколько дней. Так что, пока лагерь собирался и понемногу выступал в поход, Захар и Костя валялись в тени шатра.
