Олег Быстров - Гренадер
Саблин угрюмо молчал. Слушая злые, решительные слова подпоручика, невольно замечал, как изменился город за несколько дней. Ведь ещё недавно он гулял по этим улицам: прохожие на тротуарах вальяжно фланировали, у кафе бурлила своя, особая жизнь, кроме экипажей по брусчатке катили сияющие лаком легковые автомобили, «Витязей» и «летучек» почти не было, редкие патрули из местной милиции скорее придавали городу особый колорит, чем наблюдали за порядком.
Теперь же всё не так. Прохожих с наступлением вечера почти нет, если и идёт кто, так обязательно в мундире. Русские стрелки на перекрёстках. На выезде из Цитадели – «Держава», у Святого Юра – «Витязь» и «летучка», витрины магазинов и кафе, по большей, части темны.
Если Галиция превратится в оккупационную зону, никакие съезды не помогут. Всё обернётся марионеточным правлением угодных Москве лидеров. Не об этом ли говорила Хелена? Но он живой свидетель многих событий, приведших к тому, каким стал город сейчас. И ещё больше свидетелей неживых, преданных земле, отдавших жизни за то, чтобы этого не случилось.
Русские врачи, гренадеры и стрелки, расстрелянные в ловушке из безотказных немецких «штурмгевер», ребята его взвода… Это что, мы сами всё придумали?
Нет, господа. В какие бы политические игры не играло правительство, какие бы директивы не спускали из вельможных кабинетов, но теперь всё это отродье, что мешает построить в Галиции нормальную людскую жизнь, становится личным врагом поручика Саблина. И пятнадцать ребят своего взвода он им никогда не простит!
За размышлениями доехали. Станкевич крепко пожал Ивану руку на прощание.
Большие окна на веранду горели ярким светом, на втором этаже было темно. Саблин поднялся по ступеням, намереваясь воспользоваться собственной лестницей в мансарду, и в который раз ему этого не позволили сделать. На этот раз в дверях поджидала Хелена.
– Не пытайтесь бесплотной тенью проскользнуть в свою келью, пан офицер, – проговорила она, и неясно было, чего больше в её голосе, насмешки или тревоги.
Саблин прошёл в зал. Накрытого стола на этот раз не было, пани Ядвиги тоже не наблюдалось. Девушка обошла вокруг поручика, словно любуясь диковинным экспонатом в музее.
– О сражении на улице Зелёной – со взрывами, пожарами и прочим – говорит весь город. Я почему-то была уверена, что там без вас дело не обошлось.
– Служба, – привычно уже пожал плечами поручик.
– В задних комнатах ванна, Ирена нагрела воду. Там же мыло и чистые полотенца. Потом – сюда. Повязка пропиталась кровью, её нужно сменить.
Нам преподают курс медицинских сестёр, я сумею. Надеюсь, вы хотя бы не голодны? Имперская армия кормит своих солдат?
– Не голоден. А где же пани Ядвига?
– Ядзя сегодня у подруги детства, пани Эльжбеты Проньской. Традиция эта столь незыблема, что нарушить её не может ничто, хоть камни с неба повалятся. Так что вы предоставлены сегодня моим заботам…
В задних комнатах действительно оказалась ванна: огромная, чугунная, наполненная тёплой водой. Привыкший к войсковой бане Саблин с особым удовольствием погрузился в разогретую ёмкость. Рядом стояли ковши с горячей и холодной водой, подливая то одну, то другую, Саблин натурально изнемогал в парной влаге, не забывая натирать себя душистым мылом.
Очищенный и разомлевший, надевший свежее бельё и запасной китель, пан поручик явился в зал. Ссадины и синяки, полученные при падении, скрывала форма, но вот рассечение на лбу было не спрятать (размокшая повязка осталась в ванне).
– Ну вот, – улыбнулась Хелена, – настоящий боевой офицер. Могу это засвидетельствовать как дочь матёрого сечевого стрельца.
Она усадила Саблина в кресло, ловко наложила свежую повязку на лоб. Для этого лекарше пришлось пристроиться на подлокотнике.
От тонкого аромата девичьего тела у Саблина кружилась голова, от прикосновений тонких пальчиков перехватывало дух. Иногда Хелена наклонялась к нему, прядь стриженых волос касалась щеки, и тогда поручик вообще боялся дышать!
– Вы застыли как памятник, Иван Ильич, – вдруг произнесла Хелена. – Ну право же, не надо так напрягаться. Я вас не укушу.
– Просто я вас совсем не знаю… – пролепетал Иван.
– Подобное высказывание пристало робкой барышне, а не гренадеру! – рассмеялась девушка. – Всё, – чуть отодвинулась она, – перевязка окончена.
Ещё миг – она встанет и уйдёт. А без неё комнаты домика станут тоскливой пустыней, бесконечной дорогой ниоткуда в никуда, и на этом унылом, беспросветном пути он никогда уже не встретит Хелену. Если сейчас она уйдёт. Иван ощутил это всем своим естеством. И сомкнул руки на талии девушки.
Она ахнула, приникла к нему. Он задохнулся, растворился в её запахе. Она прошептала что-то, то ли протестующее, то ли поощрительное, он не понял, да и важно ли было, что там шепчет сейчас любимая женщина. В следующий миг губы их слились, и слова стали совершенно не нужны.
Саблин поднял девушку на руки и понёс к себе в мансарду. Быть может, в коттедже пани Каминьской были более уютные комнаты и кровати с перинами, но разве это так важно?..
Хелена ушла затемно. Поцеловала в щёку сонного Ивана и прошептала: «В эти дни у тебя будет много дел, мы вряд ли увидимся. Только прошу, береги себя!»
– Мы ещё встретимся? – прошептал Саблин в темноту, сам поражаясь глупости своего вопроса. Ответом ему был лишь серебристый смех. Как звон колокольчика или щебетание певчей птички на её броши.
Прошелестела ткань платья, тихо стукнула дверь. Саблин лежал без сил. События последних дней смешались, крутились перед глазами безумной каруселью. И только пьянил неповторимый вкус поцелуев на губах…
Тут за окном прогудел клаксон автомобиля.
4
Всеобщий партийный съезд решили проводить в знаменитой львовской Политехничке. Иоффе накануне вызывали в штаб, Стукалов зачитал приказ самого Тухачевского: провести съезд точно в назначенный срок и без сюрпризов. И это мнение сверху, из Кабинета министров, от Колчака, от его императорского величества, наконец. Здесь начиналась уже высокая политика. Россия должна доказать, что пришла на галицкую землю ради мира и дружбы между народами, равноправия ради…
Станкевич с утра нервничал. Казалось, учтено всё. Зал заседаний выбрали в глубине главного корпуса. Опытные снайперы облазили окрестности, все близлежащие строения, все сколько-нибудь подходящие возвышенности и не засекли ни одной точки, откуда можно было бы вести прицельный обстрел по прямой хотя бы из снайперской винтовки, не говоря уже о тяжёлом оружии. Ну, если только не подогнать среди бела дня к объекту пару дивизионов тяжёлых гаубиц и не снести здание с лица земли.
Кинологи контрразведки с собаками обследовали помещения корпуса, учебные классы, аудитории, подсобки. Ни один закуток, ни одна щёлочка не остались непроверенными. Большую часть кабинетов закрыли и опечатали. Все сколько-нибудь подозрительные места взяли на заметку, чтобы с вечера поставить караулы.
В учебной части университета группа сотрудников штаба дивизии изучала личные дела преподавателей, непосредственно участвующих в конференции. Студентов на съезд было велено вообще не допускать, пусть поприветствуют у входа, помашут флагами и транспарантами – и достаточно. И вообще, количество лишних людей в помещении следовало уменьшить до необходимого минимума.
Саблин во всей этой суете: осмотрах, опросах, сопровождении то и дело подъезжающего высокого начальства – не участвовал. А наведывались, как водится, и начальники штабов, и замы, и даже сам генерал-майор Стукалов появился ненадолго, обозрев строгим оком слаженную деловитость приготовлений. Его это всё не касалось. Переформирование взвода отложили до окончания съезда, при Саблине остались уцелевшие гренадеры. Сейчас, разбившись на привычные тройки, они действовали по собственной программе.
Возможные проходы с крыши, из подвала, со двора. Пожарные выходы, слуховые окна, вентиляционные ходы. Электрораспределительные щиты, канализация, водопровод. Все эти малозаметные снаружи, но очень важные связующие нити громадного здания бойцы осматривали на предмет прохода, пролаза, скрытного проникновения врага самым тщательным образом.
Саблин прихватил с собой слесаря. Все выходы из чердачных помещений и подвала были временно закрыты на замок. Команда пожарников принимала меры на случай возможного поджога.
К вечеру главный корпус Политехнички и прилегающая территория были исследованы досконально. На ночь к зданию зенитчики подогнали «летучки» с мощными прожекторами, осветив здание со всех сторон слепящим светом и создав феерическое зрелище, какого Львов не видел ещё никогда.
Выставили вокруг несколько зенитных батарей.
Саблин с помощниками весь день бегал, высунув язык, забывая поесть, но вот Хелену выкинуть из головы не мог. Девушка как бы присутствовала рядом, незримо, но постоянно. Это странным образом воодушевляло, придавало сил, будто теперь, в честь неё, он обязан выполнить свои обязанности не просто хорошо, а отлично.
