Дмитрий Полковников - Опытный кролик
Жить пришлось в помещении вместе с пятью камрадами. Ох, как он завидовал отцу. Унтер-офицер имел право на отдельную комнату. Увы, видеть папашу Генриха получалось редко. Хоть они и служили в одном полку, батальоны стояли гарнизонами в разных городах. Та же прагматичность, но для следующего этапа, развернуть там потом полки и дивизии вермахта.
Учиться приходилось постоянно, и Эрих сильно уставал. Тренировали их жестоко. Минимум четыре дня в поле, в остальные дни — занятие в казармах. Немецкий солдат отдыхал не больше одного дня в неделю, но почти не отвлекся на вопросы быта.
Пулеметы и пушки рейхсверу промышленность делала из дерева, а танки из фанеры. Тогда вся Европа потешалась над немцами, возящими их на велосипедных колесах, не догадываясь про испытательные полигоны в России [151]. Рейхсвер же верил в германскую промышленность, зная, что давно готовы чертежи и опытные образцы.
Наклепать танков и пушек можно за два-три года, а солдата нужно растить долгих восемнадцать лет, лишь для возможности только его призвать.
Рейхсвер терпеливо ждал. Нет, не конкретно того будущего пожирателя половичков. Он ждал любого, кто скинет с Германии оковы позорного мира.
«О, мирный Версальский договор»! Эти слова и в 41-м вызывали у гауптмана лютую ненависть.
Нет, это был не мир, а перемирие на двадцать лет [152]. Германия осталась нищей, без колоний, разделенная на части. Настоящий позор для великой нации, неожиданно оказавшейся неспособной защитить саму себя. Пять с половиной миллионов немцев внезапно оказавшись гражданами Польши, Франции, Дании, Бельгии и Чехословакии [153]. Даже маленькая Литва освободила для себя Мемель. Клайпедой он стал в один день, оставаясь до этого сотни лет немецким городом [154].
Вину за начало первой мировой войны все дружно возложили на Германскую империю. Она должна возместить союзникам расходы — двести семьдесят миллиардов золотых марок. Примерно сто тысяч тонн золота. Потом, правда, сумму в два скостили, много раз пересматривали, но окончательно, по предъявленному счету, расплатились немцы в октябре 2010-го года [155].
Но самое главное, немцам надоело постоянно каяться перед всеми! Великий народ низвели до уровня уличного попрошайки. Отобрать имущество, оружие, золото и боевые корабли — это еще можно было стерпеть. Но растоптать честь и достоинство — уже чересчур.
Униженная нация требовала реванша и готова была пойти за любым лидером, кто вернет стране былое величие, принесет благополучие в немецкие семьи. Даже коммунисты, когда выдвигали подобные требования, имели немалый шанс прийти к власти [156].
И такой политик нашелся. Никто и не думал, что им станет вождь тех шутов-коричневорубашечников, вечно марширующих по улицам германских городов, не гнушавшихся подрабатывать разгоном митингов и демонстраций. Никто не думал и потом, что пришедший к власти канцлер выполнит все обещания.
Но Адольф Гитлер оказался великим человеком. Через три года на него молился чуть ли не весь немецкий народ. Работу и кусок хлеба получил каждый, а за тунеядство принялись карать тюремным сроком, как за образ жизни, недостойный немца. Но и принудительно занятые рабочие не роптали, на общественных работах им платили в десять раз выше пособия по безработице.
Эрих помнил причину прошлого поражения Германии — удар в спину. Готовая дальше сражаться армия кайзера стояла на пороге Парижа. Еще один решительный удар и… Но немцы, в тылу развращенные лживой красной пропагандой и обманутые продажными либерастами, сами сгубили их Великую Империю.
Мудрый вождь учел ошибки прошлого и облагодетельствовал всех жителей немецких земель.
Сначала Адольф Гитлер заставил всех колеблющихся думать только о Германии, достойной вновь стать великой страной, равной другим державам. Партии, ведущие бесстыдный идейный террор против нации, запретили. Закрыли типографии, печатающие грязную литературу, а книги, несущие в народ лживые идеи прилюдно сожгли. Ликвидировали и газеты, отравляющие сенсационным бредом народ.
Геббельс пояснял Германии, что германский национал-социализм — это социализм исключительно для немцев. И пропагандой дело не ограничилось. Не признавая классовой борьбы, фюрер не стал ничего национализировать, а умудрился поставить хозяев в жесткие рамки единого хозяйственного плана, жесточайше контролируя куда идет прибыль.
Нацистское правительство решительно подошло к делу, став арбитром над трудовыми отношениями. Введен твердый рабочий день, обязательный и оплачиваемый отпуск, гарантии по старости. Ничего не решавшие, мутившие рабочий люд, профсоюзы распустили. Стране не нужны митинги, стране нужно процветание и достойное место в мире.
Взамен, новый единый «Немецкий рабочий фронт» объединил накормленных трудящихся, развернувшись с помощью государства в полную силу. Улучшились условия труда. Теперь на крупных заводах присутствовала столовая, спортивная площадка, а иногда и бассейн. На каждом предприятии работала ячейка нового профсоюза. Все вопросы решала «тройка»: местный профсоюзный босс, представитель партии и предприниматель. Хозяевам запретили держать деньги за границей. Да и экспорт поставили под контроль. Доходы от коммерции вкладывались в производство. Никто особо не роптал, а денег вдруг стало больше. Государство гарантировало заказ и покупало продукцию.
Немцы облегченно вздохнули, обретя социальный мир и веря в величие Германии. Никто теперь не бастовал, не голодал и не боялся остаться на улице. Заводам и полям требовалось все больше рабочих рук.
Для бедных строились государственные квартиры, купить которые можно было в рассрочку. Под бодрую музыку сносили бараки в трущобах. Немцу запретили прозябать в нищете. Чем больше в семье рождалось детей, тем больше помогало государство. Рабочий или бюргер мог отдыхать за треть цены, приобщаясь к культурным ценностям, когда-то доступным лишь аристократам. Остальное доплачивал новый профсоюз [157].
Подростки проводили лето в бесплатных лагерях. Инструкторы «гитлерюгенда» делали из них сплоченные отряды, яростно марширующие с красными знаменами под грохот барабанов. Внушалась мысль — забудь, что ты потомок фона, пролетария или крестьянина. Каждый из вас — песчинка несправедливо униженного германского народа, его честь, плоть и кровь. Для юношей строили огромные спортивные комплексы. Культура тела — приоритет истинного немца. Женщин законодательно постарались отстранить от физических работ. Следовало рожать и воспитывать детей. Особый закон даже запрещал строить квартиры меньше трех комнат — детям нужно место для игр.
Национал-социализм призывал ставить общее благо выше личного, думать о нации, каждому свое, а не одно и то же. Однако, честными, порядочными и верными надо быть только по отношению к представителям своей расы и никому другому. Их новый строй исключительно для немцев и на экспорт не пойдет. Не надо путать их социализм с коммунизмом большевиков.
Унтер-офицер Эрих Кон лишь радовался, видя, как растет рядом счастливое поколение. Показывая им, как обращаться с пулеметом, он думал — вот кто сделает Германию великой. А когда их призовут, он с радостью поможет парням стать настоящими солдатами, познать дух товарищества, взаимопомощи и самопожертвования, вынесенный еще его отцом из окопов первой мировой.
Кто мог противиться партии, творившей на земле немецкий рай. Жалкая кучка диссидентов вместе с отбросами общества отбывала наказание в концентрационных лагерях [158]. Даже честные коммунисты осознавали, что они, прежде всего, немцы! Они решительно рвали со своими функционерами без препятствий пополняя ряды партии, ведущей страну к общему народному счастью [159].
Германия никогда границ не закрывала. Любой иностранец, пусть он и ненавидел нацистов, мог приехать в Германию и ходить, где угодно, разумеется, за исключением тюрем и концлагерей. Маргиналы — позор любого государства. И многие, прозревали, видя единый народ, возрождавшуюся из нищеты страну.
Цивилизованный мир заслуги фюрера признал, сделав его человеком-загадкой тридцать восьмого года, гадая, каких еще неожиданностей надо ждать в следующем году [160].
Наводя порядок в доме, Гитлер шаг за шагом ликвидировал условия грабительского Версальского мира. Настала очередь рейхсвера оправдывать вложенные деньги. Подобно Левиафану, всплывшему из пучины моря, возродилась народная армия, обретая сразу сто тысяч опытных командиров.
Эрих с отцом получили первые офицерские звания. Теперь отец и сын служили не в разных батальонах, а в разных дивизиях. Но Генрих Кон бурчал, им командовал какой-то бывший полицейский. Он еще не забыл, как он дрался с ними в двадцатых.
